Жанна дАрк из рода Валуа. Книга третья - Марина Алиева

Сен-Дени. Санлис

(26 августа 1429 года)

По дороге в Сен-Дени войско Жанны и Алансона заехало в Санлис. Комендант местного гарнизона открыл ворота сразу и со всем почтением. Правда, отсутствие короля его несколько смутило, как и отсутствие какого-либо приказа, им подписанного. Но Алансон заверил, что появление его величества всего лишь вопрос времени, и комендант пообещал присоединить к отряду весь свой гарнизон. Правда, сослался на то, что к подобному выступлению готов не был, и выпросил несколько дней на сборы.

– Он тянет, потому что хочет дождаться короля, – сказал Жанне Алансон, когда передавал просьбу коменданта.

– Что ж, понять его можно.

Девушка вздохнула. Её не оставила убеждённость в том, что они поступают правильно. Но, если на лицах командиров Жанна ещё видела отражение собственной решимости, то колебания коменданта Санлиса напомнили и о другом. В его глазах все они будут выглядеть сборищем обычных бунтовщиков, если король разгневается настолько, что откажет им в поддержке и разрешении на штурм. А без этого разрешения Жанна отказывалась понуждать солдат к сражению.

– Сколько дней просит комендант?

– Два.

– Это плохо. Опять задержка.

Алансон озадаченно посмотрел на разбредающихся по двору солдат.

– Если король к этому времени не пришлёт хотя бы своего герольда, нам всё равно придётся выступить дальше.

– А если не пришлёт? Если не простит?

– На всё воля Божья, Жанна. Захватим, для начала, Сен-Дени. А там, глядишь, парижане и сами одумаются. Одно твоё присутствие должно их заставить. И хорошо, коли так бы и случилось. Ты заслужила войти в Париж первой…

– Нет, – Жанна решительно тряхнула головой – в столицу должен войти только законный король.

Ла Ир и де Ре, стоявшие неподалёку, переглянулись. Ла Ир слегка качнул головой, дескать, не отойти ли нам? И де Ре согласно кивнул в ответ.

Оба рыцаря отошли за кузню, возле которой теснились солдаты и оруженосцы, крайне довольные передышкой. Кому-то требовалось заменить подкову у лошади господина, кому-то выправить нагрудник и «залатать» кольчугу, а кто-то приводил в порядок оружие. Ла Ир несколько мгновений безмолвно наблюдал за работой мокрого от пота кузнеца, потом, словно нехотя, спросил:

– Жиль, у тебя нет ощущения, что этот поход может плохо кончиться, если мы без конца будем дожидаться нашего короля? Посмотри, эти люди не воевали уже давно и, судя по лицам, от осады Парижа тоже не ожидают ничего серьёзного. Похоже, они уверены, что Господь сделает за них всё, что нужно, потому что впереди Жанна, а за спиной король, который только и делает, что миролюбиво договаривается со всеми, вплоть до врагов! Но мы-то с тобой знаем, как обстоят дела на самом деле. И Алансон знает… И, кажется, короля он не особенно-то и ждёт. И вообще, предпочёл бы обойтись без него.

Де Ре бегло осмотрел собравшихся возле кузни.

– Если ты о том же, про что я думаю с начала этого похода, то разговор нам следует вести подальше от людских ушей.

– Смотря по тому, про что ты думал.

– Про бастардов. И про их наследственные права.

Ла Ир кивнул.

– Вот и я об этом. Но здесь не те уши, чтобы нас понять. И шумно к тому же. Вряд ли кто-то, кроме тебя, услышит, если я скажу, что сдача Парижа Жанне, а не королю, может многое изменить во Франции. Особенно, если Алансон поможет. О его влиянии на Жанну давно перешептываются все, кому не лень, и я по этому поводу не один нос расквасил. Но, если и столица откроет перед ней ворота, как открывали их все другие города, боюсь, наш прекрасный герцог сам заговорит о чувствах. А от чувств недалеко до откровений и до всего остального… Ты понимаешь, о чём я? Если Алансон сумел уговорить Жанну выступить против воли короля, что помешает ему уговорить её – ради государственного блага, конечно – принять и власть в свои руки. Руки Божьей посланницы и королевской дочери, которые – а после взятия столицы это станет ясно всем – более решительны и умелы, чем те, в которых эта власть сейчас!

Де Ре, подумав, с сомнением покачал головой.

– Жанна на это никогда не пойдёт.

– Сама по себе – конечно, нет! Но, если её начнут убеждать, что королевская кровь в ней – это та же Божья воля, то кто знает… Ты видел, как она смотрит на Алансона?

– Не присматривался.

– А там и присматриваться особо не нужно. Но нам, в связи с этим, надо определиться… Мне, тебе и прочим следует, уже сейчас, решить, будем ли мы помогать Алансону убеждать Жанну, или дождёмся его трусливое величество, покаемся в ослушании, и поднесём ему столицу, чтобы через месяц он полюбовно разделил её с Филиппом и Бэдфордом.

– Что ж тут решать, если для себя ты всё уже решил? – усмехнулся де Ре.

Ла Ир насупился.

– Не решил бы, не завёл этот разговор. Но я хочу знать, на кого ещё могу положиться. Бастард Дюнуа с Орлеаном нас поддержит, это бесспорно. Ксентрай, Лавали, Вандом, де Гокур. Твой приятель Ла Бросс, Сен-Север… Про Бурбона не знаю – он всегда предпочитал осторожничать – но не следует забывать о Ришемоне. Вот кого нашему войску явно не хватает… А ещё… Что? Что такое?

Де Ре прижал палец к губам, и Ла Ир завертел головой, думая, что кто-то их слушает.

– Давай закончим это разговор в другом месте, – бесстрастно глядя на него, сказал барон. – Лучше всего в Париже, если мы его возьмем.

И добавил, чуть тише.

– И если без короля…

* * *

Два дня прошли в ожидании, но никаких вестей так и не дождались. Утром 26 августа решили, что ждать больше нельзя, и выступили на Сен-Дени. Комендант отказаться от данного обещания не посмел, но отправил только часть своих людей, сославшись на то, что не может оставлять крепость совсем без защиты, да ещё без королевского приказа.

Однако, на прощание попросил Жанну благословить его и поклялся, что верит в Деву всей душой. Сказано это было вполне искренне, при всём войске, которое ответило громкими одобрительными возгласами.

– Видишь? Ты видишь? – еле сдерживая радость шепнул Жанне Алансон. – Эта вера даёт тебе полномочия почти королевские!

– Король у нас один, – отрезала Жанна.

И пустила коня в галоп.

Парижское предместье встретило вошедших в него воинов полным безлюдьем. Предупреждённые жители успели укрыться за городскими стенами, и это ужасно огорчило Жанну.

– Почему меня так боятся? – спрашивала она, проезжая мимо опустевших домов. – Разве я жгу своих пленников, или подвешиваю их в железных клетках? Я пытаюсь вернуть законному королю его земли, только и всего…

Атаковать городские ворота с ходу она не позволила. Сначала следовало разузнать насколько хороши укрепления и сделать предложения о добровольной сдаче. Но все попытки Алансона начать переговоры прошли впустую. Его учтивые письма должностным лицам города остались без ответа. И со стороны парижан парламентёров тоже не выслали. Более того, те сведения, которые удалось собрать о настроениях внутри столицы, говорили об одном и том же – в городе назревает паника, но о добровольной сдаче запрещено говорить под страхом смерти, потому что, Бог знает кто, распустил слухи о том, что «дофин, именующий себя королём», повелел отдать город на разграбление и полное уничтожение его жителей, невзирая на пол и возраст, с тем, чтобы, в конце концов, сравнять его с землёй! Многие верили. И, хотя с трудом выносили англичан за их дикие развлечения и хамство, безо всякого принуждения шли добровольцами в отряды городской милиции и на строительство укреплений. А Жанне, которая каждый день выходила осматривать городские стены, казалось, что наглухо запертый Париж смотрит в ответ с высокомерным презрением.

Кое-кто из командиров пытался совершать набеги на окрестности, где то и дело появлялись летучие конные отряды защитников города. Особенно частые стычки происходили возле мельницы у ворот Сен-Дени. Однако заканчивалось всё простым разорением близлежащих деревень. И, глядя на всё это, Жанна, почти физически ощущала – шансы на благополучный исход дела с каждым днём убывают. Её «прекрасный герцог» выходил из себя, доказывая, что бояться атаковать не надо! Что город пока укреплён не лучшим образом, но, если она промедлит, Филипп успеет его укрепить, потому что шпионы, которых он каждый день засылает под городские стены, доносят о работах, ведущихся день и ночь! Рассказывал о Людовике Люксембургском, который, от имени герцога Филиппа, заставил всех епископов, приоров ближних монастырей, прево Парижа и прочих должностных лиц заново принести присягу на верность английскому королю.

– Это говорит о том, что они боятся измены! – доказывал герцог. – А раз боятся, значит, есть основания… Парижане обязательно дрогнут так же, как дрогнули когда-то жители Труа!

Но Жанна на всё отвечала одно и то же:

– Здесь моё имя не ключ, а злое предостережение. Парижане не дрогнут. И мы должны дождаться короля.