Благословенный (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Так может быть лучше выучить солдат правильной стрельбе? — удивился я.

— Конечно, это было бы способнее. В бытность мою командиром Суздальского полку, я, бывало, на свои деньги покупал порох и свинец, для солдатской экзерциции. Тогда мы делали больше тридцати выстрелов в год, и солдаты наши после того стреляли верно. Но средство это накладное! Я, благодарение Богу и родителям, в средствах стеснён никогда не был, потому и закупал им выстрелы на свой счёт; а иной командир так не может. А бывает и наоборот, — даже три положенных залпа в год не выстреливают!

— А дорого стоит обучение стрельбе?

— Сами судите: в один выстрел батальон выпускает пуд свинца, а это нынче двенадцать рублей. Да еще пороху сожгут рубля на три!

— Да. Надо бы что-то с этим сделать. Для хорошего дела деньги-то можно выделить, как думаете?

— Так-то оно так. Но вот будут ли средства потрачены в науку солдатскую, или осядут по карманам — про то ведает лишь бог и полковой начальник.

Тут я крепко задумался. Действительно, вот, скажем, выделили мы тысячу рублей на обучение стрельбе N-ского полка. Деньги пришли в полковую кассу, и… что потом? Может быть, на них действительно купят порох, пули, выведут солдат в поле, и произведут положенное количество выстрелов. А может быть, тупо украдут, а наверх представят красивые доклады. И даже если пришлют в полк свинец на пули — где гарантия, что его просто не продадут за полцены? Как это отследить — поставить к каждому полку по соглядатаю? А если полковые коррупционеры с ним поделятся? Поставить ещё одного фискала, наблюдать за соглядатаями? Может быть, мы в итоге добьемся своего, но расходы на всех этих надзирателей окажутся таковы, что проще будет плюнуть, да и нанять уже готовых вояк-профессионалов…. или смириться с необученностью рекрутов.

Ладно, вопрос этот обдумаю в одиночку. Информацию для размышлений я получил, как будет свободное время, потихоньку её переварю. А сейчас надо пользоваться тем, что Суворов здесь, и слушает мои вопросы.

— Итак, Александр Васильевич: есть у меня к вам две просьбы. Прежде всего, составьте мне записочку о состоянии Вооружённых Сил наших, и желательных в них улучшениях. Со сроками я вас, упаси Бог, не неволю, уж как сможете. Особенно меня интересует ваше мнение относительно обучения войск — в какой срок можно подготовить из рекрута пригодного солдата, чему надобно учить, а чему нет.

Другой вопрос — о снабжении. Я слышал, кто-то из генералов,не помню кто, говаривал, что, ежели человек два года прослужил в интендантах, то можно его немедленно, без суда и следствия, вешать, поскольку он точно жулик. Есть ли у вас какие-нибудь соображения касательно провиантского и иного снабжения, его улучшения и исключению злоупотреблений?

И, наконец, по поводу артиллерии. Насколько нынешнее ея состояние соответствует назначению, целям, достоинству сего рода войск, и возможны ли в ней улучшения в материальной части и выручке. Но, вообще, Александр Васильевич, пишите всё, что считаете нужным донести до сведения императрицы. А я постараюсь ей в нужное время ваши мнения передать. Я могу надеяться на ваше содействие, граф Суворов?

Александр Васильевич в продолжении своей этой речи оживившимся взором смотрел на меня. Что таилось за донцами этих серых глаз, какая мысль тревожила его в это время? Верно, пытался понять, что я такое — изнеженный барчук, живущий в золотой клетке Зимнего дворца, или, может быть, будущий Александр Македонский, примеряющийся к своему Буцефалу?

— И входите ко мне в любое время по любому вопросу. По любому, Александр Васильевич! Помочь во всём я не обещаю, ибо далеко не всесилен, а подумать над решением всегда готов.

Я встал, давая понять, что встреча заканчивается.

— Должно быть, граф, у вас много других дел, так я не смею вас задерживать. Вы где остановились в Петербурге?

— У господина Хвостова — он родственник мне!

— Замечательно. Очень буду ждать от вас записку о состоянии армии!

Суворов поднялся.

— Великий князь, Александр Павлович, вельми рад знакомству! Хоть и не льщу себя надеждою дожить до дня, когда буду служить под началом вашим, понеже, являясь ровесником государыни императрицы, навряд ли ея переживу; а всё же рад интересу особы императорской фамилии к верным её войскам!

Суворов раскланялся. Когда он покидал комнату, я заметил, что он совсем даже не хромает. И почему все считали, что он должен быть хромым? Турки вроде даже прозвали его «Хромой паша»…

Впрочем, неважно. Он очень мне нужен, этот немолодой сухопарый человек. Он — один из краеугольных камней, на которых можно построить здание новой России. Только бы хватило мне ума и такта сделать всё, как надо!

* * *

Ну что же, война с Турцией наверняка закончится успешно. Где Суворов, там победа: впереди Фокшаны, Рымник и Измаил. Да и Потёмкин, как его не ругают за медлительность и сибаритство, дело своё, несомненно, знает.На юге всё будет хорошо.

А вот с «завоеванием Финляндии» дела шли откровенно «не очень». Россию на этом театре долго выручало два обстоятельства — мятеж финнов и вторжение в Швецию датских войск. Но в этом году Густав сумел разрешить обе эти проблемы: ему удалось арестовать большую часть мятежников-шведов.Несколько офицеров были обвинены в измене и расстреляны, остальные отправились в крепость.Заговорщики-финны в большинстве своём бежали в Россию. Императрица собрала их всех в местечке Терийоки, поставив во главе шведского полковника финского происхождения Георга Магнуса Спренгтпортена , и дозволила объявить им себя финским «правительством в изгнании». Думаю, не стоит говорить о том, что на Густава это подействовало как красная тряпка на быка.

С Данией тоже вышло нехорошо. Английский король Георг, несмотря на ожидания его смерти, выздоровел, и премьер-министр Питт младший снова вошёл в силу. В парламенте снова заговорили о войне с Россией, и под давлением Англии датчане вышли из войны.

Наша армия в Финляндии оставалась слабой. Прежде всего, у нас было откровенно мало войск, — всего 15 тысяч, и не имелось ни одного толкового полководца. Виновным тут надо признать Светлейшего Князя — Потёмкин откровенно тянул одеяло на себя, забирая в Екатеринославскую армию решительно всё, до чего он мог дотянуться.

Из-за этого нашими войсками в Финляндии командовал неспособный Валентин Мусин-Пушкин. Для меня долгое время оставалось загадкой, как этот бестолковый толстяк умудрился стать фельдмаршалом чуть ли не одновременно с самим Суворовым. Но вовремя приезда Потёмкина мне довелось наблюдать одну сцену на куртаге, где Мусин-Пушкин откровенно лебезил перед Светлейшим… а через несколько минут также заискивал перед его врагом Салтыковым. В общем, прекраснейший образец «паркетного» генерала.

Для Екатерины ничтожность Мусина-Пушкина не была секретом, но заменить его было особенно некем. Несмотря на неоднократные просьбы, Потёмкин не разрешал перевести из его армии даже не самых лучших военачальников. У Екатерины был еще один военный, вполне подходящий на роль командующего — Иван Салтыков, но из личной неприязни назначать его она не желала.

— Уж такой он гордец, просто ужас! Назначу, так придётся от него доклады выслушивать, а мне так не хочется иметь с ним дело!

С флотом тоже было не очень. Вместо умершего от болезни адмирала Грейга командующим флотом был назначен адмирал Василий Чичагов. Большинство моряков было недовольно этим назначением, отдавая предпочтение Вице-Адмиралу Александру Ивановичу Крузу, командовавшему Кронштадтской эскадрой. Он считался храбрым и способным флотоводцем, популярным среди капитанов, но Екатерина решила по-другому.

На одном из куртагов Иван Логгинович Голенищев-Кутузов, заместитель Чернышёва, отозвав меня чуть в сторонку, просил узнать, отчего же императрица сделала такой выбор.

— Василий Яковлевич, конечно, адмирал, увенчанный разными заслугами, особливо в деле исследования северных морей. Но очень уж осторожен, и большого военного опыта не имеет — в основном командовал он не флотами, а был всегда портовым начальником. Круз же прошлую войну ходил в экспедицию в Архипелаг, сражался под Чесмой, где едва и не погиб. Очень деятельный и храбрый флотоводец!