Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов - Эдуард Буйновский

Прошли годы, а потом уже и десятилетия. Все это время незримые, прочные нити связывали меня со Звездным, с моими бывшими коллегами по отряду, с их семьями. Вместе с ребятами я радовался их победам, огорчался поражениям, скорбил по поводу гибели Георгия Добровольского. Мне равно приятно общаться и с героями, и с неслетавшими, и летчиками, и инженерами. Надеюсь, что это взаимно. И еще. Ребята нашего отряда оказались верными старожилами Звездного. Все вместе, на глазах друг у друга. В этом есть и положительные, и отрицательные моменты. Но это уже отдельная тема. Я же льщу себя надеждой на то, что каждый мой приезд в Звездный, каждая наша встреча, запланированная или экспромтом, — это совместный экскурс в нашу уже далекую, но такую прекрасную космическую юность. Мне кажется, что в представлении ребят я выступаю как хранитель и носитель этих воспоминаний. Если это так, то обязуюсь выполнять эту почетную миссию и дальше. Хотелось бы верить, что не только мне приятны эти наши встречи.

Мы впереди планеты всей

Да! Возвращаться в коллектив, который пару лет назад с помпой отправлял тебя на борьбу за космические высоты и геройские звания, оказалось значительно сложнее, чем крутиться на центрифуге. Мне предлагали после отчисления остаться в Центре в должности инструктора с окладом даже выше того, что я имел, работая военпредом. Но я гордо отказался. А может быть, и зря. Несколько лет спустя после моего ухода у американских коллег был аналогичный случай: космонавта (фамилию запамятовал) отчислили почти по тем же причинам, что и меня, он остался инструктором, подтренировался и все же в космос слетал. Ладно. Все, что ни делается, делается к лучшему. Хорошая народная мудрость, помогающая спокойно перенести все житейские невзгоды, ошибки и превратности судьбы. Спасибо Михаилу Наумовичу Брегману — он с пониманием отнеся к моему положению и моральному состоянию и взял меня обратно в военное представительство. Торжественного сбора по случаю моего возвращения не было, все прошло тихо и скромно. Правда, находились отдельные друзья-приятели, которые, пусть даже и без злого умысла, но все же «подкалывали» меня по случаю несостоявшегося геройства. Старался на это реагировать спокойно, не всегда, правда, получалось.

За два года моего отсутствия в институте многое изменилось. Во-первых, сам институт переехал на новое место — в район теперешней станции метро «Калужская», а тогда далекой окраины Москвы. Мои друзья-военпреды продолжали заниматься разработкой и испытанием систем управления для боевых ракет. Мне там места не нашлось, о чем я очень сожалел: знакомый, отлаженный коллектив разработчиков, испытателей, смежников. И меня, как «специалиста» по космосу, бросили на контроль разработки системы управления новой грандиозной программы — создание лунных орбитальных (программа Л-1) и посадочных (программа Л-3) кораблей. Не могу сказать, что с энтузиазмом, но стал потихонечку втягиваться в работу. Схема действий военпреда, контролирующего космическую тематику, аналогична контролю разработок по боевой тематике, она до боли знакомая и до мельчайших деталей отработанная. Опять проекты, чертежи, схемы, жаркие споры с разработчиками, ночные бдения на стенде, длительные командировки на полигон, но уже не на так полюбившуюся мне вторую, а на сорок первую площадку, где собирался и испытывался очередной «Зонд» перед отправкой его для стыковки с «Протоном». Кстати, в одну из очередных командировок на полигон из Москвы пришло известие о том, что мне присвоено очередное воинское звание «инженер-майор». Вот я уже и старший офицерский состав! Банкета не было, но хороший товарищеский ужин постарался организовать. Учитывая, что «сухой» закон на полигоне еще не отменили, пришлось ограничиться традиционным «техническим продуктом».

Это был период, когда в отечественной космонавтике произошло существенное продвижение вперед практически во всех тематических направлениях. Причины и поводы здесь были разные. Прежде всего, это, как тогда говорили, противоборствующие страны вышли на новый виток гонки вооружений. А «движителем» технического прогресса в те времена продолжал оставаться хрущевский лозунг «Даешь ракеты!». Ну и конечно же плодотворный труд уже многочисленных к тому времени институтов, конструкторских бюро, промышленных организаций, в которых трудились молодые энтузиасты в новой и интересной области деятельности: создание ракетно-космической техники. Кстати, не бескорыстно. Молодой специалист, попавший в закрытый НИИ или КБ по этой тематике, получал как минимум в два раза большую зарплату, чем простой инженер, предел мечтаний которого на ближайшие пять лет после окончания вуза были 120–130 рублей. И что немаловажно, появились конкуренты и у патриарха отечественного ракетостроения Сергея Павловича Королева. А этому, в свою очередь, способствовали его неудачи в реализации лунной программы. Вот здесь-то во всей красе и проявилось это самое извечное соперничество между нами и Америкой в вопросах «кто впереди планеты всей» в части освоения космического пространства.

«Лунная» гонка началась еще в 1958 году, когда почти одновременно в сторону Луны были запущены американская станция «Пионер» и советская (королевская) лунная станция Е-1. Обе попытки оказалась неудачными по аналогичным причинам — взрыв ракеты-носителя. Но это не остановило ни нас, ни американцев. Почти одновременно каждая из сторон предприняла еще по три попытки. И тоже неудача! Наконец с четвертой попытки соперникам удалось преодолеть земное притяжение и двинуться в сторону нашей извечной спутницы. И здесь, что нечасто бывает, мы оказались солидарны. Оба посланца Земли пролетели мимо Луны. Первыми опомнились практичные американцы и решили прекратить эту гонку. Но советский человек тверд в достижении поставленных целей! Королев не был бы Королевым, если бы не убедил высших партийных и государственных чиновников и советскую общественность в необходимости продолжить столь важную для блага нашего народа программу освоения Луны. Всего до конца 1965 года в сторону нашей упрямой спутницы было направлено более двадцати (!) советских станций, и все они по разным причинам не решили в полном объеме те задачи, которые перед ними ставились.

Полет Гагарина заставил извечных соперников по-другому посмотреть на программу освоения Луны: кому теперь нужны полеты автоматических станций, если появилась возможность уже человеку не только облететь Луну, но и произвести посадку на ее поверхность, естественно, с возвращением его на Землю? И вот он, очередной виток «космического» соперничества! Умудренные предшествующим печальным опытом расчетливые американцы начали последовательную, поэтапную отработку новой лунной программы, конечная цель которой — посадка американского лунного модуля с астронавтами на борту на поверхность Луны и возвращение их на Землю. Решение этой национальной задачи подпитывалось практически неограниченным финансированием со стороны правительства США. Результат общеизвестен: 20 июля 1969 года астронавты Нил Армстронг и Эдвин Олдрин первыми из землян ступили на поверхность Луны, а подстраховывал их и поджидал на окололунной орбите для возвращения домой их коллега — астронавт Майкл Коллинз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});