Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 1. 1913-1933 - Марина Сванидзе

В 1927-м суть платформы левой оппозиции состоит в следующем. Группа Сталина, фактически определяющая политику центральных учреждений партии, оказалась бессильной предотвратить "непомерный рост тех сил, которые хотят повернуть развитие нашей страны на капиталистический путь, что ведет к ослаблению рабочего класса и крестьянства против растущей силы кулака, нэпмана и бюрократа".

Левая оппозиция в лице Каменева, Зиновьева и Троцкого подчеркивает, что в стране существуют две исключающие друг друга позиции. Одна выражает интересы новой буржуазии, надеется на частную инициативу, ослабляет плановое начало в экономике.

Вторая позиция основана на том, что победу социализма можно обеспечить, только если пролетарская государственная власть сначала отстроит промышленность, потом поможет отсталой деревне и тем самым поднимет там производительность труда на основе коллективного машинного земледелия. Это путь социализма — указывалось в платформе левой оппозиции.

Оппозиция подчеркивает: "Сталинская линия состоит из коротких зигзагов влево и глубоких вправо". Это фрагмент из последнего документа "левой оппозиции" под названием "Платформа большевиков-ленинцев".

И. В. Сталин

Он появился в сентябре 1927 года. В нем ничто не говорит о том зигзаге влево, который Сталин сделал еще весной.

Апрельский пленум ЦК 1927 года принял решение о снижении закупочных цен на зерно. Для кулаков и середняков, то есть тех, кто производит товарное зерно и привык продавать его в рыночных условиях НЭПа, это решение оказалось полнейшей неожиданностью. В 1925 и в 1926 годах Сталин регулярно повторял слова о необходимости умиротворения деревни. Говорил, что демагогические предложения оппозиции о насильственном изъятии хлеба — это вздор, создающий дополнительные трудности. Теперь крестьяне отказались отдавать хлеб за бесценок и были немедленно обвинены в "хлебной стачке".

Замаячили проблемы с хлебом для города и армии. При этом Сталин говорит о близкой возможности нападения блока капиталистических государств на СССР, проводится пробная мобилизация. В городах начинается массовая закупка муки, сахара и мыла на случай войны. В некоторых деревнях вообще считали, что война уже началась. Из информационной сводки ГПУ: "В связи со слухами о войне и о смене власти отмечаются случаи выхода пионеров из пионеротрядов. Во избежание мобилизации в некоторых губерниях члены ВЛКСМ выходят из комсомола. В ряде районов крестьяне, опасаясь мобилизации, продают хороших лошадей или обменивают их на более худших. В Молдавии в связи с этим цены на бракованных лошадей поднялись на 100 процентов".

Мощности советского ВПК в начале 1927 года составляют 50 процентов от уровня 1916 года. По сути, у Сталина нет противоречий с Троцким, с лидером левой оппозиции. Он совершенно согласен с ним в том, что надо форсированно, несмотря ни на что, поднимать тяжелую промышленность, разгромленную революцией. Сталинский шаг со снижением закупочных цен на зерно по сути своей левацкий и достоин Троцкого. Сталин ступил на его поле. Теперь на этом поле Сталин должен остаться один. По логике игры на этом поле Сталин обязан перейти в наступление на нэп.

Атака на нэп была предопределена характером самого Сталина. Он был совершенно готов к чрезвычайным мерам и абсолютно не подготовлен к сложному экономическому маневрированию, которое имеет мало общего с политическими разборками. Кроме того, сам нэп к 1927 году исчерпал свои скромные возможности. Расширение экономической свободы, привлечение частного капитала в промышленность повлекли бы за собой изменение политического режима с неизбежным расширением демократии в перспективе. Отказ от нэпа снимал не только эту проблему.

За десять лет после Октябрьского переворота партийная и советская система превратилась в грандиозную буксующую бюрократическую машину. Соответственно в рабочей и крестьянской среде поднимаются мощные антибюрократические настроения. Эти протестные настроения начинают выстраиваться в серьезную угрозу власти. Десять лет спустя после 1917 года население надеется увидеть плоды революции. Но в массовом сознании плоды революции по-прежнему понятны исключительно в виде распределения всем и поровну. Поэтому к 1927 году для рядового советского человека бюрократ и нэпман сливаются воедино. Более того, вовсю идут разговоры о том, что власть, допустившая нэп, обуржуазилась. Разговор на улице совпадает с формулировкой левой оппозиции: "сторонники Сталина — буржуазные перерожденцы". Возникшая в головах людей связка нэпман-бюрократ или, точнее, непман-представитель власти была виртуозно разрублена Сталиным. "Новая буржуазия", то есть имущие, была жестко противопоставлена власть имущим. Начался массированный пропагандистский наезд на частного предпринимателя. Его не жаловали раньше, но теперь его открыто, на глазах, превращали в классового врага, ответственного за кризисные явления в стране. Экономических проблем это не решало. В психологическом плане отлично готовило население к политике "большого скачка", заложенной в первом пятилетием плане. Стремление к новой "экспроприации экспроприаторов" захватывало население. Революция не оправдала надежд. Значит, нужна новая революция. Рабочий Темкин писал Сталину: "Как смотрит рабочий, измученный, истрепанный, больной, никак не могущий отравиться за 10 лет революции, на капиталиста-буржуя? Да он готов броситься, разорвать его на кусочки, уничтожить кусочки его, злоба кипит, рабочий недоволен".

Частных предпринимателей уже переводят в разряд "неграждан". Правительство, не справляясь с экономической ситуацией, летом 1927 года изъяло вклады граждан из сберегательных касс. Группа анонимных граждан в августе 1927 года написала заявление в ЦИК СССР, где требовала возвращения вкладов. При этом в заявлении указывалось: "Буржуям, у которых лежит более 5 тысяч, — ничего не отдавать".

То, что на частных предприятиях заработки рабочих выше, что хозяин делает им подарки, только углубляет ярость рабочих государственных предприятий. Сталину несложно идти им навстречу, взвинчивая антинэповскую атаку. Перед лицом массовой безработицы в стране рабочие частных предприятий иногда отказываются от повышения зарплаты ради содействия хозяину в сохранении его дела, обращаются в госорганы о снижении налогов с хозяина. То есть эти рабочие действуют прагматически и тем самым усиливают неудовольствие власти. Хрущев в воспоминаниях пишет: "Мне всегда было больно смотреть, потому что больше толпилось людей у частных магазинов". Усугубляют ситуацию и крепкие крестьяне, производящие товарное зерно. Они говорят. "Через капитал и буржуазию построим коммунизм, и другого выхода нет, а использовать капитал и буржуазию можно и легко, если с умом".

На долю частного сектора приходится 75 процентов товарного оборота к 87 процентов промышленного производства. Частный сектор восстанавливает экономические связи между регионами, заставляет хоть как-то вертеться государственные предприятия. При этом на его долю приходится только 1 процент национального дохода. Это в основном мелкий бизнес, крупных состояний — по пальцам одной руки. Во многом они построены на спекуляции. Из старых деловых кругов никого не осталось. Пока бизнес не пошел в крупную промышленность, его надо валить.

Г. Е. Зиновьев в Петрограде. Начало 20-х годов

Зиновьев должен был быть счастлив. Он еще на заре НЭПа призывал "переломать хребет всем противникам диктатуры пролетариата". В середине 1920-х годов говорят по-другому: "Это был бы прекрасный нэп, если бы этот нэп был без нэпманов и без кулаков". Так говорят в новой партийно-бюрократической среде.

Литератор Виктор Серж (настоящая фамилия Кибальчич, он племянник народовольца Николая Кибальчича) пишет: "Каменев и Зиновьев — строители бюрократической машины, вне которой ничто не могло жить". Третьим с ними на строительстве этой машины был Сталин. К 1926 году все было практически готово. Первая крупная победа Сталина над Троцким в это время одержана не только в силу успешных внутрипартийных комбинаций, но и потому, что левацкая революционность Троцкого-Ленина похоронена твердокаменным бюрократческим аппаратом. Ближайшие соратники Ленина Зиновьев и Каменев отстраивали его как могли. Зиновьев более успешно. У себя в Петрограде он создал собственный двор.

Двор, то есть аппарат, построенный на родственных связях и личной преданности хозяину. Жена Зиновьева Злата Лилина возглавляла губернский отдел народного образования. Ее брат Илья Ионов возглавлял издательство Петроградского совета. Муж сестры Зиновьева Самуил Закс в Москве возглавлял аппарат Госиздата.

Все это семейство Зиновьева травило Горького, который захотел одновременно сидеть на двух стульях — быть вместе с большевиками и при этом подкармливать старую интеллигенцию. Горькому было дозволено открыть собственное издательство. Брат жены Зиновьева Ионов, возглавлявший издательство Петроградского совета, усмотрел в Горьком прямого конкурента. Горький получал деньги, которые могли бы достаться ему, Ионову. В Госиздате также свои коммерческие, далекие от идеологии планы. Исполнительным директором у Горького был его приятель, известный коллекционер и художник-карикатурист Зиновий Гржебин. Именно на Гржебина навалились Зиновьев с шурином Ионовым и свояком Заксом. Закс писал лично Ленину, говорил, что тот совсем не знает Горького, что Ленин вообще скверно разбирается в людях. Даже припомнил Ленину его доужбу с внедренным в партию сотрудником царской полиции Романом Малиновским. Основной лозунг зиновьевской игры против издателя Гржебина: "Еврей Гржебин обирает не только русских писателей, но и русский пролетариат. Гржебин транжирит деньги трудового народа". Неординарно в этой ситуации од но: с антисемитской позиции выступают партийные и советские чиновники, являющиеся этническими евреями и не скрывающие своей национальности. В разгар советской власти, после сталинской кампании по борьбе с космополитизмом, подобное будет уже немыслимо. Еврейское происхождение будет тщательно сбываться теми лицами, которые сумеют гробиться в высшую партийную среду.