Продается Япония (сборник) - Саке Комацу

Я облегченно вздохнул. Теперь наши силы были равны. Сумасшедший, даже если он способен на игру софизмами, все же не более, чем сумасшедший. Нет, не такой простоте тягаться со мною, который зубы съел на словесных фокусах… Сбросив с плеч эту тяжкую ношу, я решил немедленно уладить вопрос о содержимом карманов моего беспокойного гостя. Я спросил:

— Послушайте, а что это вы все ищите?

— Да нож. Только я его, кажется, забыл.

— Нож?

— Да. Никогда не расстаюсь с ножом, всегда ношу с собой…

8

Какое-то дурное предчувствие заставило меня бросить взгляд на свой рабочий стол. Это было моей ошибкой.

Из-под кипы черновиков выглядывало холодно блестевшее широкое лезвие альпинистского ножа. Нож этот был тяжелым — я употреблял его как пресс, и очень острым — я пользовался им вместо ножниц. И при случае он мог служить превосходным оружием. Я сразу отвел от него взгляд, но было уже поздно. Гость оказался невероятно проворным. Едва ли не единым движением он соскользнул со стула, обогнув стол, пересек комнату, и нож очутился в его руках. Уже одно это полностью деморализовало меня.

Впрочем, на физиономии его, когда он повернулся ко мне, не было заметно никаких следов возбуждения. И на том спасибо. Он попробовал лезвие пальцем. При этом он улыбался своей прежней, как бы пристыженной улыбкой. Видимо, дело все же обстояло не так скверно, как я опасался. Ведь есть же дети, которые привыкли обгрызать себе ногти, есть и психи, которые привыкли чистить ногти ножом, чего же тут волноваться?

— Отличный нож, — сказал он. — Настоящий олений рог?

— Настоящий.

— Не могли бы вы одолжить его мне ненадолго?

— Зачем вам?

— Я думаю, сэнсэй, мы с вами прекрасно поладили. Честное слово, не знаю даже, как мне отблагодарить вас… Но вы сами знаете, желания наши безграничны… Если бы вы взяли на себя труд подкрепить свои слова делом, я не имел бы к вам больше никаких претензий… Очень вас прошу, сэнсэй, окажите мне эту любезность, ладно? Подтвердите нашу с вами близость по духу… — С этими словами он взял нож за лезвие и застенчиво протянул его мне рукояткой вперед. — Дело очень простое. Всего-навсего ткните для пробы…

— Куда ткнуть?!

— В меня, конечно.

— Что за глупая шутка!

— Но я же марсианин.

— Да вы же сами сказали, что, если вас порезать, потечет кровь.

— Но не кровь человека, а кровь марсианина.

— Перестаньте фиглярствовать!

— Удивительное дело… В своих сценариях, сэнсэй, вы убиваете марсиан направо и налево. Только на моей памяти было убито не менее двухсот. Я уж не говорю о массовых побоищах…

— Да ведь это только на словах…

— Я думаю, здесь нечто другое. Предрасположенность к убийству марсиан заложена у вас в душе, сэнсэй. Именно поэтому ваше воображение создает таких чудовищ, всяких там стоножек, сколопендр, червей с отростками, бородавчатых шаров… живой дым, прыгающих песчинок, жидких существ, которые взбираются на потолки… Потому что их можно убивать без зазрения совести.

— Неправда! Я вам уже говорил, что стараюсь выбрать такие формы, которые не бросаются в глаза, которые человек не замечает.

— А для чего?

— Я пытаюсь напоить черным кофе тех, кого убаюкивает обманчивая повседневность, обманчивый покой.

— Кофе, который возбуждает воинственность и призывает к убийствам?

— Вам известно, что такое аллегория? Мне уже надоело объяснять. Возьмите на себя труд подумать хорошенько, и вы поймете, что почти все марсиане, на которых я нападаю, есть в конечном счете как бы символы человеческого зла внутри нас. Ведь враг — это не только и не обязательно агрессор извне…

— Звучит вполне благопристойно. А на деле? Если бы я не был совсем как человек, а что-то вроде огромного слизняка, покрытого бородавками, вы бы, сэнсэй, безо всяких моих просьб бросились бы на меня с ножом, не правда ли?

— Так или иначе, но я вас очень прошу… Положите, пожалуйста, нож на место…

— Ишь, какой вы хитрый, сэнсэй! Лучше вспомните, что ведь я сам обратился к вам с маленькой просьбой. Законов, запрещающих убивать марсиан, у вас здесь нигде нет… Наружность моя пусть вас не смущает, ничего вам за это не будет, так что действуйте с легким сердцем… — С этими словами он небрежно приставил острие ножа к своему боку и приглашающе похлопал другой рукой по головке рукояти. Стукните как следует по этому вот месту, вот и все.

— Оставьте меня в покое!

— Не понимаю… Выходит, вы меня обвели вокруг пальца, и я радовался преждевременно.

— Погодите, — сказал я, бессознательно отодвигаясь от него к противоположной стороне стола. — Как к марсианину я действительно испытываю к вам вполне естественный интерес. Однако интерес — это одно, а доверие к вам — совсем другое. Возможность перерастания интереса в доверие способна возникнуть лишь в ходе достаточно длительных собеседований. Поспешность может только повредить нам. Вот так. Поставьте себя на мое место…

— На вашем месте я бы сразу ударил! — Зловеще-привычным движением руки он перевернул нож и стиснул рукоятку. — Уж у меня-то, сэнсэй, нет ни капли сомнения в том, что вы землянин. И я твердо знаю, что марсианские законы не будут нарушены, если я убью землянина.

— Это совершенно другое дело. При перестановке слагаемых сумма не всегда остается неизменной. Вы все время шарахаетесь из одной крайности в другую. Нельзя же так. В мире существует не только белое и черное, есть еще какая-то середина. И всякое соглашение начинается именно с этой середины. Насколько я понимаю, вы стремитесь к соглашению… Послушайте, я вас прошу, пожалуйста, не держите так этот нож! Видите, я уже взмок от пота. И весь побелел, наверное. У меня идиосинкразия к режущим предметам…

— Да, действительно… Кажется, я напугал вас… — Он медленно опустил нож. — Значит, сэнсэй, вопреки моим ожиданиям вы — гуманист? И с моей стороны было глупо воображать, будто вам нравится убивать марсиан…

— Ну разумеется! Странно даже, что мой почитатель мог так ошибиться во мне… Сказать, что я мухи не трону, было бы, пожалуй, преувеличением, но я совершенно уверен, что по своему духу уважения к жизни не уступаю никому.

— Но ведь букашек-то вы убиваете?

— Только вредных.

— Наговорили вы здесь всякого, а все-таки убить меня вам мешает только мой внешний облик. Если бы я был — ну пусть не букашкой и не слизняком, а если бы у меня была, например, кожа зеленого или фиолетового цвета или если уши у меня были бы вершка на три длиннее, вы бы тут же раздавили меня, как букашку, не правда ли?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});