Продается Япония (сборник) - Саке Комацу

— Гм… пожалуй. Какой-то этакий… пронзительный…

В ту же секунду он пристукнул по краю стола сложенными пальцами.

— Опять вы лжете! Прошу вас, сэнсэй, постарайтесь впредь не раздражать меня. А то у меня возникает такое чувство, будто под моей кроватью устроили себе гнездо полосатые москиты. Вы, разумеется, верите не мне, а моей супруге, и это вполне естественно, не так ли? Раз уж я, подозреваемый, утверждаю это, значит, так оно и есть, и нечего вам здесь путать. И прошу вас, давайте теперь говорить серьезно.

— Ну что ж, давайте серьезно.

— Итак, во-первых… — Он поднял руку и загнул один палец. — Вы поверили моей супруге и считаете меня душевнобольным, вышедшим из больницы. Так?

— Пожалуй, что и так…

— Далее, второй вопрос. — Он загнул второй палец. — Если я тем не менее вопреки этой клевете продолжаю утверждать, что я марсианин… Нет, никаких «если»… Я действительно утверждаю это со всей решимостью! Пусть меня считают сумасшедшим, я от правды не отрекусь! Факты — упрямая вещь, не так ли? То, что я — марсианин, как и то, что я не сумасшедший, это незыблемые факты. А вот вы, сэнсэй, не желаете этого признавать. Вы не постеснялись во всеуслышание объявить, что больше доверяете моей предательнице-жене, которая изводит мужа подозрениями и распускает бесстыжие сплетни о нем посторонним людям. Нет, я не хочу сказать, что подозреваю вас и мою жену в преступной связи, мне вообще чужды безнравственные фантазии ревности… Но все же как-то странно… Чем больше я думаю об этом, тем меньше понимаю. Вы впервые в жизни слышите по телефону голос женщины, которую вы никогда и в глаза не видели, и этот голос значит для вас больше, нежели слова человека, сидящего с вами лицом к лицу…

Пальцы его поднятой руки сжались так, что побелели костяшки, горячий пот, должно быть, закипел в этом кулаке. Огонь с нарастающей скоростью подбирался к динамиту по бикфордову шнуру, и я, конечно, в панике бросился спасаться от брызгающих искр.

— Погодите, но ведь в жизни бывают факты более подозрительные, чем в романах, — заговорил я. — В реальном мире есть масса поистине потрясающих вещей. Например, эти a, k% летающие блюдца…

— Летающие блюдца?

— Да, о них, вероятно, сообщат в конце будущей недели, так что вы услышите… Или вот пример совсем из другой области: гималайский снежный человек…

— Что вы хотите этим сказать?

— А собственно, вот что… Хочу спросить: существовала ли Америка до того, как ее открыли? Как вы полагаете? По общепринятым представлениям, Колумб смог открыть Америку именно потому, что был убежден в ее существовании еще до своего открытия. Нет, это пожалуй, слишком упрощенно… Я ведь что утверждаю? Что философия или там методика, объясняющая взаимозависимость между открытием и существованием… Мне кажется, это крайне сложный, запутанный вопрос…

— Сэнсэй, мы же условились говорить серьезно.

— Конечно, серьезно! Скажем, вы не можете со всей ответственностью утверждать, что снежный человек существует, не так ли? Разумеется, вероятность этого достаточно велика, она больше, например, вероятности того, что вас или, скажем, меня выберут на будущий год Мисс Вселенной… Только вот допустимо ли так просто признавать его существование еще до того, как его открыли?..

— Да что я вам, снежный человек, что ли? — простонал мой гость. Он захлопал по карманам, словно отыскивая что-то, и продолжал: — Хватит надо мной издеваться. У меня терпенье лопается, когда на меня смотрят, как на вздорного болтуна… Да где же он, неужто я его позабыл? Дерьмо собачье, голова кружится, сейчас кровь носом пойдет…

Что он ищет? Платок, чтобы вытереть кровь из носа? Это бы еще ничего, но только ищет он предмет более определенной формы, если судить по движениям его рук. Странно, необычно… Я горячо сказал:

— Ну при чем здесь вздорный болтун? Не торопитесь. По-моему, вы меня не поняли. Вот я — человек занятой, однако же уделяю вам время…

— Потому что боитесь мне противоречить.

— Знаете, все ваши разговоры мотаются, как маятник, вокруг одного и того же…

— Это вы виноваты. Это из-за вас я не могу продвинуться ни на шаг, потому что вы считаете меня сумасшедшим.

— Одну минуту, погодите-ка! Что вы конкретно хотите от меня? Что я должен сделать, чтобы вы были довольны?

— Я вам уже сказал. Я хочу, чтобы вы проявили подобающий интерес к тому факту, что я марсианин… по меньшей мере к этому факту.

— Само собой разумеется. Я, знаете ли, уже почти два года живу бок о бок с марсианами.

— С выдуманными марсианами…

— Разумеется, с выдуманными. Но для меня они не менее реальны, чем внешний мир. И не думайте, что мне неинтересно было услышать от вас, будто вы марсианин. Марсиане для меня лучшие товарищи и собеседники.

— Выходит, вас не интересуют только такие марсиане, которые выглядят, как я. Ведь марсианин, который совсем как человек, не имеет ничего общего с теми марсианами, которых вы так любите, сэнсэй.

— Здесь вы тоже меня не поняли. Как вы знаете, мои марсиане прибывают на Землю в обличье, которое не должно бросаться в глаза. Если разумные существа посещают иные планеты, то уж до этого они должны додуматься, не правда ли? И с этой точки зрения ваш камуфляж может считаться образцом логического совершенства. Думается, среди изобретенных мною марсиан вы заняли бы главенствующее положение.

— Вы это серьезно?

— Разумеется, серьезно. Ох ты, сигарета погасла, а я и не заметил…

— Я был бы очень рад, если б мог этому поверить…

— Да нет же, у вас это превосходно получилось! Я вот не додумался до того, чтобы изменять своих марсиан до такой степени. Ведь как ни приглядывайся, нипочем не скажешь, что вы — марсианин. Где бы вы ни были, никто не догадается, каково ваше истинное лицо.

— И все же, сэнсэй, я приношу извинения, так как обманул ваши ожидания… Дело в том, что я совершенно не менялся.

— То есть это ваш настоящий вид?

— Да. Сколь это ни прискорбно, но если меня порезать, у меня пойдет кровь. Красная кровь, совсем как у людей…

— Ну хорошо, хорошо. Не принимайте этого так близко к сердцу. Вот ведь говорят, что путь к необычному лежит через обычное.

— И все же я позволяю себе надеяться… — Он скосил глаза и поджал губы, и вдруг, словно мгновенно сменилась маска, лицо его приняло прежнее, первоначальное выражение благоразумия и респектабельности. Трудно было даже представить себе его облик за мгновение до этого — зловещий, исполненный мрачной жестокости. — Ну вот и прекрасно, произнес он. — Нет, глаз у меня все-таки верный… Я верил, что уж вы-то, сэнсэй, обязательно меня поймете.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});