Плавучий город - Эрик Ластбадер

— Катсуодо, вот кто стоит у нас на пути. — Оками смотрел на бурую стоячую воду, опершись о чугунную ограду. — Он ярый противник того, чтобы якудза сотрудничала с американцами, и убежден, что оккупационное командование использует нас в качестве щита против коммунистов, заставляя делать грязную работу, которую сами американцы делать не хотят.

— В определенной степени он прав, — кивнул головой полковник, — но недальновиден. Если коммунисты вторгнутся в Японию, плохо будет не только американцам, но и самой якудзе. Так почему бы якудзе не пожертвовать кое-чем для американцев? В конце концов, членам этой организации очень неплохо платят за то, что они делают.

Оками проворчал:

— Не стоит обращать внимание на слова Катсуодо. Он оябун клана Ямаути и страшится моего могущества. Не забывайте, что именно я привел его к власти. Теперь вижу, что ошибся. Вопрос об отношении к сотрудничеству между якудзой и американцами стал для него своего рода лакмусовой бумажкой, с помощью которой он проверяет, кто из оябунов на моей стороне, а кто — на его. Вот почему он так упрям и несговорчив. И теперь, прилагая усилия, направленные на тотальный изоляционизм, он инспирировал серьезные столкновения между кланами. Такие действия, направленные на раскол якудзы, совершенно недопустимы. В подобной ситуации Япония уже была в конце шестнадцатого века, но к власти пришел Токугава, он объединил всех оябунов и держал их под контролем. Именно такой человек необходим нам сегодня.

Покуривая трубку, полковник глубоко затянулся.

— Это интересная мысль, мой друг. Однако до сих пор ни один оябун не мог с этим справиться. — Линнер выпустил изо рта облачко дыма и смотрел, как оно постепенно растворялось в воздухе. — Но на будущее... — казалось, эта идея заинтересовала Линнера. Немного помолчав, он сказал: — Знаете, даже слухи о появлении такого человека укрепили бы позиции якудзы. Это может быть полезным для всех нас.

В который раз Оками был поражен способностью полковника использовать простые идеи для достижения своей конечной цели. В этом смысле он действительно умел превращать камни в золото. Затем они приступили к обсуждению вопросов, которые требовали решения не в будущем, а в настоящем.

— Катсуодо Кодзо необходимо постоянно отговаривать и разубеждать, — сказал Оками. — Вот тут и пригодится Токино Каеда. Он сообщил мне о том, что есть абсолютно надежный способ покончить с Катсуодо. Оябун не умеет плавать. Это держится в строжайшем секрете, но Каеда, будучи одним из наиболее приближенных лиц Катсуодо, конечно же посвящен в эту тайну. И через неделю тело оябуна будет найдено где-нибудь в реке Сумида, вот тогда мы сможем продолжать переговоры с Уиллоуби и его кликой военных преступников.

Линнер согласно кивнул, набивая трубку новой порцией табака. Оками искоса следил за его движениями, пытаясь понять, что происходило сейчас в голове этого неординарного человека. Признаться, несмотря на все усилия, Оками никогда не мог до конца понять полковника и ни капли не сомневался в том, что если бы тот избрал своим занятием игру в шахматы, то стал бы величайшим гроссмейстером мира. Дэнис Линнер умел видеть на сто шагов вперед, и это поражало Оками. От этого человека Оками научился гораздо большему, чем у всех своих прежних учителей, наставников и сенсеев. Полковник глубоко понимал жизнь во всех ее бесчисленных проявлениях, суть которых просто и ясно излагалась учением Синто.

Это был непреклонный, порой суровый человек. Впрочем, и у него бывали минуты легкомысленного веселья. Однако Оками видел, что полковник строго контролировал их количество. Казалось, Дэнис Линнер взвалил на свои плечи всю тяжесть того нового мира, который он так страстно хотел создать. Помимо всего прочего, полковник Линнер был еще и архитектором мечты. Его представление о том, какой станет Япония в один прекрасный день, наполняло воображение Оками калейдоскопическими картинками, отображающими неумолимый рост империи и распространение ее по всей территории тихоокеанского региона.

Оками опустил руку в бумажный пакетик и сунул в рот несколько соевых конфет — уж лучше злоупотреблять сладким, чем спиртным, которое, по замечанию полковника, медленно убивало его.

— Так я поговорю сегодня с Каедой?

— Подождите, — неожиданно ответил полковник. — Я бы хотел сначала поговорить с Катсуодо Кодзо.

— Зачем?

— Я хочу убедиться в том, что ликвидировать его — это единственный выход из создавшегося положения.

Оками сунул в рот еще несколько конфет.

— Что ж, может, оно и к лучшему. Катсуодо презирает всех западноевропейцев и американцев. Поговорив с Линнером, он не удержится от оскорблений и сам себя приговорит к смерти.

Назавтра в полдень полковник появился в резиденции Катсуодо Кодзо, которая была расположена на окраине города и представляла собой комплекс из четырех зданий, разместившихся на хорошо ухоженной и огороженной территории. Одно из зданий было предназначено для Катсуодо и его семьи, остальные — для телохранителей, советников и двух его сестер с семьями.

Оябун продержал полковника в ожидании почти целый час — в одиночестве, не предложив ни выпить, ни закурить. Это было непростительным нарушением правил приличия. Но Дэнис Линнер не был японцем и потому не заслуживал, чтобы ему оказывали те знаки внимания, какие обычно оказывают цивилизованным людям, то есть японцам. Впрочем, полковник не обратил на это никакого внимания. Он уже привык, что японцы так с ним обращались, но это были люди, которые совсем его не знали или знали слишком хорошо. В ожидании Катсуодо Дэнис Линнер не терял времени, разглядывая через окно приемной внутренний двор.

Последнее время клан Ямаути был занозой в его делах. Подобно промышленникам в довоенной Японии, клан Ямаути на протяжении почти всей истории своего существования проводил экспансионистскую политику. Похоже, все оябуны этого клана были сделаны из одного теста — высокомерные, уверенные в себе и своем могуществе, жадные до всего люди. В своем клане они поощряли дух крайней изоляции, что порождало у членов якудзы ощущение кажущейся неуязвимости. Считалось, если ты не принадлежишь обществу, то его законы не властны над тобой.

— Ищете бреши в моей обороне?

Обернувшись, полковник внимательно посмотрел на вошедшего хозяина дома. Голова его представляла собой череп, туго обтянутый кожей. Глаза горели лихорадочным неестественным блеском параноика. Он сменил домашние тапочки на уличные туфли, которые полагалось надевать в приемной с холодным каменным полом, потому что это помещение не считалось частью дома.

— Сказано настоящим даймё, — сказал полковник с оттенком удивления в голосе. Вероятно, такой подход к Катсуодо Кодзо был ошибкой. Впрочем, полковник сомневался, что к этому человеку вообще можно было найти какой-нибудь подход.

— Я не самурайский феодал, — фыркнул Катсуодо с еле скрытым негодованием. — Я не обладаю кастовыми привилегиями, присущими самураю по праву рождения. Я добился всего, что имею, благодаря собственной воле и способностям. Мое положение не слишком значительно в этом мире. Все, чего я достиг, похоже на произведение искусства — я могу продемонстрировать свои достоинства лишь в небольшом кругу единомышленников.

— А чего же вы хотели? Вы — преступник.

Тень улыбки промелькнула по лицу Катсуодо.

— Прошу поправить меня, если я не прав, но разве некоторые из ваших близких друзей не являются преступниками? — спросил он язвительно.

— Моя работа требует от меня поддерживать знакомства среди представителей разных слоев японского общества.

Хозяин дома кивнул.

— Однако вы, похоже, питаете несомненную склонность к тем, кого именуете криминальным элементом.

Стало ясно, что Кодзо не собирается приглашать полковника в дом. Он явно хотел держать его на этой нейтральной территории, которая служила связующим звеном между внешним миром и частным владением Катсуодо.

— Вам не нравится та работа, которую я выполняю вместе с Оками-сан?

Кодзо засмеялся, обнажив желтые зубы.

— Напрасно вы называете работой ту гнусность, которую затеяли вместе с Оками! Сотрудничество с оккупационными силами — позор для якудзы. Да меня просто тошнит уже оттого, что вы стоите так близко от меня. Прошу вас уйти сейчас же, пока между нами не произошло ничего плохого.

— Ничего плохого и не произойдет, — сказал ровным голосом Линнер.

— Вот и хорошо. — Хозяин дома повернулся к нему спиной. — Тогда нам нечего больше сказать друг другу.

— Осталось еще одно предложение, — проговорил полковник, когда Кодзо уже вышел через раздвижные двери во внутренние помещения дома.

Оябун обернулся. Линнер увидел, что лицо его абсолютно бесстрастно, как у покойника.

— То, что делаю я и Оками, послужит на пользу всем, даже вам. Поэтому я и пришел сюда — просить вас присоединиться к нам. Ваша мудрость и проницательность принесут пользу всем.