Роза Марена - Стивен Кинг

— Он свернул бы мне шею, как цыпленку, — тихо проговорила она, по-прежнему не поднимая глаз. Правда, она решила тогда, что уйдет. Тихонько уйдет в его отсутствие, если он еще раз причинит ей боль. Но после той ночи он долгое время и пальцем ее не трогал. Быть может, месяцев пять. А когда он снова стал давать волю рукам, то поначалу не так уж сильно, и она говорила себе, что если могла выдержать тыканье карандашом, то сможет стерпеть несколько шлепков. Так она думала до 1985-го, когда издевательства и побои участились. Она рассказала, как Норман бесился в тот год из-за неприятностей с Уэнди Ярроу.

— В том году у тебя был выкидыш, да? — спросил Билл.

— Да, — подтвердила она, обращаясь к своим ладоням. — Еще он сломал мне ребро. Или несколько. Я уже не помню сейчас. И повредил легкое… это ужасно, да?

Он не ответил, и она стала торопливо продолжать, рассказывая ему, что самым худшим (помимо выкидыша, конечно) было его долгое, страшное молчание, когда он просто смотрел на нее, громко сопя носом, словно зверь, готовый прыгнуть. После выкидыша снова стало чуть полегче. Она рассказала, как потом у нее стали случаться провалы в памяти, как иногда представление о времени куда-то исчезало, пока она сидела в своей качалке, и как порой, накрывая стол к ужину, лишь заслышав звук подъезжающей машины Нормана, она вспоминала, что из-за охватившей ее физической слабости вынуждена была восемь или даже девять раз за день принимать душ. Как правило, не включая света в ванной.

— Мне нравилось принимать душ в темноте, — сказала она, по-прежнему не смея оторвать взгляд от своих ладоней. — Я стала бояться света.

Она закончила рассказом о звонке Анны — та позвонила сразу же после того, как ей стала известна одна подробность, которой не было в газетах. Деталь, которую полицейские скрывали, чтобы преступнику не стало известно, что полиция о ней знает. Питер Слоуик был укушен более тридцати раз, и кусок его тела был вырван и исчез. Полиция полагала, что убийца забрал его с собой. Анна знала по занятиям в кружке терапии, что бывший муж Рози Мак-Клендон садист, часто кусал ее. Это может быть случайным совпадением, тут же поспешила добавить Анна. Но… С другой стороны…

— Кусачий садист, — тихо произнес Билл, как будто разговаривая сам с собой. — Так называют людей вроде него? Это такой термин?

— Не знаю, — сказала Рози.

А потом, быть может, от страха, что он ей не поверит, она закатала короткий рукав розовой майки с надписью «Тэйп Энджин» и показала ему старый белый шрам в виде двух обращенных навстречу дуг на плече, напоминающий след от зубов акулы. Это был самый первый — подарок в медовый месяц. Потом она повернула левую руку и показала ему другой — над локтевым сгибом. Этот — круглая белая ямка — шрам после того, как он откусил кусочек кожи с мясом.

— Укус долго кровоточил, а потом туда попала инфекция, — сказала она таким тоном, словно говорила о какой-то мелочи, вроде того, что бабуля уже звонила или что почтальон оставил посылку. — Но я не ходила к врачу. Норман принес домой пузырек с таблетками антибиотиков. Я какое-то время принимала их, и мне стало лучше. Он знает таких фармацевтов, у которых можно достать все что угодно. Он называет этих людей «помощничками пахана». Вроде бы смешно, когда начинаешь об этом думать, правда?

Она по-прежнему словно обращалась к своим ладоням, стиснутым на коленях, но наконец посмела бросить на Билла быстрый взгляд, чтобы узнать его реакцию на свой рассказ. То, что она увидела, поразило ее. Плечи его вздрагивали.

— Что? — хрипло спросил он. — Почему ты замолчала, Рози?

— Ты плачешь, — поразилась она, и голос ее дрогнул.

— Да нет, не плачу. По крайней мере я стараюсь.

Она вытянула палец и тихонько провела им под его глазом, а потом показала ему влажный кончик. Он стал разглядывать его, закусив нижнюю губу.

— И ты почти не ел.

Половина сосиски лежала на его тарелке нетронутой вместе с горчицей и кислой капустой. Билл бросил бумажную тарелку в урну, стоявшую за скамейкой, а потом снова посмотрел на Рози, машинально вытирая влажные от слез щеки.

У Рози возникло чувство, что над ней начинает сгущаться холод неизбежности. Сейчас он спросит, почему она так долго оставалась с Норманом. Вместо ответа она не встанет со скамейки и не уйдет (как не уходила из дома на Уэстморленд-стрит до апреля). Между ними появится первый барьер, потому что на этот вопрос она не сможет ответить. Она не знала, почему она оставалась так долго с ним, почему ей наконец понадобилось единственное пятнышко крови, чтобы перевернуть всю ее жизнь. Она знала, что душ в потемках был самым лучшим местом в доме, что иногда полчаса на Стуле Пуха пролетали как пять минут и что вопрос «почему» не имеет значения, когда ты живешь в аду. Ад не имеет причины. Женщины в кружке терапии понимали это. Там никто не спрашивал ее, почему она оставалась с ним. Они знали. Знали по собственному опыту. У нее иногда возникало ощущение, что кое-кто из них мог догадываться даже о теннисной ракетке и даже предполагать что-то еще более худшее.

Но когда Билл наконец задал вопрос, он так отличался от того, который она ожидала услышать, что на секунду лишилась дара речи.

— Насколько ты уверена в том, что он действительно убил ту женщину, которая вовлекла его во все эти неприятности в 85-м, Уэнди Ярроу?

Она была изумлена, но это не было тем изумлением, которое вызывает слишком неожиданный вопрос. У нее возникло чувство, будто она увидела знакомое лицо в каком-то совершенно непривычном окружении или месте. Вопрос, произнесенный им, существовал — непроизнесенный и потому не вполне сформулированный — где-то в глубине ее сознания многие годы.

— Рози? Я спросил тебя, насколько ты уверена…

— Я думаю… я почти не сомневаюсь.

— В его интересах было, чтобы она умерла, правда? Она избавила его от того, чтобы сидеть и смотреть, как все это всплывает в гражданском суде?

— Да.

— Если бы она была покусана, ты думаешь, газеты стали бы писать об этом?

— Не знаю. Может быть, нет. — Она взглянула на свои часики и всполошилась: — О Боже, я должна идти сейчас же. Рода хотела начать запись в четверть первого, а сейчас уже двенадцать десять.

Они пошли обратно рука об руку. Она поймала себя на том, что ей хочется, чтобы он снова обнял ее, и как раз когда одна ее часть уговаривала ее быть сдержанной, а другая — не сдерживать свое влечение, он сделал именно это.

«Похоже, я начинаю влюбляться в него».

Эта мысль не удивила ее, и тогда выплыла следующая: «Нет, Рози, похоже, ты опоздала со своим выводом. Похоже, это уже случилось».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});