Ангарский Сокол - Хван Дмитрий Иванович

Так вот, одним холодным утром, когда ещё и не рассвело, Албазин пришёл в движение, окрасился огнём факелов. Звенело железо, ржали кони. Ворота посада широко раскрылись, и всадники, мистически озаряемые светом, один за другим стали выезжать на восточную дорогу, с ночи покрытую свежевыпавшим снегом. Отряд, сгруппировавшись в походную колонну, на рысях уходил навстречу поднимающемуся над линией леса солнцу. Вечером четвёртого дня пути, останавливаясь по пути в лояльных посёлках, албазинцы наконец достигли пределов владений мятежного поселения, которое было теперь в паре километров. Отряд спешился, приступив к отдыху и ужину, а к посёлку ушли несколько даур-разведчиков.

— Может, всё запалить, и делов-то? — подошёл к Алексею Дежнёв.

— Нет, Семён, нам никак нельзя этого делать, — отвечал майор. «Ваши казачки как раз на этом и погорели», — чуть было не добавил он.

Странно, но он испытывал некий пиетет к этому человеку. Имя статного и волевого бородача довлело над ангарцами. «Для полного счастья не хватает Ерофея Павловича Хабарова», — говаривал Саляев. Кстати, встретить его вполне было возможно. Исследователь Амура и гроза амурских жителей сейчас, по всей видимости, находился в Ленском или Якутском остроге. Да и наверняка он уже бывал южнее, а может, именно он и был тогда подле Шилки?

— Нам нужен этот посёлок, за ним уже Зея, наше пограничье с Русью, — повторил Алексей.

— Да какая там Русь? — изумился Дежнёв. — Что ты говоришь-то, Алексей Козьмич? Нету там ничего, опричь леса да зверя. Пограничье, откель ему взяться-то?

— Таков уговор, Семён. Не спорь, а нам тут крепость нужна. За Амуром солонец сидит, а дальше князцы дючерские. Зажигайте факелы, Семён, выходим.

— Запаливай огонь, братцы! На коней! — закричал казак.

У каждого из бойцов Сазонова при себе было по паре факелов и спички. Так что вскоре огненной змеёй колонна албазинцев рывком подползла к ночному посёлку, где встретили их оскаленные пасти собак да шарахающиеся в стороны разбуженные амурцы. Сазонов же опасался дючеров, как неплохих лучников, поэтому экипировка была сработана ещё в Албазине. Бойцов защищал доспех, который считался самым лучшим у дауров, а ангарцы помимо прочего имели ещё и бронежилеты, которые они взяли с собой ещё в первый поход. Выставив по сторонам ружья и зорко посматривая за каждым шевелением меж дючерских домишек, албазинцы при помощи уже бывших здесь товарищей достигли дома старейшины. А растёкшиеся по посёлку всадники загоняли обратно в дома пытающихся убежать жителей. Некоторым всё же удалось бегом по заснеженным полям удрать к лесу. Им не препятствовали. А в посёлке пришлось и немного пострелять, успокаивая особо ретивых. Дом старейшины и главы рода в одном лице этого мятежного поселения был окружён. Наступила относительная тишина, нарушаемая лишь истерикой сторожевых собак и лошадиным всхрапыванием. Спешившись, часть дауров и казаков под свет факелов выволокли из дома голосящих и воющих баб, плачущих детей и обречённо упирающихся мужчин, в том числе и хнычущего старейшину, умолявшего, как перевели дауры, не избивать всей деревни.

— А зачем ты избивал наших послов? — прорычал Дежнёв, наклонившись к нему с нервно бьющего копытом и храпящего жеребца.

Старейшина, вероятно, намочил штаны уже от одного вида разгневанного Семёна Ивановича, потому как остолбенело уставился на него, заёрзав и засучив ногами. Даур, придерживающий старейшину за ворот, проорал тому вопрос казака на ухо. Старик, выпущенный из хватки воина, завалился на истоптанный снег и взвыл, закрывая голову руками. Дауры хмуро смотрели на него, ожидая команды расправиться с ним.

— Майор, нашли загон с быками! Шесть штук аж! — прокричал один из морпехов, подскакавший на жующей удила кобыле.

— Поднимите его, — приказал Сазонов. — Всех мужчин засуньте в бычий загон. А баб с детьми обратно в дом. Караулить все дома до рассвета, сменяясь. Утром всё разрулим.

Наутро, согнав часть мужиков посёлка на небольшую площадь, Сазонов, при помощи дауров, объявил свою волю. Старейшину и его семью он забирает с собой, а жителям он предлагает выбрать нового главу посёлка, и чем быстрее, тем лучше. Жителей в смерти своих послов он не винит и наказывать их не будет. А виноват только старейшина, он и будет наказан. А здесь теперь будет править даурский князь Иван, поэтому вскоре в посёлке объявятся многие его воины. Кто не желает этого, может уходить.

— Но я обещаю, что те, кто останется, будут довольны, — последнее, что сказал Сазонов.

После этого албазинцы отправились в обратный путь вместе с пленниками, посаженными на их собственных коней.

АлбазинДекабрь 7147 (1639)

Убивать Бомбогора Сазонову не пришлось. Решительный солонский князь уже был захвачен в плен маньчжурским военачальником Самшикой после несчастливой для амурцев битвы. Позже по приказу хана Абахая Бомбогор был казнён маньчжурами в Мукдене — столице государства Цин. Наиболее влиятельным князем на этом участке Амура стал нижнезейский князь Балдача, поддерживавший маньчжуров и бывший зятем хана маньчжуров Абахая Хуантайцзи. Таким образом, маньчжуры, разбив солонов и их союзников, устранили последний буфер между ними самими и пока не виденными ангарцами. До этого Сазонов пытался связаться с самим Бомбогором, предлагая ему помощь войск даурского князя Ивана. К сожалению, тот высокомерно отказался от помощи и умертвил солонов, что были посланы майором для переговоров, оставив лишь одного, чтобы тот передал слова князя даурцу. А Бомбогор обещал, прогнав маньчжуров, пойти войной и на Ивана. И где теперь этот Бомбогор?

В начале декабря к Албазину после отдыха в Умлекане вышла часть из ушедших к Амуру ангарцев. По льду реки пришла группа Матусевича, два десятка ангарских тунгусов и бурят, Бекетов с частью казаков, поморы. Олени тянули несколько саней с женщинами и паровыми машинами. Саней и оленей у отряда было больше, чем то количество, с которым ангарцы пришли к устью реки Нерчи, впадавшей в Шилку. Дело в том, что при устройстве Нерчинского острога ангарцы подверглись внезапному нападению эвенков. Серьёзного убытку те не причинили, лишь посекли с десяток человек стрелами. Пострадавшим немедленно оказали помощь, а потом матусевцы, тунгусы и казаки устроили ответный рейд по следам разбегавшихся в ужасе туземцев, тех, кто выжил после невидимых глазу горячих стрел чужаков. Добравшись по следам беглецов до становища туземцев, ангарцы от души отметелили всю властную верхушку племени, наказав им впредь появляться у стен городка лишь со шкурками, и желательно с большим их количеством. Забрали у эвенков и половину оленей плюс несколько лёгких саней.

Остались же в строящемся Нерчинском остроге люди Корнея Миронова, пара десятков казаков и тунгусов, а также команда геолога Романа Векшина, что готовилась к поиску серебряных и свинцовых руд по заранее составленному плану.

Сазонов, отправив ещё в ноябре новых гонцов в земли казнённого Бомбогора, теперь дождался их возвращения.

— Балдача не будет и разговаривать с тобой, майор. — Ангарский тунгус переводил слова вернувшихся из посёлка близ устья Зеи солонцев. — Он маньчжурский данник и породнился с ними, князь Толга тоже его родня. Причём Толга теперь ещё и воевода на Сунгари и нижней Зее.

— По весне пойдём из Албазина на Зею, — сухо сказал Сазонов, — второй раз объясним тамошним, кто по Амуру ходить будет.

Алексей с помощью крещёного даурского князя Шилгинея, взявшего имя Иван, уяснил, посредством чего можно удержать верхушку приамурских и сунгарийских поселений, что имели контакты с маньчжурами. Им нужна была защита от рейдов маньчжуров и свободный доступ к рынку предметов роскоши и ремесленных изделий для повседневного потребления.

— Балдача похваляется, что скоро пойдёт на Ивана, — нахмурился тунгус. — Они нам советуют уходить с Амура.

— Если они боятся, то пусть и уходят. А нам бояться некого, — заявил Сазонов.