Харка, сын вождя - Лизелотта Вельскопф-Генрих

воинов, потрясавших оружием. Затем, увлеченные общим весельем, они вновь пустили их в галоп и вместе со всеми помчались к роще, вздымая копытами тучи песка.

На опушке всадники вытянулись в длинную цепь, возглавляемую Маттотаупой и Харкой. Вождь направил своего мустанга на тропу, протоптанную через рощу. Солнце уже клонилось к горизонту. Лучи его играли на верхушках деревьев и заливали мерцающим светом кусты. Харка только теперь заметил на плече у отца следы медвежьих когтей. Кровь уже запеклась.

Маттотаупа выехал на площадь и распорядился, чтобы женщины еще до ночи позаботились о туше медведя. Всадники, спешившись, бросали поводья мальчикам и шли к площади, где уже собрались старейшины рода, Хавандшита и самые уважаемые воины. В центре образованного ими круга Харка увидел двух незнакомцев — индейца и белого человека.

Серьезное, волевое лицо краснокожего, его гордая осанка, орлиные перья — знак особого достоинства — и искусно расшитая кожаная одежда не оставляли сомнений в том, что это и есть Татанка-Йотанка. Он молча стоял рядом с Хавандшитой в кругу старейшин.

Маттотаупа спешился и знаком велел Харке сделать то же. Четан взял поводья лошадей. Харка помог отцу снять с коня медвежью шкуру. Выпрямившись во весь свой двухметровый рост, вождь одной рукой поднял шкуру вверх, так что задние лапы едва касались земли. При виде этого зрелища вновь грянул хор ликующих возгласов. Маттотаупа подошел к Татанке-Йотанке и Хавандшите и положил перед ними шкуру.

— Какой медведь! Вот это медведь! — восторженно повторяли воины.

— Он убит, — произнес Маттотаупа. — Он больше никогда не будет таскать наших жеребят и нападать на наших людей. Он мертв. Я задушил его своими руками и вонзил ему нож в сердце. Но прежде, чем я смог напасть на него, мой сын Харка, Убивший Волка, Поражающий Стрелами Бизонов, Охотник на Медведей, раздразнил серое чудовище и нанес ему удар палицей!

Его слова глубоко поразили всех присутствующих. Татанка-Йотанка выступил вперед, в благоговейной тишине осмотрел шкуру медведя и сказал:

— Вождь Маттотаупа! Ты — великий охотник. Я, Татанка-Йотанка, никогда еще не видел более сильного и храброго воина. Но твой сын наделен не меньшей отвагой и ловкостью. Пока в племени дакота есть такие мужчины, нашим вигвамам и охотничьим угодьям ничто не грозит!

За этими лестными словами великого шамана, окрасившими щеки Маттотаупы и Харки краской смущения и радости, последовали похвалы Хавандшиты и одобрительные крики воинов.

Затем всеобщее внимание привлек чужой белый человек, который тоже стоял в кругу и на которого Харка уже давно с любопытством поглядывал. Это был высокий мужчина крепкого сложения лет двадцати двух, в простой, но сшитой из лучшей лосиной кожи одежде и высоких сапогах. Поясной ремень его был отделан черной и красной кожей. Из ножен выглядывала рукоятка ножа, рядом за поясом торчал томагавк, боевой топорик с блестящим стальным лезвием, грозное метательное оружие, изготавливаемое белыми людьми. Харка уже много слышал об этом оружии и даже видел его у пауни. Шляпы на голове бледнолицего не было. Безбородое, загорелое и обветренное лицо обрамляли рыжеватые волосы. Харка с интересом разглядывал это лицо, уши со сросшимися мочками, широкий рот, тонкие губы, орлиный нос и яркие, пронзительные голубые глаза под густыми бровями.

В каждой руке бледнолицый держал по двуствольному мацавакену. На стволах поблескивало закатное солнце.

— Воины дакота! Вождь Маттотаупа! Великий вождь Татанка-Йотанка! — громко произнес он на языке дакота, но с таким сильным акцентом, что Харка с трудом понял его. — Вот это огнестрельное оружие, новое, прекрасное, убивающее гризли одним выстрелом, оружие, какого Сыновья Большой Медведицы еще не видели, — эти двуствольные заднезарядные винтовки новейшей конструкции я дарю тебе, вождь Маттотаупа, великий охотник-медвежатник, и твоему сыну Харке! Я все сказал. Хау!

Харка не верил своим глазам и ушам. Мацавакен в его руке, его собственный, подарок — неужели это не сон? Как в тумане, взял он протянутое ему ружье и, позабыв обо всем на свете, крепко сжал его в руках. Перед его мысленным взором вновь промелькнули картины, которые он уже никогда не забудет: вождь пауни, выстреливший в его мать, он сам со Священным Железом в руках, добытым им во время битвы, шест с трофеями перед вигвамом Хавандшиты, на котором висел принесенный им в жертву мацавакен…

Мацавакен! «Винтовка», как назвал его белый человек… Она сильнее ружья Желтой Бороды, из нее можно убить медведя. Она новее и намного красивее того старого Священного Железа, что висит на шесте с трофеями. Она принадлежит ему, Харке, и он уже никому ее не отдаст!

Его пальцы уверенно ощупали затвор и курок. Словно сквозь сон услышал он раскатистый, насмешливый и почти зловещий смех.

— Вы только посмотрите на этого мальчишку! Не успел получить в руки винтовку, как уже научился с ней обращаться! Иди сюда, маленький медвежатник, шельма краснокожая! Вот тебе патроны, сейчас ты сделаешь свой первый выстрел! Да-да, сейчас ты будешь стрелять!

Харке показалось, будто воины вокруг отступили на шаг назад. Услышав тихий ропот удивления, он не решался посмотреть на отца или на шаманов. Может, это нехорошо, что ему, Харке, ребенку, выпала честь сделать первый выстрел? Может, белый человек вообще не имел права решать за них, кому стрелять первым? Но Харка сгорал от мучительного желания сделать этот выстрел. Он хотел услышать грохот и увидеть след от пули. И после этого первого выстрела он хотел стрелять еще и еще, выпустить тысячи пуль, точно поражающих цель.

А бледнолицему не было никакого дела до присутствовавших индейских вождей и старейшин. Он решительно взял Харку за плечо и