Евгений Шварц. Хроника жизни - Евгений Биневич

Когда я на тебя смотрю, ты начинаешь жмуриться, прятаться, сгонять мой взгляд глазами, губами. Ты у меня чудак». И так далее.

Он писал ей чуть ли не каждый день, возвращаясь к себе домой (до того, как они съехались вместе), — о том, что не успел сказать, что подумалось, почувствовалось потом. Он приносил их с собой и оставлял, уходя. Продолжал писать, и когда они стали жить вместе.

          «Жил-был Песик,          Широкий носик,          Крашеный ротик,          Тепленький животик,          Длинные ножки,          Бежевые сапожки.Курил этот странный песВ день по сто папирос;Еще он имел привычкуКушать шведскую спичку;Еще поедал по утрамХлородонта четыреста грамм,Ел и зубные щетки,Но в общем был тихий и кроткий.          А впрочем бывал и сердитый;          Бывало, как рявкнет: «Уйди, ты!          Не смей, проклятый, вращаться          И плохо со мной обращаться…          И лапками как замашет!          Вот она — барышня-то наша!          А впрочем, бывал и добрее,          И укроет тебя и согреет,          И лапкой тебя погладит —          Вот какой ласковый гадик.          Вот он какой дорогой —          Не найдешь такой другой!          Прости меня, милый котик,Прости меня, маленький ротик,Пишу, а зачем, не знаю,Потому что тебя вспоминаю.Целый день я сегодня с тобой —Вот я какой дурак!»

Гаянэ Николаевна чувствовала, что теряет мужа. Во всё время их замужества она не хотела иметь детей. Боялась перерыва в актерской карьере. Теперь она решила забеременеть, чтобы удержать мужа. Но было уже поздно.

«10 января 1929 года.

Пожалуйста, не сердись на меня, Катюша. Я сегодня целый день один, а я от этого отвык. Почему и пишу. Отчего у тебя по телефону такой сердитый голос? Отчего бы обо мне не вспомнила ни разу за весь день. Отчего я дурак?

Я ездил сегодня в Детское Село. Это, Катюша, отвратительно. В вагоне пахло карболкой, молочницы ругали евреев, за окошками снег. Думал все время о тебе. Обдумывал тебя до последней пуговицы. Меня теперь ничем не удивить. Я мог бы написать пятьсот вариаций на тему — Екатерина Ивановна. Я тебя люблю.

В Детском Селе все знакомо и враждебно с давних пор. А теперь враждебно особенно.

Катюша, по телефону ты меня всегда ненавидишь. Почему так трудно говорить по телефону? Я тоже не умею.

Маршак живет в голубом доме на Московском шоссе. Во всех детскосельских квартирах ужасно тонкие стены. Кажется, что обои наклеены на картон или фанеру. Живут люди временно, кровати какие-то детские, столы какие-то кухонные.

Разговоры у нас были деловые и до крайности утомительные. Маршак очень живой и энергичный человек. Но, по непонятным причинам, живость его действует на меня утомляюще. Его стремление расшевелить меня, заставить меня работать вызывает у меня бессознательный протест. Воображение начинает цепляться за что угодно: за фотографию на столе, за пятно на стене, за шум во дворе. Он говорит, а я пропускаю мимо ушей. Наконец он кричит:

— Женя! Женя!

Как будто будит меня. (Он знает мою способность засыпать во время дел). Я отрываюсь от мыслей о том, как выпилена ножка стола, или о том, как хорошо на юге. И мы работаем. Катюша, мне надоело делать не то, что хочется! Мне хочется с тобой поговорить. Писать. Поцеловать тебя. А беспокоиться о «Еже» я не хочу! Но Маршак будит, окликает, толкает, и я с трудом переключаюсь на «Еж». Так проходит день.

Маршак провожает меня на вокзал. По бокам шоссе в тоненьких домах живут люди. У одних стирка — в кухне висит бельё. У других ещё не убрана ёлка. У третьих на стене картины Штрука. А мы с Маршаком идем, а ветер дует, а собаки обижаются. Маршак дает мне последние наставления, а я думаю — вот если бы я в этом доме жил, что было бы, или в этом, или в том. Я слышу Маршака, как ветер или шум автомобиля, но он в темноте не замечает и не будит меня.

На поезд я едва успел. В вагонах пахнет карболкой. Молочниц нет. За окном чернота, снегу не видно. Я сажусь у окна — начинаю обдумывать тебя, Катюша. Я тебя люблю. Прости, что я все это пишу тебе. Но от того, что я сегодня один, меня преследуют мрачные мысли. Если нельзя поговорить с тобой, я хоть напишу. Если день пропал, то пусть хоть здесь останется от него что-то.

Сейчас очень поздно. Я не знаю — что ты делаешь? Ты спишь? Ты читаешь? Ты разговариваешь? Катюша, ты не знаешь, что я пишу тебе письмо? А я пишу. У меня очень тихо. Еще тише, чем в Детском Селе на улице. Пока я пишу, я все время думаю о тебе, и мне, наконец, начинает казаться, что я не один.

Со мной в трамвае ехал полный господин в путейском пальто. Он все беспокоился. Он кричал:

— Нина? Ты две станции взяла?

— Две, две.

— А билеты у тебя?

— У меня, у меня.

— Нина! Нина! Иди сюда, стань рядом со мной.

Я смотрел и думал: вот судьба неизвестно зачем столкнула меня с неизвестным, черноглазым, полным господином, и я его запомню. Я еду, скучаю и беспокоюсь без тебя, а он едет, озирается своими сумасшедшими глазами и беспокоится вообще. И это 10 января 1929 года. И где-то образовываются какие-то события. А у тебя новое платье. А я тебя люблю. Вот у меня какие глубокие мысли бывают в трамваях.

Катюша милая, я написал длиннейшее письмо, и все о себе. Это потому, что я избаловался. Я привык говорить с тобой. Не забывай меня, пожалуйста, никогда. Мне без тебя невозможно. Я целый день чувствовал, что ничего хорошего сегодня не будет, что тебя я не увижу, что зачем-то пропадает хороший четверг. Ведь ещё ничего? Еще все хорошо? Еще мы будем вместе? Это просто сейчас, пока сегодня, десятого, в четверг — я один. А мы ещё увидимся? Целую тебя крепко, моя девочка, мы ещё увидимся».

И 12 февраля Екатерина Ивановна ушла от мужа.

Дела литературные

В эти годы, помимо раешных, стихотворных книжек и рассказов с картинками, Шварц в 1928 году чуть ли не в каждом номере «Ежа» стал печатать серию географических рассказов «Карта с приключениями», в которых рассказывалось о разных странах, в особенности — экзотических, о жизни аборигенов и животных. Главными героями там были ребята и их приключения. Все придуманное, но по сути достоверное. В 1930 году приложением к «Ежу» «Карта» вышла отдельным изданием. В отличие от 12-тистраничных книжек с картинками, эта книга уже была «солидной» — 72 страницы. В 1930-м же в «Чижах» такими же отдельными рассказами стали появляться «Приключения мухи». Муха ползала по глобусу и, где она останавливалась, начинала рассказывать о том, что она там видела. В 1932 году и эти «Приключения» выйдут отдельным изданием. Тогда же появятся ещё и «Приключения В. И. Медведя». Василий Иванович Медведь — геолог. И рассказы о его геологических экспедициях были столь же интересны. Получилась этакая приключенческо-географическая трилогия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});