Перо и волына - Сергей Зверев

Жиган блоком левой закрыл от удара собственный висок и вложил все силы в прямой правой по солнечному сплетению майора. И все-таки удар получился не концентрированным, когда соперник с проломленной грудной клеткой медленно оседает вниз, а смазанным, просто отбрасывающим врага назад.

Турченко отлетел в угол, завалившись спиной на стойку с круглыми металлическими «блинами» для штанги. Не обращая внимания на боль, майор схватил тяжелый стальной диск и швырнул его в Жигана.

Панфилов успел увернуться. Снаряд с грохотом покатился по деревянному полу. Жиган метнулся к противнику, который попытался в прыжке дотянуться до пистолета, лежавшего в двух метрах от него.

Жиган оказался у стойки с «блинами» в тот момент, когда Турченко дотянулся до оружия. Времени на раздумья не оставалось. Жиган выхватил из стойки круглый стальной «блин» и швырнул его во врага, словно дискобол. Турченко, полулежа у стены, вскинул пистолет и нажал на курок. В этот момент тяжелый диск угодил ему в голову, снеся верхнюю часть черепа.

Майор, выронив пистолет, упал на бок. Кровавая каша из его развороченного черепа выплеснулась на деревянный пол тренажерного зала.

Только сейчас Жиган почувствовал боль в левом боку. Опустив голову, он увидел, как на рубашке, чуть пониже ребер, расплывается красное пятно. Зажимая рану пальцами, сквозь которые сочилась кровь, Панфилов побрел к выходу. У двери он оглянулся и бросил взгляд на место схватки.

– Волки…

Глава 34

Осень в этом году пришла ранняя. Уже в середине августа подули холодные северные ветры, зачастили стылые, муторные дожди, которые порой не прекращались сутками. Конец лета получился каким-то смазанным, неопределенным…

Таким же смазанным и неопределенным казалось Константину его собственное будущее. После смерти верного товарища и крепкого профессионала Владимира Семенкова, державшего в своих руках все нити трудной, ответственной работы, Панфилов остался наедине с многочисленными проблемами. Главной из них – в этом Жигану сомневаться не приходилось – будет более чем пристальное внимание городских правоохранительных органов к его персоне, а это свяжет его по рукам и ногам.

После того что случилось в этот проклятый вечер, Жиган намеревался бежать из города. Ему казалось, что нужно исчезнуть, залечь на дно, затеряться, хотя бы на некоторое время, в большом городе, раствориться в одном из московских микрорайонов, переждать смутные дни, а может быть, недели, чтобы прийти в себя, собраться с мыслями, восстановить силы, залечить рану, которая, к счастью, оказалась сквозной. Он не знал, что будет делать после этого, но надеялся на судьбу и удачу…

Он уже собирал вещи в своей городской квартире, когда раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый мужской голос захотел услышать гражданина Панфилова. Сначала Жиган хотел было бросить трубку, проклиная себя за то, что вообще подошел к телефонному аппарату. Но затем какое-то внутреннее предчувствие заставило его осторожно сказать:

– Я слушаю.

Звонивший казенным тоном представился:

– Старший лейтенант Найденов из Госавтоинспекции.

Фамилия показалась Панфилову знакомой, но припомнить что-то определенное в нынешней ситуации он бы не смог, как ни старался. И потом, при чем здесь ГАИ?

– Вы являетесь владельцем автомобиля «Кадиллак Де-Виль»? – Инспектор назвал регистрационные номера машины, принадлежавшей Панфилову.

– Да, это моя машина… – протянул Панфилов, лихорадочно пытаясь определить, в чем дело. – Что случилось?

– Случилось, как бы это вам сказать… дорожно-транспортное происшествие, – неожиданно замялся старший лейтенант. – Пострадал ваш автомобиль… и человек, который в нем находился. Поначалу решили, что в машине был владелец, но потом…

– Я не понимаю… При нем что, документов не оказалось?

– Я не исключаю, что документы при нем были, но сейчас и автомобиль, и… в общем, все это в таком виде, что только следствие может установить личность потерпевшего.

– Потерпевшего? – переспросил Константин. – Да что там, к черту, стряслось? Или вы мои нервы бережете?

– В общем, да, – как-то странно, будто извиняясь, сказал инспектор. – Э-э-э… вашу машину не угнали, часом?

– Я отправил на ней своего… сотрудника на станцию техобслуживания.

– Да-да, это произошло на загородном шоссе, недалеко от СТО. Машина опрокинулась в кювет и загорелась. Но это еще не все…

– Что еще?

– Похоже, по ней стреляли… Все дверцы в дырках… Вам надо подъехать в горотдел, помочь нам в расследовании. Правда, у нас тут такой бардак, прошу прощения… Одно ЧП за другим. Я такого давно не припомню. Сначала ваша машина, потом вот еще взрыв в каком-то доме. В общем, подъезжайте, будем разбираться. Скажете на входе мою фамилию, вас пропустят.

Панфилов, не задумываясь ни на секунду, коротко бросил в трубку:

– Меня и так пропустят. – Он чуть не забыл, что как кандидат в главы городской администрации пользуется неприкосновенностью.

Еще две минуты назад Жиган и вообразить бы не мог, что ему придется отправиться в горотдел милиции, и не под конвоем, а добровольно, и не с гранатой в руке, а безоружным и с мирными намерениями. Ему хотелось сжечь дотла этот вертеп, взорвать его, чтобы и камня на камне не осталось… Ему казалось, что именно оттуда исходит все зло… Нет, это просто эмоции…

В памяти Жигана почему-то всплыл телефонный звонок и сиплый голос с кавказским акцентом…

Раздевшись перед зеркалом в ванной комнате, смыв кровь и кое-как перевязав рану, предварительно плеснув на нее водкой из обнаруженной в кухонном шкафу бутылки, Жиган заскрипел зубами от боли.

– Твою мать!

Панфилов приложился к горлышку и сделал большой глоток. Боль сначала отдалилась, потом и вовсе перестала напоминать о себе. Водка все-таки помогла – даже затуманенный болью, злостью и отчаянием мозг снова заработал с необыкновенной ясностью. Все несущественное будто отслоилось, эмоции угасли, осталась лишь решимость действовать…

Он переоделся, собрал окровавленные вещи в большой полиэтиленовый мешок, который захватил с собой, выходя из квартиры. Шагая по улице, Жиган остановился возле мусорного бака, наполненного разнообразным хламом. Константин вытряхнул из полиэтиленового мешка вещи, достал из кармана чистой куртки ополовиненную бутылку «Пшеничной», облил залитые кровью тряпки водярой и щелкнул зажигалкой. Одежда весело вспыхнула, огонь стал быстро пожирать улики. Постояв в стороне от бака пару минут, Панфилов убедился в том, что его вещи превратились в кучу пепла, и пошел прочь.

Все верно – он шел туда, куда должен был идти. Теперь у него будут самые надежные свидетели, каких только можно найти в этой стране…

Константин уже не сомневался в том, что у Турченко в горотделе были не только помощники, но и покровители. Он вспомнил о записях на листке бумаги, обнаруженном в руке убитого Семенкова.

Почти все нити сходились к начальнику отдела Сапронову. Он, если и не отдавал непосредственных приказаний, был по меньшей мере в курсе происходящих событий. Но даже Сапронов не играл главной роли в разыгравшемся спектакле. Он тоже кукла в руках более ушлых ребят, которые сидят в чистых, тихих кабинетах городской власти.

И хотят они только одного – сохранить свои мягкие кожаные кресла любой ценой. А ради этого не остановятся ни перед чем, они подставили городского прокурора Бирюкова, разыграв свою подлую пьесу, как по нотам, они руками ментов, которые ничем не отличаются от самых закоренелых преступников, стравили между собой азеров и местную братву, теми же руками хотели убрать меня как опасного конкурента в борьбе за власть в городе. Они не успокоятся до тех пор, пока не почувствуют себя в безопасности. На их стороне – сила, превращенная в беспредел, и закон, превращенный в беззаконие. Они не испытывают моральных затруднений…

Что ж, их вызов принят! С мразью нужно сражаться, не обременяя себя благородными понятиями. В конечном счете прав окажется тот, кто победит, и неважно, какие средства при этом использовались…

В коридоре здания городского отдела внутренних дел, которое, несмотря на поздний час, было переполнено озабоченными, возбужденными сотрудниками, Панфилов лицом к лицу столкнулся с грузным темноволосым мужчиной в мундире с подполковничьими погонами. Они узнали друг друга.

Начальник городского ОВД Сапронов и кандидат в главы запрудненской администрации Панфилов на мгновение застыли, обмениваясь пристальными взглядами. Неожиданно Сапронов побагровел и, обращаясь к случайно проходившему мимо капитану с папкой в руках, заорал:

– Почему в здании посторонних, как сельдей в бочке? Всех уволю, мать вашу!

Капитан перепуганно заморгал и принялся что-то лепетать в свое оправдание. Сапронов, обложив его семиэтажным матом, скрылся за дверью. После этого капитан накинулся на Панфилова, явно намереваясь отыграться на нем за только что перенесенное унижение: