Мюзик-холл на Гроув-Лейн - Шарлотта Брандиш

она, жалобно глядя на собеседницу.

– Ну не знаю, мисс. Если только Уильяма спросить. Он там порядок наводит, может, и проведёт вас. Когда говорите, похоронили вашу родственницу?

– Две недели назад, – быстро подсчитала Оливия, пока женщина не передумала ей помогать.

– Тогда вам Уильям-младший нужен. Билли! Билли, выйди-ка на минуточку!

Из-за ширмы, скрывающей вход в небольшую клетушку, где работники кладбища могли передохнуть и погреться, вышел рослый юноша в стёганой куртке и дырявой шапке с нелепым помпоном, грустно свисающим набок. Его губы блестели от жира, на подбородке виднелись крошки.

– Вот, тут одной мисс твоя помощь требуется. Могилу ей отыскать надо, а сама она нипочём не хочет идти, – прозвучало это так, будто нежелание Оливии блуждать среди разверстых могил то ли прикрытых досками, то ли нет, было пустым капризом.

– Добрый день, Билли. Мне очень жаль, что я отвлекаю вас от дел, но мне и правда требуется ваша помощь. Две недели тому назад здесь похоронили мою родственницу. Её звали Люсиль Бирнбаум. Я была в отъезде, но полагаю, что похороны были очень малолюдными. Вы что-нибудь помните об этом?

– Не зна, мизз, – проговорил Билли в нос. – Можт, помню, можт, не. Так сраз не собразить, – Оливии показалось, что парень намекает на вознаграждение, но тот после паузы продолжил: – Вот если плиту на могиле увижу, так сраз сображу.

Женщина, кликнувшая Билли, исчезла вскоре после того, как он появился, и сейчас, когда парень отправился за лопатой, Оливия осталась в часовне одна. Растирая замёрзшие ладони, она огляделась: под сводчатым потолком виднелась бледная роспись – румяные ангелы с суровыми лицами взирали на неё с холодным недоумением. Через узкие витражные окна почти не проникал скудный свет зимнего дня, и очертания скромного убранства часовни – ряды серых крашеных скамей, скульптуры, вазы с сухими цветами – терялись в полумраке. Пахло нехитрой снедью и пылью, и ещё свежеструганными досками.

Тяжёлые шаги Билли отвлекли Оливию от созерцания, она обернулась – парень стоял перед ней, держа в руках огромную лопату, и смотрел выжидающе, но без всякого любопытства.

Стужа принялась радостно облизывать им лица, как это делает крупный и не в меру жизнерадостный щенок, но, пока они пробирались среди могил (Оливия предусмотрительно шла прямо за Билли, стараясь ступать за ним след в след), вновь пошёл снег. Пушистые хлопья, медленно кружась, с упорством добросовестной няньки укутывали всё вокруг снежным одеялом, и сразу стало теплее. Щёки начали гореть, и подбородок защекотал грубый шарф, намокший от дыхания.

Они шли не менее четверти часа и, когда Билли резко остановился, Оливия, привыкшая бездумно шагать и шагать за его крупной фигурой, мягко уткнулась ему в спину и сразу отпрянула.

– Пришли, мизз, – сообщил он, не оборачиваясь, а потом принялся споро раскидывать снег вокруг них, и вскоре они оба стояли на небольшой, круглой площадке, посреди которой возвышалась серая могильная плита с выбитыми на ней розами и лаконичной надписью: «Люсиль Бирнбаум». Под именем была начертана эпитафия:

В бою с Зимой болезненной добыта

Бескровность Лета на ничтожный срок.

Здесь небо – хладной красоты чертог:

Свет звёзд угрюм. От скорби нет защиты[14]!

Оливия встала напротив, для правдоподобия опустив голову и прикрыв глаза. Билли же, опираясь на лопату, в это время с любопытством рассматривал снежинки, падающие на его щёгольскую перчатку когда-то белого, а теперь грязно-серого цвета, и старался не слишком громко шмыгать носом, чтобы не препятствовать леди предаваться скорби.

– Чудесные строки, не правда ли? – Оливия прерывисто вздохнула. – Как жаль, что я не застала похороны нашей милой Люсиль… Вероятно, всем занимался её младший брат? Такой светловолосый джентльмен в светлом пальто?

– Неа, мизз, – Билли охотно вступил в беседу, потому как ему понравилось, что леди нисколько не задирает нос и обращается к нему весьма почтительно. – Вовсе эт не джнтльмен был, а леди.

– Леди? – переспросила Оливия с недоумением, обернувшись к нему.

Обрадованный, что сумел её удивить, Билли расплылся в улыбке:

– Ага, мизз.

– И как она выглядела? Вы запомнили её? Сможете описать? – Оливия постаралась не наседать на парня, но волнение было не унять.

Билли надолго задумался, а потом заговорил, бурно жестикулируя и стараясь произносить слова чисто, без гнусавости, присущей выговору кокни:

– Солидная такая леди, мизз, – Билли показал ширину плеч. – И высокая, вот прям как вы. Шляпа у неё такая была, – он изобразил руками над головой нечто вычурное и округлое. – Пальто у неё было тёмное, воротник такой вот большой из меха, – он снова изобразил нечто пышное и круглое, теперь уже вокруг шеи.

– А лицо, Билли? Лицо её вы запомнили?

– Неа, мизз, – повинился Билли. – Никакой возможности не было ей в лицо заглянуть, вот честное слово. Она всё время вот как стояла, – он повернулся к Оливии боком и прижал голову к шее так, что на виду осталась только часть щеки.

– А голос, Билли? Какой у неё был голос?

– Не помню, мизз, – Билли с сожалением пожал плечами. – Обычный, наверно.

– А что ещё вы запомнили? – Оливия, набредя на зацепку, сдаваться не собиралась. – Было в этой леди что-то необычное? Что-то такое, что привлекло ваше внимание?

Билли вновь задумался, и вновь пожал плечами.

– Да ничего такого, мизз, не было. Только вот с перчатками странно вышло… После похорон эта леди долго ещё стояла у могилы. Папаня мой хворал тогда сильно, ему лекарство требовалось принять, а уйти мы не могли, потому как могилу закидывать нужно было, а леди всё не уходила и не уходила, и папаня ругал её втихую на чём свет стоит, а она вдруг подошла к плите, и перчатками стала имя усопшей протирать. Ну, пока гроб опускали, землёй мёрзлой присыпало, вот она, видно, и решила побеспокоиться… А потом перчатки запачканные сняла и возле могилы бросила, и ушла, ни слова не сказав.

– И где эти перчатки? – быстро спросила Оливия.

Билли слегка покраснел и несмело поднял обе руки.

– Что ж, мизз, целые-то перчатки выкидывать… Они послужат ещё. Я, правда, подумал тогда: как это леди носила их, если они даже мне впору? – и он пошевелил крупными квадратными ладонями.

Оливия с интересом посмотрела на него.

– А знаете, Билли, вы ведь очень умны. И в придачу к этому наблюдательны.

– Не зна, мизз. Маманя моя так не думает, – Билли пожал плечами, но видно было, что похвала ему приятна.

Обратно они шли в другом порядке – первой шагала Оливия, а Билли топал за ней. Снег всё ещё падал, хлопья кружились где-то наверху