Механик и все-все-все - Катерина Диченко

— Красивая колыбельная и немного грустная. Мне она нравится.

Я испуганно вздрогнула, услышав голос Шэйна. Он стоял в дверях спальни, небрежно прислонившись плечом к косяку, и смотрел куда-то в пустоту. Мне стало неловко за то, что он услышал, как я пою.

— Эту колыбельную пела мне мама, — грустно улыбнувшись, ответила я. — Я хоть и маленькой была, а хорошо запомнила. Так сильно она мне нравилась. Это была любимая мамина песня. Она часто ее напевала, особенно когда работала над чертежами.

— Она тоже была механиком?

— Нет, инженером. Отец был механиком. Они и напарниками были, даже в академии вместе за партой сидели. Я, вообще, из семьи потомственных механиков. Помню… услышу, как мама поет, подкрадусь к ней тихонечко и слушаю. Так хорошо было…

При воспоминании об этом сердце сдавило такой щемящей тоской, что слезы невольно навернулись на глазах, и я часто-часто заморгала, чтобы не расплакаться.

— А ты ее, откуда знаешь?

— Моя мама тоже любила ее напевать, — его губы растянулись в мечтательной улыбке, а лицо засветилось теплотой. — И я так же, как и ты подкрадывался, чтобы ее послушать.

— Наверное, тогда это была модная колыбельная. А ведь мы стеснялись попросить петь ее перед сном. Хотели казаться взрослыми, все вырасти спешили… Вот дураки были, правда?

— Тогда мы были маленькими дураками, а теперь взрослыми, — с горькой иронией сказал Шэйн и, подойдя к кровати, лег на нее поперек.

— Ты все время так незаметно подкрадываешься. Тебя вообще не слышно. Ходишь, как кот.

Я отложила бумаги в сторону и, устроившись на кровати рядом, стала его рассматривать. Он лежал с закрытыми глазами, заложив руки за голову, и чему-то улыбался.

— Хочешь почесать меня за ушком? — провокационно спросил он, не открывая глаз.

Я рассмеялась. Тоже мне котяра.

— Могу только дать тапком по морде.

— А не боишься, что я тебе за это по углам гадить начну?

— Если ты не заметил, я тебя вообще не боюсь.

— Во-во, — обличительно произнес он. — Вот именно это меня и пугает.

— А действительно, Шэйн, почему ты меня терпишь? Я далеко не подарок. И еще, мне, конечно, страшно спрашивать, но очень интересно почему ты меня не послал далеко и надолго, когда я пообещала доказать тебе, что у тебя есть душа. Помнишь, там… в ресторане в день нашего знакомства?

— Такое не забудешь, — нервно хохотнул он. — Сначала я так и хотел поступить, но потом мне стало интересно, как ты выкручиваться из этого будешь. И веришь… меня это так затянуло, что я не мог себя остановить, не говоря уже о тебе. Я себя таким живым никогда не чувствовал. Устаешь, когда тебя все кругом боятся. Даже Шаргис и тот боится.

— Да-а-а, а тут я вся такая смелая нарисовалась, не сотрешь. Хорошо, что все хорошо закончилось.

Я облегченно выдохнула. Услышать правду оказалось легче, чем я думала.

— Шэйн, ответь мне в последний раз и я больше никогда-никогда не побеспокою тебя с подобными вопросами… Ты когда-нибудь причинял вред хорошему или невиновному человеку?

Я хотела знать, чтобы больше никогда не мучить ни его, ни себя.

— Никогда, — успокаивающе протянул он, наблюдая за моим напряженным лицом чуть приоткрыв глаза.

— Спасибо, — я благодарно улыбнулась. — Извини, если этот вопрос был тебе неприятен. Я не со зла.

— По-моему, ты, вообще, злиться не умеешь.

— О-о-о, еще как умею. Я просто не умею быть серьезной.

— Я это понял, — хохотнул парень, подтягивая себе под голову подушку.

Я потушила свет и свернулась калачиком рядом с ним. Комната была погружена в полутьму, разгоняемую бледным светом луны из окна. Убаюкивающе шумело море и пели цикады. Через открытое окно ветер приносил пьянящий аромат ночных цветов и оживляющей прохлады.

— Скажи, Катерина, почему ты меня так и не спросила, как я докатился до такой жизни? — неожиданно спросил Шэйн, нарушая хрупкую тишину.

— А ты ждал этого?

— Да.

— Ну… не буду врать, мне бы хотелось это знать, но… Шэйн, я уважаю тебя и задавать такой личный вопрос не имею права.

— Ты, в самом деле, какая-то неправильная, — задумчиво протянул парень.

— Уж, какая есть, — философски заключила я, ничуть не обидевшись на его слова.

Я думала, что Шэйн в очередной раз отшутится или съязвит, но он, набрав в грудь побольше воздуха и тяжело вздохнув, начал рассказывать. Я слушала не перебивая.

— Мой отец был богатым купцом. Он владел большой судовладельческой конторой и доставшимся ему в наследство имением на Иштаре. Как первенцу ему также принадлежало право управлять деньгами и имуществом семьи. Его единственного младшего брата это всегда раздражало. Мой дядя хотел власти, денег, могущества, но так как человеком он был двуличным и с гнилой душонкой, отец ему не доверял. Так получилось, что родные братья выросли абсолютно разными. Когда отец привез из очередного плаванья молодую жену, они с дядей окончательно рассорились. Моя мать была из небогатой семьи и незнатного рода, но с отцом они жили душа в душу и любили друг друга безмерно. Им было плевать на мнение окружающих. Отец отдал брату полагающеюся ему часть родительского наследства и уделял все свое свободное время мне и маме.

Мне исполнилось девять лет, когда отец ушел в плаванье и не вернулся. Его корабль затонул в шторме. Так сказал дядя, когда пришел выгонять нас из собственного дома. Все это время его снедала обида, зависть, злоба и ненависть к наследнику. Меня он возненавидел с момента рождения. Подкупив судей и свидетелей, он отписал дом и все наше имущество себе. Когда мать начала обивать пороги чиновников и грозить рассказать правду общественности, дядя оклеветал ее, выдав за умалишенную. Перед нами закрылись все двери. Как оказалось, настоящих друзей у нас не было — никто не хотел нам помогать. Нас ни пугала бедность и мы не гнались за наследством. Просто в одном из скандальных разговоров с дядей, он в порыве злости оговорился, признавшись, что отец не погиб в шторме вместе с кораблем — подкупленная собственным братом команда убила своего капитана, избавилась от тела, а товар и корабль продали на черном рынке. Поняв, что теперь так просто мы не оставим смерть отца и никогда не простим за это, дядя лично перерезал горло мамы у меня на глазах с особой жестокостью и цинизмом, а меня продал в рабство. Так он избавился от двух опасных свидетелей.

Я поменял многих хозяев и каждый пытался выбить из меня упрямство батогами, прежде чем я попал в специальную школу для убийц. Там меня научили всему чему только можно: от точных и гуманитарных наук до всех видов боевой техники. И еще кое-чему, для чего и была создана эта школа, — зло хмыкнув, сказал Шэйн и продолжил: — Именно там нам вдолбили понятие, что души у нас нет и чувств тоже. Они использовали такие методы, что любой бы поверил. Ошейники, кстати, тоже их изобретение. Что было после школы и чем мне пришлось заниматься, я не хочу тебе рассказывать. Не потому, что не доверяю, а потому, что я и так уже слышу, как кто-то подозрительно шморгает носом, — иронично заметил он, и я украдкой вытерла давно набежавшие слезы. — Знаешь, мой маленький мастер, — зловеще продолжил он, — а я все-таки нашел время посетить дядю. О-о-о, это была незабываемая встреча. Жаль, что о ней теперь помню только я. К тому времени обо мне уже сложилась определенная серьезная репутация и восстановить себя в правах наследника не составило никакого труда. К счастью, у моего расчудесного дядечки не было семьи и я смог вернуть то, что принадлежало мне по праву. Поэтому, когда я говорил тебе, что богат, я не врал. Последним моим хозяином стал Шаргис Майра. Вот и все, что касается моей насыщенной и невеселой жизни, — с ироничным сарказмом произнес Шэйн последние слова и повернулся ко мне, подперев голову рукой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});