Отринуть любовь (СИ) - Белошицкая Ольга

Когда принесли еду, я силой заставил себя подняться и поесть. Труднее всего после пробуждения было бороться с апатией и отчаянием. Кормили тут сносно, без изысков, но голодом не морили. Надо есть. Еда — это энергия, возможность держаться хоть как-то в ожидании либо счастливого случая, либо позорного конца. Каким бы он ни был, я должен стоять вертикально и двигаться сам. Я не знаю, когда мне подвернется шанс вырваться, и подвернется ли он вообще, но я должен быть готов им воспользоваться. В любой момент. Хоть как-нибудь.

Обернуться… Нет, теперь уже никак. Это стало навязчивой идеей, но каждый раз, когда я пытался заставить себя трансформироваться, боль становилась настолько невыносимой, что я вырубался и не сразу приходил в себя.

Я потерял счет времени. Сколько прошло — сутки, двое, больше? Если считать наши с Кинэном встречи, то сегодня шел четвертый день моего позорного пленения. Дознаватели крепости виртуозно владели шок-бичами и прочими методами допроса, и я мгновенно оказался на месте Вейдра, только мои палачи были весьма искусны и опытны, и их не мучили угрызения совести. Я терял сознание и приходил в себя от ведра воды на голову или от укола стимулятора, чтобы снова провалиться в боль, но разговаривать с психопатом, жрущим страдание, больше не собирался. Кинэн брызгал истерикой, проклинал меня, обвиняя во всех смертных грехах, а когда я надолго выпадал из реальности, требовал от дознавателей продолжения допроса. В минуты собственного просветления я замечал, как его трясет от возбуждения, как он заговаривается и задыхается, а по телу в этот момент пробегают судороги спонтанной трансформации. Несколько раз он выскакивал из помещения и возвращался через пять-десять минут с мокрой головой, успокоившийся, но еще более злой.

Поев, я почувствовал небольшой прилив сил и немного согрелся. Кое-как скрючившись на боку, я завернулся в одеяло и снова принялся оценивать свое печальное положение. Какие у меня шансы вырваться? Я сильно сомневался, что Кинэн захочет обменять меня на нечто ценное для себя, сейчас он уверен в грядущей победе и рассчитывает взять все необходимое сам. Живой и полностью покорный Ворон ему нужнее: с аномалиями Грани шутки плохи, да и если задуманное им слияние земель пойдет не так, как он рассчитывает, кто-то должен будет хотя бы попытаться восстановить равновесие. За избавление от боли я, пожалуй, могу на многое согласиться. А значит, какой-то шанс выжить у меня есть. Другое дело, что он скорее всего не даст мне очухаться настолько, чтобы я смог сменить облик, а следовательно, истязания будут продолжаться, ровно настолько, чтобы не дать мне умереть.

Вскоре за мной снова пришли, но я по крайней мере смог подняться сам. Мне в общем-то было уже плевать на гордость и на все прочее, но идти самому было легче.

Кинэн ждал меня, уплетая нечто, похожее на пирожное. Оглядев меня злорадно-довольним взглядом, он приказал подвесить меня за руки на специально смонтированную раму для допросов.

— Завтра ты сдохнешь, — заявил он, поудобнее усаживаясь за стол в дальнем углу комнаты, в большое кожаное кресло с высокой спинкой. — Знаешь, как?

Я молчал.

— Тебя казнят, как преступника, на глазах у жителей Фрейфена. Вся ваша агентура это увидит.

— Я же тебе говорил, что ее нет, — выдавил я через силу.

— И все твое окружение узнает об этом.

— Не узнает.

— Вы же как-то связываетесь? Или через визор, или через Зеркало. Я бы на твоем месте велел поставить на себя Зеркало, чтобы мои помощники и союзники были в курсе, что происходит, и получили дополнительную информацию, — прокомментировал он. — Это вполне разумная временная мера, хоть и ведет к лишению приватности. Не верю, что ты этого не сделал.

— Нет, не сделал, — ответил я. — Зачем? И так все будет понятно — либо я преуспею, либо нет.

— Значит, все-таки агентура в крепости, — удовлетворенно кивнул он.

— Нет.

— Думаешь, я тебе поверю?

— Мне плевать, — огрызнулся я. Он сделал знак своим палачам, и те со знанием дела принялись за свою работу. Я уже давно не геройствовал — мне было все равно, что он про меня думал. Кричать было легче. Я понимал, что таким образом насыщаю его, питая своей болью и кровью этот странный концентратор под названием "душа Вечного", но перестать не мог.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ты сдохнешь, — продолжил он, трясясь от очередной порции этого жуткого энергетического коктейля, когда я затих. — Но не просто так. Я принесу тебя себе в жертву. Весь выброс силы, что даст твоя душа, уйдет мне. А потом… потом я сожру твой образ в Мааре.

— Подавишься, — бросил я, и мстительно добавил. — Тебе это не поможет.

— Почему?

— Наши отобьются, — заявил я. — Что бы вы не делали. Алекс силен. Он уже силен. Вам не удалось сделать из него мерзавца, он будет защищать свою новую родину до последнего. Ваши ресурсы просто кончатся.

Он натянуто, искусственно рассмеялся.

— А вот тут нам поможет моя новая ипостась, — пояснил он самодовольно. — Переварив тебя, я удвою свое личное могущество и обрету способность расти. Я сожру всех, кто попытается выйти против меня. Даже Вечных.

— Всех не получится, — прошептал я, понимая, что его расчеты и его бахвальство не лишены основания. С моей смертью он усилится, и может быть, действительно сможет увеличить ипостась до размеров Ворона, если поглотит его маар-облик. Демоны Маара, он был в очередной раз прав, этот завистливый гаденыш — надо было поставить на самого себя Зеркало, чтобы наши меня отслеживали. Тогда они бы уже знали о его планах, а значит, попытались бы подготовиться.

— Завтра одновременно с началом вторжения начнется казнь, и ты станешь ее частью. Представляешь, какой от тебя будет выброс силы? — он явно наслаждался ситуацией. — Да он и сейчас неплохой…

— Обожрешься — лопнешь, — огрызнулся я, но он лишь язвительно улыбнулся.

— Знаешь, что я сделаю, когда вернусь в Ар Соль? Найду эту строптивую девчонку со Старой Земли, подружку твою. Люблю строптивых. Они горячие…

Он ведь может. Тварь, тварь… Я судорожно дернулся, охнув от боли, и Кинэн в очередной раз едва не поплыл, с трудом удерживая человеческий облик.

— Не найдешь, — бросил я сквозь зубы. — Она в ближайшее время переродится в Элианну, и первое, что она сделает, это оторвет тебе твой дряблый коротенький конец. Вилкой, — я неожиданно вспомнил Юлькино единственное оружие во время плена в Рувибе и рассмеялся.

— Ты веришь гипотезе Рейнарда? — Кинэн поморщился. — Это было всего лишь предположение.

— Я был с ней на Иллирии, — прошептал я. — Почти у самого храма. Она готова, осталось немного. Как только ты меня прикончишь, ты завершишь ее путь, и она воплотится. Маар-пробой у нее будет посильнее, чем у Ширин. А потом они объединятся с Алексом против тебя. Так что жди.

— Ну-ну, — хмыкнул он, но видно было, что я не на шутку задел его. — Верь и надейся. Кстати, с тобой тут кое-кто поговорить хотел, — он встал, бросив моим палачам, — приведите его в приличный вид, чтобы дама не испугалась, — и вышел из помещения.

Меня облили водой, заставили надеть такую же, как у Кинэна, куртку, и сесть на стул. Я уже знал, кого увижу, но задавать вопрос "почему" мне давно расхотелось.

Лани вошла и остановилась, разглядывая меня. Да уж, зрелище было… далеко не такое приятное, как раньше. Я заметил, как ее лицо скривилось от жалости и сочувствия, и испытал раздражение. Возможно, она не лицемерила. Но я был уверен: она могла помочь мне. Но не помогла. Значит, говорить нам не о чем.

— Мне очень жаль, — начала она сочувственно. — Но ты сам во всем виноват. Ты мог бы изменить свою судьбу.

Я вопросительно поднял бровь.

— Тебе не раз предлагали сотрудничество. Но ты все время считал себя умнее, сильнее, значительнее… правильнее других. И доигрался.

— Я и сейчас так считаю, — ответил я, вложив в голос максимально возможное презрение.

— Ты проиграл и умрешь, — сказала она с пафосом книжной злодейки, но в голосе ее читалось удивление и неуверенность.