Отринуть любовь (СИ) - Белошицкая Ольга

Медленно и осторожно я сел на койке, стараясь дышать глубоко и ровно и не делать резких движений. Меня избили шок-бичами до потери сознания, но кажется, ничего не сломано, я могу двигаться, несмотря на простреленные ногу и плечо. Хорошо бы понять, где именно я нахожусь. Я напрягся, вспоминая выученный за последние несколько дней чертеж крепости. Окон тут, естественно, нет. Камеры заключенных, если мне не изменяет память, находятся на подземном этаже северной стены. Неудобно… Ничего, вырвусь, если смогу сменить облик, хотя переть по коридору в вороновом облике ужасно неудобно: двери придется вышибать телом или фэйром, вместе с косяками, на что сил хватит. И делать это надо как можно скорее, пока не начали допрашивать, кто я и откуда. При худшем развитии событий можно выдать легенду, которая озадачит руководство крепости и подставит одного из местных лидеров партии войны, но лучше до этого не доводить. В человеческом облике лучше с ними вообще не встречаться.

Осмотревшись, я обнаружил в камере раковину и туалет, а под самым потолком — широкий вентиляционный раструб, из которого ощутимо тянуло сыростью, металлом и гарью от пожара. Возможно, в образе вороненка я смогу проскочить по вентиляционным каналам. Решетку можно сковырнуть клювом, если увеличиться настолько, насколько позволит камера, ну а дальше я куда-нибудь, да выберусь.

Напившись и умывшись, я разорвал наволочку на полосы и перетянул простреленные плечо и ногу. Ничего, главное сейчас — обернуться хотя бы раз, дальше оно легче пойдет.

Сосредоточившись на кончиках пальцев, я дождался отклика, убеждаясь, что трансформация с трудом, но начинается. Тело била нервная дрожь, волны ледяного холода судорогой прокатывались по мышцам, но очертания пальцев расплылись и почернели, послушно превращаясь в перья. Как назло, в этот момент лязгнула входная дверь, и я поспешно сбросил трансформацию.

— На выход, — охранник для острастки продемонстрировал мне включенный шок-бич. Я послушно поднялся с кровати, прикидываясь более слабым, чем на самом деле, и хромая, потащился за ним. Мы шли по коридорам, я озирался и отставал, держа в памяти план крепости, охранник нервничал, торопя меня и угрожающе поднимая бич. Войдя в помещение, расположенное по моим догадкам точно под северо-западной башней, я вздрогнул — прямо напротив входа, в кресле за кривоватым металлическим столом в немом изумлении на меня уставился Кинэн.

Что ж, этого я тоже… ожидал. Но готов не был. Я надеялся, что столкнусь с зам. коменданта и повожу его за нос, намекая на свою связь с оппозицией и с одной важной шишкой из партии войны, о котором я все время слышал, читая отчеты и просматривая записи с Зеркал. Сидящий передо мной Кинэн всем своим видом рассеивал последние сомнения, подтверждая слова Ваэля — ставка на военное вторжение при поддержке местных сторонников экспансии делалась всерьез.

Кинэн был одет в местную военную форму без знаков отличия — темно-серую, приталенную, с множеством карманов. Выглядел он в ней неузнаваемо и нелепо, слишком уж юным было его лицо и телосложение, словно мальчишка решил поиграть в войну. Любопытно, как же он общается с местными, в таком виде его трудно принимать всерьез… Хотя я уже знал ответ — с анг миртовцами имели дело его внушительные, солидные помощники. Увидев меня, он, не скрывая изумления, вскочил с кресла.

— Ты??? Так это был ты?

— Что, не ожидал? — ворчливо бросил я, ища, куда сесть. Бегло оглядев помещение, я понял, что оно мне категорически не нравится. Страх и паника захлестнули меня, тошнотворные и удушливые, и какое-то время я старался не поворачиваться к Кинэну лицом. Не факт, что я выйду отсюда на своих ногах. Эх, надо было все-таки обернуться там, в камере, напугать охранника и переть напролом, не на крыльях, так на лапах, пуская в ход клюв, когти и сам впечатляющий воронов внешний вид. Авось вырвался бы.

Растерянно он осмотрел меня с головы до ног. Да, зрелище я представлял весьма жалкое: одежда разорвана шок-бичами, губы разбиты и опухли, ссадины на лице и руках, синие кровоподтеки по всему телу… С диверсантами не церемонятся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Что это было? Чем ты взрывал стены? От них же ничего не осталось, даже обломков, — на его озадаченном лице отразилась лихорадочная работа мысли, потом он радостно заявил. — Наэром! А я-то ломал голову, как можно буквально испарить такие огромные площади металла и камня, откуда взялась эта невообразимая технология… Хвала Маару, все так просто… Всего лишь ты.

— О, я рад, что облегчил тебе ношу, — усмехнулся я, наконец-то найдя не прикрученный к полу стул. Поставив его напротив Кинэна спинкой вперед, я сел и оперся на нее, сложив руки. Ответный взгляд Кинэна был полон удивления и опаски.

— А ты не боишься, что я тебя убью?

— Даже не знаю, — ответил я искренне. — Я, в общем-то, готов и умереть. Но, как понимаешь, я бы еще пожил. Сколько получится.

Он поймал мой взгляд, и я понял, что он все еще не оправился от изумления и растерянности.

— Знаешь, я иногда мечтал, что тебя убиваю, — признался он неожиданно. — Мечтал о благородном поединке, который выиграю. Тренировался с мечами. Когда обрел новый облик, тренировал прыжки, чтобы зацепить именно тебя, потому что понимал — рано или поздно мы с тобой столкнемся. Помнишь, ты видел в Шеннон Аре, как я тренируюсь? Я тебя тогда даже достал, — кривая улыбка появилась на его лице и исчезла. — Тогда я так этим гордился, хотя понимал, что вряд ли я причинил тебе вред, даже небольшой. Потом, когда у нас появился Алекс, я понял, что гораздо проще натравить его на тебя, чем сражаться самому.

— Алекс оказался вам не по зубам, — констатировал я. — Вообще, идея с управлением сознанием Вечных была провальная. Большинство из нас быстро разобрались бы, что к чему, и как с этим бороться. Скажи, зачем ты вообще все это затеял? Только, чтобы вырасти самому и изменить свой Вечный облик?

Он долго молчал, словно сомневаясь, стоит ли начинать откровенный разговор, но потом, подняв на меня серьезный, удивительно сосредоточенный взгляд, заговорил негромким, задумчивым голосом.

— Ты никогда не задавал себе вопрос, почему божество выбрало именно тебя?

Я пожал плечами.

— Поначалу — да. Потом стало некогда, а позже — привык.

— А я все время ломал голову, почему я и почему именно Кинэн. Знаешь, кем я хотел быть в детстве?

— Нигейром? — предположил я. Все мальчишки лет до десяти повально об этом мечтают. Нигейра нет — вернее, до сих пор не было, и каждый из них надеялся, что однажды древняя силаизберет именно его.

— Я родился и вырос в Западном Ферте, — сказал он с печальной, ностальгической улыбкой. — В том маленьком городке, что лежит на юго-востоке от Западной башни. Помнишь его название?

— Аррем, — кивнул я. — Я понял тебя. Можешь не продолжать.

— Всегда завидовал твоей памяти, — вздохнул он. — Я часто видел Анта в небе и всегда провожал его взглядом. У нас его боялись, а я не понимал, почему. Я мечтал стать Вороном. Ну хотя бы научиться летать, но в школе Крылатых я потерпел поражение. Я так и не полетел, хотя пытался несколько лет. Какое разочарование… — он горько усмехнулся. — Потом моя семья переехала в Рузанну. Повзрослев, я, конечно же, избавился от детских хотелок, зато стал интересоваться законами пространства. Пространственная математика давалась мне легко, словно это были стишки, а не сложнейшая дисциплина. Меня еще тогда волновала тема, почему наши миры до сих пор разделены Гранями, почему мы — не единое пространство, а какие-то нелепые осколки земель, ведь по сути мы — одно целое. Объяснение про катастрофу двенадцатитысячелетней давности меня не устраивало. Что мешает мирам воссоединиться?

— Все ученые-пространственники через это проходят, — кивнул я, выслушав его внимательно и сочувственно. — Сложный вопрос, на который, как ты сам заметил, до сих пор нет однозначного ответа.

— Я поступил в Рузаннский университет, — продолжил Кинэн, печально усмехнувшись. — На факультет пространственных взаимодействий, и закончил первые два курса в один год. Я и думать забыл о Вечных, разве что, живя в Рузанне, все время слышишь о Вагабре и о Ревале. Меня мучил вопрос, почему наша наука о пространстве стоит на месте уже столько времени. Почему ничего не меняется? Мы пользуемся готовыми технологиями, возраст которых — не одно тысячелетие. Вот решетка с микроядерными процессорами, вот кристаллы высокой частоты, вот справочники преломлений по землям, приборы для определения координат в любой точке миров… Вот чертеж шеадра, строй не хочу. Почему мы не идем дальше?