Государство и революции - Валерий Шамбаров

Ну а на Юге после разгрома Деникина террор тоже всплеснулся гигантской волной. Когда красные взяли Ростов, "не понравившихся" и "подозрительных" просто рубили на улицах. А госпиталь, где осталось 40 белогвардейцев, сожгли вместе с ранеными. Для руководства "зачисткой" сюда прибыл Петерс, и под его началом пошла крутая расправа. Станицы в этот раз почти не трогали - помнили прошлогоднее восстание, да и большинство казаков ушли с белыми. Но по захваченным донским городам катились повальные обыски, массовые аресты, и большинство схваченных обрекалось на смерть. В Ростовской ЧК казнили по 50-100 чел. ежедневно, иногда расстрелы шли круглосуточно. Под общую гребенку попадали и старики, и подростки. Было здесь и много беременных - офицеры и чиновники, чьи жены находились на сносях, часто не рисковали брать их с собой в тяжелую зимнюю эвакуацию. А для чекистов это становилось однозначным доказательством "связи с белыми", причем на расстрел по такому признаку отправляли и совершенно случайных женщин - беременность при отсутствии мужа, что в условиях войны получалось нередко, уже становилась достаточным основанием для смертного приговора. На местном чекистском жаргоне такие жертвы называли "гусынями" за характерную походку, и "потрошить гусыню" считалось интересным развлечением, вносящим разнообразие в поток обычных приговоренных. Петерс часто лично присутствовал при экзекуциях, и сам тоже расстреливал, а по свидетельствам красноармейцев, он приехал в Ростов с сыном, мальчиком лет 8-9, и тот всюду бегал за ним, крутился в смертных подвалах и постоянно приставал к отцу: "Папа, дай я!"

На полную мощь машина террора заработала в Одессе, где, как было указано, красным удалось захватить большое количество беженцев. 1200 офицеров, взятых тут в плен, были сосредоточены в концлагере, большевики основательно подготовили акцию массового расстрела, и 5. 5. 20 г. всех уничтожили. Аналогично поступили с пленными галичанами. После тщательной подготовки был учинен единовременный расстрел сдавшегося Тираспольского гарнизона. А галичан, находящихся в Одессе, собрали на товарной станции с женами и детьми якобы для отправки на родину, загнали в огороженное пространство и перебили из пулеметов. Ну а кроме таких массовых экзекуций шла повседневная, "будничная работа" - истребляли беженцев, попавшихся в облавах, брали по доносам тех, кто служил у белых или по каким-то причинам не устраивал красных. Фабрика смерти представляла собой настоящий закрытый "чекистский городок", где для палачей имелись все удобства - свое кафе, своя парикмахерская, свой кинематограф. И процедура умерщвления тут была отлажена, как на фабрике. Отобранных в очередную партию людей после объявления приговора сразу раздевали, голым вешали на шею дощечку с номером и заводили в общее помещение для ожидания. А дальше вызывали по номерам. За ночь казнили обычно по 30-40 чел., хотя иногда доходило до 200-300, а трупы вывозились за город на грузовиках.

Работали несколько смен палачей, и среди них в Одессе были свои знаменитости. Например, негр Джонстон, который славился своим умением сдирать кожу с людей, перед расстрелом рубил руки и ноги - такое порой тоже практиковалось "для разнообразия". Была и молодая женщина Вера Гребеннюкова по прозвищу "товарищ Дора", она зверствовала при допросах, вырывала волосы, резала уши, пальцы, конечности. И по слухам, за два с половиной месяца одна расстреляла 700 чел. Был латыш Адамсон, любитель предрасстрельных изнасилований, и уродливая латышка по кличке "Мопс", ходившая в коротких штанах с двумя наганами за поясом - ее "личный рекорд" составлял 52 чел. за одну ночь. Славился своими развлечениями и председатель ЧК Саджая, действовавший под именем "доктор Калинченко". На празднование своих именин он приказал привести трех самых толстых "буржуев" и тут же убил их с крайней жестокостью. А всего в Одессе в 1920 г. только по красным официальным данным было казнено 7 тыс. чел., по неофициальным - 10-15 тыс. За первые два месяца 1921 г., согласно чекистскому отчету - еще 1418...

Так же, как раньше в Киеве, широко осуществлялись различные провокации. Например, действовала некая баронесса Штерн, якобы прибывшая из Константинополя и предлагающая переправить туда всех желающих. Деньги и ценности при этом требовалось передать на хранение этой Штерн, после чего доверившегося арестовывали. Потом стала работать новая "крыша" "Статистический отдел наркомздрава РСФСР", где подвизались чекисты Заковский, Михайловский и Ксения Михайловская. Она ловила неосторожных на фиктивную подпольную организацию, распространяя "белые прокламации" и предлагая деньги на поддержание "сочувствующим", после чего и сдавала их.

Вероятно, то же самое, что в Архангельске или Одессе, ожидало захваченных на Сев. Кавказе, но здесь многих пленных спасла война с Польшей. Точнее, подарила отсрочку, и их под лозунгами защиты Отечества от внешнего врага стали брать в Красную Армию. Но и здесь пошла "зачистка", хоть и в меньших масштабах. В Новороссийске периодически объявлялся "день тюрьмы", когда жителям запрещалось выходить из домов, и производились облавы и аресты. В Ставрополе прошла кампания показательных казней за "недоносительство", под которую попали семьи тех, кто не сообщил о своих скрывающихся родственниках. 60 чел. женщин, стариков и детей 15-16 лет были зарублены шашками. В Пятигорске всех врачей и медсестер за оказание помощи раненым казакам подвергли публичной порке. А в Екатеринодаре зверствовал Георгий Атарбеков, который однажды зарезал даже собственную секретаршу у себя в кабинете. Он занимался и "усмирением" горцев, переезжая из аула в аул, где, по словам очевидцев, "забивал людей как скот на бойне". Когда в августе 1920 г. на Кубани высадился десант Врангеля, Атарбеков учинил массовую расправу над заключенными екатеринодарских тюрем, в ходе которой было уничтожено около 2 тыс. чел. Одних выводили по 100 на мост через Кубань и косили из пулеметов, других пачками расстреливали в тюремном дворе. В течение осени тут было казнено еще более тысячи арестованных.

Но все до сих пор известные масштабы перехлестнул террор после взятия Крыма. Еще в период боев за полуостров Фрунзе предложил амнистию и свободный выезд сдающимся, но Ленин строго одернул его и потребовал "расправиться беспощадно". Хотя параллельно предпринимались все усилия, чтобы поменьше белогвардейцев и гражданских лиц эвакуировалось за рубеж распространялись провокационные листовки об амнистии за подписью РВС армий и ген. Брусилова, слухи об окончании красного террора. И многие действительно оставались, а другие просто не смогли выехать - количество беженцев в Крыму накапливалось всю войну. На собрании московского партактива 6. 12. 1920 г. Ленин цинично заявил: "В Крыму сейчас 300 тысяч буржуазии. Это - источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});