Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

с предложением: – Мы, архиереи, сделали секретное постановление: впредь не принимать приказов Патриарха, если они нам покажутся несвободными. Вы согласны с этим?.. – Боже меня сохрани от этого! – ответил я ему» (31, с. 345).

Однако окружение митрополита Антония было настроено иначе, говорили: «Указ вынужденный – не свободное волеизъявление Патриарха; его можно не исполнять» (50, с. 370). Это потом владыке стало ясно, что ему трудно принимать решения стратегические, долгосрочные, а Святейший Патриарх Тихон, ранее казавшийся многим простоватым и недалеким, мудро и твердо ведет церковный корабль посреди страшной бури.

Митрополит Антоний накануне Рождества Христова решил удалиться на Афон, это виделось самым желанным и самым простым решением. Кинот Святой Горы сначала дал согласие на это, но после возражений со стороны нескольких греческих монастырей отказал. Владыка воспринял это решение как волю Божию, как повеление еще послужить Церкви.

Между тем Патриарх Тихон, которого кремлевские правители были вынуждены освободить из заключения, занимает вполне примирительную позицию в отношении главы «зарубежников». В интервью РОСТА 28 июня 1923 года он, в частности, отметил: «…Я думаю, что Церковь должна быть аполитичной, и во всей своей деятельности я буду твердо стоять на этом. Я проверю сведения о контрреволюционной деятельности Антония Храповицкого и других заграничных иерархов, и, если обнаружится, что эти сведения верны, я предложу им прекратить контрреволюционную работу как несогласованную со званием пастыря. Я думаю, что они меня послушаются. Ведь они меня еще признают… Ну а если они меня не послушаются, я их предам церковному суду» (4, с. 282). Уж казалось бы, что там Патриарху «проверять сведения», когда контрреволюционная и антисоветская деятельность митрополита Антония была всем известным фактом. Но самым тоном своим, в котором угадывается мягкая укоряющая улыбка, святитель

Тихон свидетельствует о желании сохранить единство с вынужденными церковными эмигрантами, призывает их понять новую реальность Советской России и поставить интересы Церкви выше интересов политических партий. Спустя несколько дней, 1 июля, в Патриаршем воззвании уже строгим тоном документа заявлено, что, поскольку «карловчане» не только не раскаялись в своих поступках, но, напротив, «еще более того ввергают Православную Церковь в политическую борьбу совместно с проживающими в России и за границей злоумными противниками Советской власти, принесшими немало несчастий Родине нашей, пусть хотя теперь они сознают это – смирятся и покаются, а иначе придется звать Преосвященных владык в Москву для ответа пред церковным судом… Господь да умудрит всех нас искать каждому не своих сил, а Правды Божией и блага своей Церкви» (4, с. 287).

Однако «карловчане» будто закупорились в скорлупе своей политизированной церковной доктрины, воспринимая себя как совершенно независимое верховное церковное управление. Например, они постановили: «В случае и в будущем времени каких-нибудь распоряжений Его Святейшества, касающихся Заграничной православной церкви, роняющих ее достоинство и при этом носящих столь же явные следы насильственного давления на совесть Св. Патриарха со стороны врагов Христовых, таковых распоряжений не исполнять, как исходящих не от Его Святительской воли, а от воли чужой; но в то же время сохранять полное уважение и преданность к личности невинного страдальца – Св. Патриарха…» (цит. по: 126, с. 124).

И тогда 8 апреля 1924 года Патриарх Тихон и Патриарший Священный Синод принимают специальное постановление: «Заявить, что со всей политической деятельностью заграничных иерархов, имеющих целью дискредитировать нашу государственную власть, ни Святейший Патриарх, ни существующее при нем Церковное Управление не имеют ничего общего и таковую деятельность осуждают… Заявить, что митрополит Антоний [Храповицкий], находящийся за границей, не имеет никакого права говорить от имени Русской Православной Церкви и всего русского народа, так как не имеет на это полномочий» (4, с. 314). Конечно, появление этого постановления было отчасти вынужденным: Патриарх боролся за легализацию Русской Церкви, и ему было необходимо показать Советской власти, что Церковь стоит вне политики. Но в немалой степени в постановлении виден и другой подход, и другие взгляды на миссию Церкви, чем у владыки Антония. Возможно, сыграла свою роль глубокая, с юных лет его увлеченность идеализированным образом Святой Руси, которую он противопоставлял императорской России, отвергая все положительные стороны петровских и послепетровских преобразований…

Митрополит Антоний остается главой Русской Церкви за границей. Он руководит деятельностью Архиерейского Собора и Архиерейского Синода, заявляет протесты против вмешательства Вселенской Патриархии в дела Русской Церкви, против стремления Константинополя подчинить диаспору Русской Церкви своей юрисдикции. Он посещает Каир, Александрию, Иерусалим, Лондон и Бухарест, встречая повсюду глубокое уважение и почтение.

Богослужения митрополита Антония были незабываемы. «Боярская красивая внешность… совершенная уверенность в церковном уставе и чинопоследовании. Прекрасный ритм и бесстрастность в служении. И в чтении, и в литургийных возгласах он не вкладывал ничего своего личного. Он так и считал, что личная интонация может только испортить впечатление… Отсутствие аффектации делало его службу чрезвычайно осмысленной, прозрачной, строгой и иконописно классической. Это был классик богослужения», – восхищенно писал архимандрит Киприан (Керн) (71, с. 33).

У владыки еще доставало сил и энергии не только на богослужение и официальные мероприятия. Он пытается защитить Церковь в России, активно борется с наглым обновленчеством. Летом 1922 года он направляет главам Поместных Православных Церквей послание: «Российская Православная Церковь, поверженная в тяжкие бедствия, радоваться о Христе Боге желает и, открывая свои глубокие раны, указуя на 28 могил убиенных своих архиереев и свыше тысячи убиенных иереев и сотни тысяч мирян, убиенных за благочестие, взывает к Вам словами Иеремии: Да не будет этого с вами, все проходящие путем! Взгляните и посмотрите, есть ли болезнь, как моя болезнь, какая постигла меня, какую наслал на меня Господь в день пламенного гнева Своего? (Плач. 1, 12). Страдания наши умножаются с каждым новым месяцем до настоящих дней, которые оказались еще более горестными, чем все пережитое нашею страною ранее. Именно в эти последние месяцы и дни богоборная рука врагов Христовых направилась против наших вековых святынь, ограбила из церквей священные украшения чудотворных икон и раки, содержавшие нетленные тела святых угодников, также священные сосуды Божественной евхаристии и все прочие ценности Божиих храмов. Злодеи довершили свои преступления тем, что пытаются отнять последнее утешение православного народа: они арестовали Святейшего Патриарха Всероссийского Тихона и объявили его низложенным за то именно, что он, даже не препятствуя продаже церковных ценностей в пользу голодающего народа, требовал, чтобы они отбирались из алтарей священными руками священнослужителей, как повелевают святые правила Вселенских Соборов… Не менее ужасно то, что заштатный епископ Антонин [Грановский], давно известный по своим беззакониям, и с ним несколько преступных священников, ни во что не верующих, объявили сами себя церковным правительством, а Святейшего Патриарха низложенным – в чем получают поддержку