Снега, снега - Андрей Бондаренко

– Жалко. Мои первые пистолеты, добытые в честном бою.

– Ещё добудем, не переживай, амазонка. Богатый жизненный опыт мне назойливо подсказывает, что этот бой был, отнюдь, не последним. А пистолет я тебе другой выдам, возьму в оружейной кладовой… Бросай! Оба! И запасные обоймы!

– Бросила. Что дальше?

– Идём к метеостанции. Постоишь снаружи, не залезая – в этот раз – на крышу?

– Постою.

– Пошли!

Лёха забрался на второй этаж и нашёл там приличный фотоаппарат. Потом заскочил в оружейную кладовую и прихватил там – для обожаемой супруги – браунинг.

– Спасибо, милый, – небрежно отправляя пистолет в карман куртки, поблагодарила Ванда. – А теперь куда?

– Обратно, на вершину холма. Фотографировать то, что осталось от самолёта.

Они тронулись в путь. Миновали собственную палатку. Вернее, три палатки: одну жилую, и две – хозяйственного назначения. Прошли мимо бездонной горной трещины, где навсегда упокоился достославный господин Наката – необузданно-жадный при жизни до женского пола.

Впереди – по ходу движения – замаячили две неясные точки: одна чёрная, а другая – тёмно-зелёная.

– Чёрная, ясный болгарский перец, является огромным валуном, под который мы – несколько часов назад – поместили трупы легкомысленных караульных, – задумался Лёха. – А, вот, тёмно-зелёная точка? Откуда она здесь взялась? Доставай-ка, верная боевая подруга, низкочастотный излучатель. По моей команде переведёшь белый рычажок на приборе – до упора – направо. То бишь, в положение – «максимум». Ей-ей, будет не лишним…

– Думаешь, что перед нами – какая-то очередная живность? – заволновалась Ванда. – Большая и зубастая?

– Конечно. Камни на нашей планете, как известно, ног не имеют. Даже такие большие и тёмно-зелёные…

– А ты уверен, что излучатель сработает?

– Ага. Железобетонно. То есть, на восемьдесят пять процентов из ста. Вот, заодно и проверим…

Через некоторое время выяснилось, что возле чёрного валуна беззаботно пасётся, жадно поедая местные пышные мхи и разноцветные лишайники, здоровенный динозавр.

– Травоядный, на этот раз, – облегчённо пробормотал Лёха. – Не страшно… Красивый даже. Тонны на три с половиной потянет. Симпатичный такой толстячок.

– Симпатичный, – согласилась супруга. – Только слегка неуклюжий. Задние лапы – мощные и длинные, а передние – коротенькие, то есть, одно название, имеющее второстепенный характер… Как эта странная тёмно-зелёная махина называется?

– Кажется – «альбалофозавр»[6]… Ладно, подойдём поближе. Считай, сероглазка, шаги. На цифре «пятьдесят» – включай низкочастотный излучатель.

Рычажок прибора – с тихим щелчком – переместился направо.

Динозавр, громко и обиженно взвизгнув, бестолково закружился на одном месте.

– Не понимает, морда здоровенная, происходящего, – беря в руки увесистый камень, усмехнулся Лёха. – А, ну-ка, пшёл вон отсюда, бугай несообразительный!

Тяжёлый булыжник встретился с упитанным тёмно-зелёным боком ящера. Раздался глухой шлепок, и альбалофозавр – вприпрыжку – устремился на юг-восток.

– Перебирает лапами – прямо как испуганный лесной зайчишка, удирающий от голодного серого волка, – сообщила Ванда. – А ты, Алекс Петров, очень злой и жестокий человек. Зачем было в бедную ящерку бросать камень? Больно же, в самом деле… Впрочем, время-то военное. Ладно, замнём для ясности…

Дошагав до пологого холма, украшенного обугленным северным склоном, они потратили ещё добрых полтора часа на тщательное фотографирование места недавней трагедии, после чего вернулись к палаткам и слегка перекусили.

Вечернее солнышко уже вплотную приближалось к западной линии горизонта.

– Сейчас выйдем на связь с запасным аэродромом? – с аппетитом кусая мягкий бок консервированной груши, спросила Ванда.

– Обязательно, – подтвердил Лёха.

– Возьми меня с собой, а? Стоять одной – в сером предзакатном сумраке – возле входа в покосившееся здание метеостанции? Поверь, что это весьма неприятно. Удовольствие, как говорится, ниже среднего.

– Хорошо, возьму, – после короткого раздумья согласился Лёха. – Только ты будешь находиться в спальне. Спрячешься там. При открытых дверях весь разговор будет хорошо слышен.

– Почему – в спальне?

– Чтобы случайно не попасть в поле зрение видеокамер. Увидят на аэродроме, не дай Бог, какая ты у меня красивая, да и отправят сюда ещё один самолёт – с вооружённой до самых зубов командой.

– У них же есть моя фотография, – напомнила Ванда. – Сам же говорил вчера.

– Говорил. Но, когда и где делали эту фотографию?

– В нашем родимом «Чистилище». Примерно полтора с хвостиком месяца назад.

– Вот, видишь! – довольно улыбнулся Лёха. – Ты, конечно, и тогда была безумно-симпатичной. Но сейчас стала – во сто пятьдесят раз краше. Я имею в виду, после того, как стала счастливой и обожаемой женой. Моей – женой, понятное дело. Медовый месяц, опять же, в самом разгаре.

– Ты правду говоришь? – мило засмущалась Ванда. – Про мою неземную красоту?

– Истинную и святую правду! Чтобы мне – всю дальнейшую жизнь – оставаться штатским зачуханным гадом…

Ванда зажгла несколько масляных светильников. А потом, как они и договаривались, прошла в спальню, оставив дверь приоткрытой.

Лёха, первым делом, «перекачал» снимки – с фотоаппарата – на компьютерную память, а после этого отправил их на электронную почту запасного аэродрома.

Снимки, как это и не странно, ушли.

«Очевидно, какой-то трансляционный спутник в околоземном космическом пространстве – во время недавнего планетарного катаклизма – всё же, уцелел», – предположил Лёха. – «По крайней мере, тот, который обеспечивает устойчивую связь в приполярных областях…».

Выждав минут пять-шесть, он, введя нужный код, вызвал на связь Тима Джонса.

После нескольких голубых всполохов на экране монитора появилась помятая усатая физиономия.

– Добрый вечер! – поздоровался Лёха. – Дерьмово выглядишь. Всё пьёте и пьёте, отдыха не зная?

– Привет, – хмуро пробурчал в ответ Тим. – Пьём, конечно. Стезя такая, жизненная… Получил твои фотки. Мрак полный и окончательный… Как оно всё было?

– Обыкновенно. Ночью услышали сильный взрыв. Естественно, выбрались из палатки. На севере полыхало – минут восемь-десять – багрово-алое марево. До утра, как легко догадаться, уже не спали. Типа – сомневались, что делать дальше… После завтрака решили, всё же, пойти и посмотреть. Пришли, посмотрели… Скорее всего, динозавр напал на них сразу, как только самолёт приземлился. Горючее, находившееся в баках, рвануло. Бывает… Сфотографировали всё. Потом похоронили трупы. Вернее, человеческий обгоревший и обугленный материал… Сколько народу было в самолёте? Четверо? Больше?