Самоучитель игры на мировой шахматной доске - Сергей Переслегин

Адмирал Нагумо не стал беспокоиться из-за мелкой неисправности на «Тоне» и незначительного нарушения графика. Разведка все равно ведется лишь для проформы…

Серьезной ошибкой командования авианосным соединением считается использование для атаки Мидуэя лишь половины наличных сил. Тактическим обоснованием этого решения было, очевидно, желание сэкономить боеприпасы, которых могло не хватить на последующее за оккупацией острова генеральное сражение. Кроме того, подготовленная к удару по кораблям противника вторая волна считалась страховым полисом на случай разнообразных неожиданностей. И главное: серьезного воздушного сопротивления над атоллом не ожидалось, с этой точки зрения количество самолетов, выделенных для удара по пустой скорлупе, выглядело более чем достаточным.

Но точно поставить задачу летчикам Томонаги Нагумо, конечно, был обязан. Прежде всего это касалось взлетно-посадочных полос Мидуэя: следовало ли разрушить их, чтобы вывести из строя непотопляемый авианосец, или, напротив, они должны были остаться нетронутыми? Второй налет на атолл понадобился именно потому, что отсутствовало надлежащее целеуказание для первой волны.

Хотя разделение палубной авиации на штурмовую и противокорабельную группы было тактически обоснованным, оно послужило катализатором дальнейших ошибок. Наличие двух ударных волн, ориентированных на разные цели, привело к раздвоению оперативной мысли командующего. Сама структура воздушных сил провоцировала решение вести одновременно два разных сражения.

В сложившейся обстановке это стало бы наименьшим злом, но Нагумо был слишком опытным командующим, чтобы пойти на такой вариант. В результате оперативная раздвоенность вылилась в последовательность приказов и контрприказов: убрать торпеды, подвесить бомбы, снова снарядить торпеды…

«Снять ордена, упечь в остроги, вернуть, простить, дать ордена…» (К. Симонов)

Каждый приказ Нагумо вытекал из оперативной обстановки — какой она в тот момент представлялась командующему, но все вместе они производят уродливое впечатление. Так генеральные сражения не выигрываются! «Вам следовало придерживаться вашего первоначального плана. Или вашего второго плана. Или третьего. Собственно говоря, вам надо было держаться чего-то одного. Чего бы то ни было».

Однако Нагумо тоже можно понять. Оперативное соединение противника неожиданно появилось на его фланге, словно бы материализовалось из пустоты и ночных кошмаров. Причем — и для подобных ситуаций это характерно — степень опасности осознавалась ступенчато, пройдя за полтора часа все стадии: от незначительной помехи до вероятной катастрофы. Первый воздушный флот оказался под действием центробежных сил: инерция влекла его к Мидуэю, в то время как внезапная фланговая угроза требовала сосредоточить все усилия против нее[170].

Насколько можно судить, Нагумо полностью разобрался в ситуации около половины девятого утра. И здесь им было принято решение, которое — вслед за Ямагути — порицают все. Нагумо задержал подъем самолетов до приема первой волны и перевооружения второй. Тем самым, вне всякой зависимости от его субъективного мнения на этот счет, объективно он принимал на себя обязательство отбить атаку палубной авиации противника[171].

В самом деле, если бы Нагумо отразил последнюю атаку пикировщиков (а она была действительно последней — по крайней мере, на несколько ближайших часов), он оказался бы хозяином положения. Психологический настрой на американских кораблях упал в этот момент до очень низкого уровня. Превосходство в количестве и качестве самолетов, в уровне подготовки летчиков было всецело на стороне японцев. Для полноты счастья воздушная атака пришлась бы на момент приема американскими авианосцами своих самолетов[172].

Однако решение Нагумо избрать оборонительную тактику было, во-первых, бессознательными, во-вторых, непоследовательным. Следовало озаботиться не поспешной подготовкой самолетов к вылету (все равно не успевали!), но насыщением воздушного патруля истребителями и очисткой полетной и ангарной палуб от бомб и торпед. Возможно, в воздухе надлежало задержать часть «вэлов» группы Томонаги, возложив на них задачи дальнего обнаружения и борьбы с торпедоносцами[173].

Если управление палубной авиацией трудно поставить в актив вице-адмиралу Нагумо (хотя, на мой взгляд, оно было на более высоком уровне, чем при атаке Перл-Харбора и Коломбо), то маневрирование соединения было выше всяких похвал. В течение всего боя у японских пилотов не возникало проблем с местом своих авианосцев, иными словами, Нагумо в мешанине неприятельских атак точно выдерживал генеральный курс и эскадренную скорость. Поворот на 90 градусов, последовавший в 9:17, был предпринят в самый подходящий момент: «каталины» временно потеряли контакт с японскими кораблями, палубная авиация «Хорнета», «Эн-терпрайза» и «Йорктауна» находились в воздухе и была ориентированы на прежний маршрут авианосного соединения. Этот поворот позволил Нагумо уклониться от пикировщиков «Хорнета», а не вмешайся случайность, вывел бы из боя и авиагруппу «Энтерпрай-за», практически исчерпавшую неприкосновенный запас горючего. В иной ситуации столь блестящий ход мог привести к выигрышу сражения.

Подводя итог, заметим, что главной ошибкой и Ямамото, и Нагумо было нежелание прислушаться к языку совпадений и предчувствий, к шестому, нейрогенетическому контуру психики, инициация которого в рамках «стратегии чуда» неизбежна. Американцы могли позволить себе подобную невнимательность — их разведка вышла уже на уровень технологии. Японская же сторона исповедовала опору на Хаос, как на альтернативу всеобщему западному порядку. Но в рамках этой стратегии знаки Судьбы надлежало читать и учитывать.

Если анализировать управление операцией с американской стороны, приходится вновь и вновь удивляться безупречному руководству со стороны адмирала Нимица. Он не сделал ни одной ошибки: все его решения, действия (и бездействие) были оптимальными. Нимиц сумел навязать всему флоту и вашингтонским стратегам свое прочтение криптографических экзерсисов Рочфорта, организовал молниеносный ремонт «Йорктауна», способствовал резонансному подъему боевого духа на кораблях 16-го и 17-го оперативных соединений Для командующего, чья роль рассматривалась как чисто административная, неплохой послужной список!

Напротив, Спрюэнс и Флетчер, кажется, поставили перед собой задачу совершить все ошибки, которые только можно сделать, управляя авианосным соединением, и ни в коем случае не пропустить ни одной. Начать с того, что Флетчер, назначенный командовать обеими «Task Forces», самоустранился от задач общего руководства и полностью сосредоточился на своем «Йорктауне»[174]. В результате 16-е и 17-е оперативные соединения, находясь в десяти милях друг от друга, вели — с одним и тем же противником — два разных сражения и использовали при этом две разные тактики.

Заметим, что задача, стоящая перед американским тактическим командованием, была на самом деле очень простой. Спрюэнс и Флетчер заранее знали силы противника, а с 5:30 утра — его место, курс и скорость. Они могли взаимодействовать с базовой авиацией Мидуэя, а также — что даже более важно — использовать его аэродромы для дозаправки палубных самолетов. Рочфорт и Нимиц создали идеальную ловушку, и Нагумо, раз уж он в нее попался, был обречен. При сколько-нибудь правильных действиях американцев вопрос об ошибках Нагумо даже не встал бы: его соединение было бы уничтожено где-то около семи часов утра совместной атакой самолетов с Мидуэя и трех авианосцев.

Но Флетчер и Спрюэнс не сумели организовать взаимодействие между флотом и воздушной армией, дислоцированной на атолле Мидуэй. Не смогли они обеспечить и согласованное использование хотя бы одной только палубной авиации: авиагруппы «Йорктауна», «Хорнета» и «Энтерпрайза» искали противника самостоятельно и атаковали его порознь. Более того, не была предусмотрена даже уставная тактическая взаимосвязь между эскадрильями, поднявшимися в воздух с одного авианосца!

Подъем самолетов осуществлялся с недопустимой медлительностью, доразведка целей не производилась. Вместо единой системы ПВО адмиралы организовали два независимых воздушных патруля, каждый из которых решал свои задачи порознь. В результате — неполной авиагруппе с одного «Хирю» удалось дважды прорвать зонную оборону, выстроенную тремя авианосцами.

Каждая из этих ошибок могла (и должна была) привести Спрюэнса и Флетчера к разгрому. Однако в сражении у атолла Мидуэй информационная составляющая преобладала над материальной и преимущество американской стороны в радиоразведке оказалось более весомым фактором, нежели превосходство японцев в тактике и оперативном искусстве. Так что, возможно, С. Моррисон имел некоторые основания написать: «Флетчер действовал неплохо, но Спрюэнс был великолепен. Спокойный, собранный, решительный, всегда готовый прислушаться к совету, держащий в уме всю картину с разбросанными по океану соединениями, смело использующий любую возможность, Раймонд Э. Спрюэнс вышел из этой битвы одним из величайших адмиралов американского флота» [Моррисон, 1999].