Когда исчезает страх - Петр Капица

— Что делают, мерзавцы! Отставить!

Капитан знал, что впереди скалы и ров. Он двигал рукой и ногами, жестами подсказывал, что следует предпринимать Ширвису. А лейтенант, видимо надеясь на свою сноровку, ничего такого не делал…

«УТИ-4» подпрыгнула, опустилась… и только у самой границы взлетной полосы оторвалась от земли.

Лицо у Лобысевича побелело, губы тряслись.

— Эт-то же самоубийцы! — возмутился он. — Лихачи, шаромыжники! Преступление так вводить молодежь в строй.

Увидев улыбку на лице капитана Шворобея, он накинулся и на него:

— А вы чего щеритесь? Не наулыбались еще? Как бы потом, не заплакали. Предупреждаю: ответственность на вас возложу. Довольно с меня одного спрашивать.

И Лобысевич, перестраховываясь, написал рапорт, в котором сообщал, что в целях ускорения подготовки молодежи, прибывшей из летных школ, он берет на себя повседневное наблюдение за группой лейтенанта Шубника, а ответственность за обучение остальных пилотов возлагает на капитана Шворобея. Фамилий Кочеванова и Ширвиса он умышленно не упоминал. Пусть заместитель отвечает и за них. Тогда будет знать, как посмеиваться!

* * *

Во время вызовов по тревоге то Ширвис, то Кочеванов брали с собой по одному новичку, чтобы приучить их свободней держаться в боевой обстановке.

Сержанты, впервые участвовавшие в воздушных боях, ничем, конечно, похвастаться не могли, — во время атак они бессмысленно носились в клубке самолетов. Их ошеломляли резкие виражи и бешеные скорости быстротечного боя, продолжавшегося всего две-три минуты. Новички не успевали не только прицеливаться, но и определить, что за самолеты мелькали перед глазами. Боясь потерять ведущего, они лишь следили за маневрами командира и повторяли их.

На аэродром после воздушной потасовки сержанты возвращались такими измотанными, что едва держались на ногах. Стоило им закрыть глаза, как в багровой мгле с ревом начинали сновать вверх и вниз длинноносые самолеты. Но постепенно, накапливая опыт, они стали улавливать ритм вихревых каруселей и понимать, что творится в воздухе.

В запале некоторые сержанты очертя голову бросались на противника, не думая о прикрытии ведущего. Таким нетерпеливым при разборе боя крепко доставалось от Кочеванова.

— Вы в кого стреляли? — спрашивал он.

— В гитлеровца… в «стодесятого».

— Значит, из-за паршивого фрица готовы были пожертвовать своим командиром, боевым товарищем?

— Это вышло невольно, — оправдывался провинившийся. — Вы же лучше меня маневрируете… Я увидел его в прицел… очень хотелось сбить.

— У нас так не поступают. Раз товарищ доверил вам свою жизнь, — оберегайте ее. Иначе ваше поведение ничем не лучше предательства, — не щадя пилота, выговаривал Кочеванов. — Врага мы остерегаемся, а в товарища верим. Запомните это.

Ян в таких случаях обычно помалкивал, потому что сам еще недавно, забывая обо всем, кидался на гитлеровцев. Но все знали, что Ширвис — за дисциплину в бою.

— Двойка за поведение в бою, — сообщал вдруг на земле Ширвис сержанту, которому казалось, что за ним в воздухе никто не наблюдал. — Осмотрительности никакой. Совершаете маневр, не учитывая возможностей противника. Забываете, что с нами воюют не олухи, а опытные воздушные волки, зубастые и хитрые. Они только и ждут промаха. Сожрут в мгновение.

Если бы Лобысевич послушал Ширвиса на разборе полетов молодежи, он бы не поверил своим ушам и решил бы, что тот его разыгрывает, изображая придирчивого службиста, ратующего за строгую дисциплину.

Глава десятая

В начале сентября, стремясь отрезать Кольский полуостров и Мурманский порт от страны, гитлеровцы предприняли новое мощное наступление. Они двинули в бой всю свою тяжелую артиллерию, бронетанковые части, авиацию, горно-егерский корпус, отборные полки «СС». Ценой больших потерь им удалось прорвать линию обороны и подойти к железной дороге, ведущей в Мурманск.

Фронт приблизился. С аэродромов по ночам видны были пожары и отчетливо слышалась артиллерийская пальба. Опять наступили дни, когда летчики летали по многу часов. Они спускались на аэродром только для заправки баков горючим, пополнения боезапаса и тут же по тревоге вновь поднимались в воздух.

В ход были пущены машины всех типов: одни улетали на патрулирование, другие на штурмовку переправ и наземных войск, третьи на перехват бомбардировщиков, четвертые для сопровождения. Даже учебные самолеты нагружались, бомбами и уходили к фронту. Любыми силами надо было ослабить натиск противника.

В первой эскадрилье больше всего приходилось работать группам Ширвиса и Кочеванова, так как Лобысевич выдумал, что там отобраны самые способные пилоты, а ему и Шубнику достались недоучки, которых еще рано посылать на ответственные задания.

Десятого сентября обстановка на фронте до того обострилась, что, несмотря на низкую облачность, дождь и шквалистый ветер, полеты не отменялись.

Группа Кочеванова получила задание лететь на штурмовку вновь наведенного моста, по которому переправлялись войска.

Разбивая в брызги мутные лужи, покрывавшие аэродром, Кирилл, взлетел и, дождавшись Хрусталева с сержантами, повел их на небольшой высоте к переправе.

Через несколько минут он заметил двигавшуюся навстречу мутно-серую завесу, опускавшуюся до земли. Подниматься выше было бессмысленно, — ничего не увидишь, сплошные облака покрывали небо.

Кирилл решил обойти стороной полосу дождя, но не удалось: крупные капли запрыгали на плоскостях, рассыпаясь бисеринками, похожими на ртуть.

Дождь усиливался. За его пеленой трудно было разглядеть хоть какие-нибудь ориентиры на земле. Козырек заливало. Кирилл перешел на слепой полет, забирая все больше влево, надеясь таким способом скорей выйти из обрушившегося на них водопада.

Ведомые, чтобы не потерять его в звенящей хляби, шли вслед плотным строем.

Вскоре дождь поредел, уже можно было разглядеть впереди синеватые просветы в облаках.

Взглянув на землю, Кирилл понял, что сейчас надо круто забрать вправо. Он сделал поворот, хотел подняться выше и… наткнулся на четверку «мессершмиттов», словно выкатившихся из облаков. Уклоняться было поздно: ведущий шел наперерез курса так близко, что Кирилл невольно припал к прицелу и, нажав на гашетку, прошил трассирующими пулями длинное, хищное тело «мессершмитта».

Гитлеровец, не ожидавший внезапного нападения, на какую-то долю секунды растерялся. «Мессершмитт-109», клюнув носом, накренился и заскользил вниз. Но он не утерял управления, так как вскоре выровнялся и круто стал набирать высоту. Кирилл настиг его и ударил из пушек по мотору…

Видя, как «стодевятый» задымился, лейтенант осмотрелся. Ведомых не было вблизи. Вот и сам проштрафился: потерял молодых, куда же они делись? Надо разыскать. Кирилл бросил подожженного «мессера» и пошел на поиск, вглядываясь в мутную пелену.

Заметив вдали мелькавшие самолеты, он пошел на сближение.

Товарищи, оказывается, дрались на малой высоте, стремясь прикрыть друг друга. Самолеты, носившиеся под струями дождя, казалось, оставляли за собой клочки голубого пламени.

Разобравшись, где противники, где свои, Кочеванов пошел наперерез двум «мессершмиттам», пытавшимся оттеснить «ишачка», которым управлял неопытный сержант. Он вновь приник к прицелу, а пальцы машинально застыли над кнопками электроспусков.

Вот уже «мессершмитт», устремившийся под углом в атаку, пойман в прицел. Кирилл едва ощутимо нажал на педаль управления, слегка потянул на себя ручку… и разом нажал на обе гашетки… Его самолет дрогнул и затрясся. В глазах запрыгали огоньки, черные кресты, дым, молнии…

Кочеванову показалось, что не только пули, но и сама машина сейчас врежется в хищного противника. Прекратив стрельбу, он чуть отдал ручку вперед, ушел вниз и развернулся для новой атаки. Но «мессершмитт» куда-то исчез, и других не было видно.

Кирилл стал вглядываться в пространство меж облаками и землей: где же свои? Сквозь завесу усилившегося дождя невозможно было что-либо разглядеть.

Набрав высоту, он зигзагами пошел на поиск. И тут приметил на земле два костра: один, догорая, дымил, другой, несмотря на проливной дождь, ярко светился.

«Сбитые самолеты, — сообразил лейтенант. — Но чьи? Неужели там под обломками кто-нибудь из наших сержантов?» У него невольно защемило в груди, Кирилл принялся казнить себя: «Ну для чего ты кинулся на паршивого фрица? Ведь задание другое? Молодые не поняли маневра и проскочили вперед. Им же далеко до Ширвиса, который понимал тебя с полунамека».

Внезапно кругом посветлело, дождь кончился. Кочеванов до боли в шее заворочал головой, оглядывая дали.

Сперва мелькнули какие-то темные точки. Кажется, свои. «Ну конечно, «ишачки»!» — обрадовался он и полетел им навстречу.