Владимир Высоцкий. Сто друзей и недругов - А. Передрий

Так неужели «Гамлет» рассорил верных друзей? Ведь по свидетельствам очевидцев, с начала 70-х годов Золотухин с Высоцким, по сути, становятся чужими друг для друга людьми, их пути — расходятся, и они только изредка обмениваются фразами и лишь иногда — здороваются...

Действительно, по свидетельствам очевидцев, после злополучного, с точки зрения Золотухина, «Гамлета» отношения друзей совсем разладились... Нет, конечно, какие-то — остались: общение, участие в спектаклях, съемках, но до конца дней Владимира Семеновича отношения эти уже были не столь теплыми и доверительными, как в первые годы их знакомства...

Теперь Валерию Сергеевичу уже — ничего не поправить, и остается только вспоминать...

Как-то корреспондент одной из московских газет задала ему такой вопрос: «Чем дальше идет время, тем больше хочется знать деталей и подробностей того времени, о людях... Хочу спросить вас о Владимире Высоцком: действительно ли он был настолько небольшого роста, что в фильме «Интервенция» ему подставляли маленький табурет? Во всяком случае, так рассказывают артисты, которые также снимались в этой картине».

Золотухину ничего не оставалось, как подтверждать байки, распространяемые Полокой, Аросевой и другими, причастными к картине «Интервенция», о Высоцком, как о «гражданине с табуреткой»: «Володя не был такого маленького роста, может, он такой же, как я, или чуть-чуть ниже. Он был прекрасно сложен. У него была жена Людмила Абрамова, а у меня — Нина Шацкая, обе женщины высокие. И когда мы шли куда-то по улице, Володя говорил мне: «Пусть впереди идут». Он стеснялся. Но когда он стал Высоцким и женился на Марине Влади, у него этого комплекса ни в коем разе не было».

О том же — в другом издании: «Высоцкий не просил взять в театр свою жену киноактрису Людмилу Абрамову. Она была выше его ростом, как и моя Нинка, но мне это было «по барабану». А Володя комплексовал, если мы куда-то направлялись вместе, старался не ходить рядом, просил: «Блядь, давай отстанем, а то эти бабы выше нас».

Только при Марине Влади, когда Высоцкий стал тем, кем мы его знаем, невысокий рост перестал его беспокоить».

Или — вот случай, припомненный Валерием Золотухиным. Случай, надо сказать, — весьма поучительный и во многом показательный. В нем — весь поэт: «Владимир Высоцкий однажды спросил меня: «У вас на Алтае 16 центнеров с гектара, вы же в лучшем случае на круг собираете по 12. А план выполняете. Откуда хлеб берете?» Я остолбенел: «Какое тебе дело, думаю, до нашего хлеба, и откуда ты знаешь?» — «Из «Правды». Он, оказывается, читал «Правду», где восемь страниц этих цифр. Отчет! А Володя ее читал с карандашом в руках. И у него не сходилось. Считал, потому что у него болело, страдало, стыдно сказать у меня — человека оттуда — не болело, или так по тем временам. А у него болело, и на разрыв!

Если верить словам гения, что «трещина мира проходит через сердце поэта», то это трещина за алтайский урожай действительно проходила через его сердце. Почему же я не должен верить поэту Высоцкому, что трещина за алтайский урожай действительно проходила через его сердце?..»

Много ходило (еще при жизни поэта) и до сих пор ходит разговоров о том, что Владимир Высоцкий злоупотреблял спиртным... Но и Валерий Сергеевич по молодости — не отставал. Золотухин разъясняет ситуацию по поводу: «Еще классик утверждал, что место артиста в буфете. Да, мы выпиваем, иногда чрезмерно. Случалось такое не только с Высоцким, но и со мной.

Любимов ставил «Жизнь Галилея», Володя играл заглавную роль, я — маленького монаха. Это одна из самых моих любимых работ. Репетиция была назначена на десять утра. Накануне я сильно выпил, но до театра добрел. А монолог у меня огромный, философский, о том, как разрушается вера. Я поднимаюсь по лестнице из-под сцены, замечаю перед собой Высоцкого-Галилея, произношу: «Господин Галилей...» И с ужасом понимаю, что не могу больше вспомнить ни единого слова — в голове черная дыра. Выдвигаюсь на авансцену:

— Юрий Петрович, простите, я не в форме, не могу репетировать, отпустите меня домой.

— Вы соображаете, что несете?! — вскипает он. — Театр отменил выходной день, потому что в час должен состояться прогон спектакля. Возвращайтесь на исходную позицию и начинайте ваш монолог заново.

Снова с трудом преодолеваю ступеньки и снова забываю текст.

— Еще раз! — кричит Любимов.

Все повторяется, но я постепенно двигаюсь дальше и дальше. Видя, как я мучаюсь, Высоцкий с трудом сдерживает слезы. А Любимов, кажется, ничего не замечает:

— Еще раз!

В общем, текст я вспомнил раза с восьмого и прогон сыграл. Делая актерам замечания, Юрий Петрович сказал:

Наиболее точно получилась восьмая картина.

Моя! И ни слова о том, что происходило на репетиции, вообще ни слова упрека. Я готов был в ноги ему упасть...»

Касательно пьянства— продолжим... Каталин Любимова, супруга бывшего главного режиссера Театра на Таганке Ю. П. Любимова, вспоминает (и, одновременно, — обвиняет): «Зная, как трудно Владимиру удержаться от выпивки, некоторые коллеги специально втягивали его в очередное застолье. Вокруг Владимира постоянно крутились Бортник и Золотухин. Высоцкий, «приняв на грудь», поил и кормил всех за свой счет. А стоило кому-нибудь сказать: «Классную тебе Марина куртку из Парижа прислала!» — как Высоцкий тут же снимал вещь: «Нравится? Бери, она мне другую привезет».

Друзья так не поступают... А в данных воспоминаниях как друг поступает только Владимир Высоцкий.

Как уже понял читатель, почти во всех спектаклях Театра на Таганке Золотухин был партнером Высоцкого по сцене. Репетировали они и в постановке романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Любимов по началу назначил нас с Высоцким на роль Ивана Бездомного, но Володя мечтал о Воланде, а я поглядывал в сторону Иешуа. Оба от Ивана отказались...», — вспоминал Валерий Сергеевич.

В конце семидесятых Владимир Семенович уже мог позволить себе роскошь отказываться от ролей в постановках театра, или выбирать их... «Вообще, — вспоминает Валерий Золотухин, — Высоцкий под конец жизни ощущал свой «звездный» статус, и иногда это у него вырывалось. Расскажу вам один случай. Летели мы с ним в самолете. Что-то, не помню, понадобилось ему от стюардессы — не то воды, не то спросить о чем-то. Неважно. Он, наверное, подумал, что она все бросит и прибежит к нему. А она занимается своими делами. Володя снова ее просит. Красавица отшивает его: «Подождите!» Тогда Высоцкий вскипает: «Ты что, сука, охуела?! Не знаешь, с кем разговариваешь?!» Я вжался в кресло от столь неожиданной реакции моего друга и коллеги на поведение и разговоры стюардессы...»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});