Августин. Беспокойное сердце - Тронд Берг Эриксен

После падения Рима было важно перестать отождествлять государство с христианством. Церковь должна была и хотела жить дальше, независимо от того, что случилось с политической администрацией. Трактат «О граде Божием» приспособлен к новой ситуации, возникшей, когда римское государство показало себя более слабым игроком, чем предполагали Иероним и Орозий. Размышления о государстве и Церкви были подняты на такой уровень, на котором конкретные величины стали всего лишь проявлениями незримых сил и группировок.

Трактат «О граде Божием» превращает нечеткое соотношение сил между разными институтами в метафизическую борьбу между двумя невидимыми группами граждан, различие между которыми определяется направлением воли граждан. Еще более непонятным это различие становится, когда критерий принадлежности выводится из учения о предопределении. Принадлежащие «граду Божию» избраны для спасения. (О граде Бож. XII, 23). Принадлежащие же «граду земному» никогда не спасутся от погибели. Кто на какой стороне находится и сколько их, не знает никто, кроме Бога. Только в день Страшного Суда все узнают ответ. Бог мог бы спасти всех, но он этого не хочет (О прир. и Благ 7,8). Почему Он не хочет спасти всех? Это Его дело, говорит Августин.

***

Современный смысл слова «город» не совпадает со значением слова civitas. Поэтому рассказ о двух «городах» легко может запутать читателя. Civitas означает и гражданское единство, и культовое единство. Значение этого слова скорее ближе к тому, что мы называем «сообществом», чем к тому, что мы называем «городом». Civitas Dei — это «сообщество святых» и как метафизическая, и как эсхатологическая величина (О граде Бож. XVII; XX, 9). Civitas terrena — «земной город» — это общество тех, кто почитает фальшивых богов, и в данном случае Августин имеет в виду не только языческих богов, но также власть и славу.

Выражением Civitas Dei обозначается истинная церковь, даже если она невидима. Истинная церковь принадлежит тем, кто действительно живет по слову Божию и под Его благодатью. Смысл истории — спасти сонм избранных от гибели. Разумеется, эти два града приобрели многие черты и Римской империи, и Церкви. Это нужно было для того, чтобы получить возможность критиковать действующие и конкретные институты за их слабости. Civitas terrena — это предупреждение всем политикам, наделенным властью. Civitas Dei — это недостижимый идеал для Церкви. Политическая администрация, которая никак не содействует Церкви, становится не только civitas terrena, но и civitas diaboli — «диавольским градом».

Политические институты должны, по мере возможности, поддерживать совершенную справедливость, близкую к справедливости града Божия. В перспективе вечности град земной не имеет собственной задачи, каковая есть у града Божия. Поэтому град Божий содействует задачам и Римской империи, и Церкви. Каин убил Авеля, а Ромул убил Рема. Таким образом, история земных градов начинается с греха «властолюбия» — libido dominandi. Именно первородный грех лежит в основе градов и делает необходимыми их меры принуждения. Поэтому в них нет истины. Истину эти существующие грады должны искать в ином месте, так же как грешники должны искать истину вне себя.

Позже политическое мышление Августина распространялось с помощью, в том числе, Псевдо–Киприановского сочинения De duodedm abusivis saeculi — одного из самых читаемых политических сочинений средневековья. Трактат «О граде Божием» был любимой книгой Карла Великого. Первый христианский император, бывший не только rex Francorum («королем франков»), но и imperator Romanus («римским императором»), превратил каролингский ренессанс в ренессанс Августина. Идеал «справедливого короля» соответствует идеалу властителя в «Королевском зерцале» древней Скандинавии.

Глава 22. Разрыв с Пелагием и Юлианом

После падения Рима в 410 году в Северную Африку хлынул поток состоятельных беженцев. Среди них был и Пелагий, о котором нам мало что известно; возможно, что в Рим он приехал из Англии в 388 году, как раз в то время, когда в Риме жил Августин. Пелагий остался в Риме. В своем знаменитом и восторженном сочинении об апостоле Павле он толковал его послания и учил, что человек может, а потому и должен, быть совершенным. Бог требует безоговорочного послушания и не проявляет терпения по отношению к грешникам. Человек создан для святой жизни, говорил он. Пелагий и слышать не хотел о первородном грехе. Августин хвалил Пелагия как писателя. Он обладает и «красноречием» (facundia), и «достаточной резкостью» (acrimonia), признается Августин в одном письме (Письма, 188,3).

Разногласия с Пелагием начались на дебатах еще до захвата Рима Аларихом в 410 году, но Августин не имел возможности принимать в них участия. Пелагий прожил в Северной Африке целый год, но с Августином они так и не встретились. После этого Пелагий уехал в Иерусалим. Однако его ученики остались, и среди них был известный Целестий, не признававший крещения детей, потому что не разделял учения о первородном грехе. По совету Августина Целеетия судили как еретика. Но Целестий был лишь членом целого движения. Небольшие группы аскетов–пелагиан были разбросаны повсюду.

Сочинение «О деяниях Пелагия» (417) показывает, как долго и основательно Августин изучал феномен Пелагия. Борьба с его ересью началась еще в 411 году. Полемические выступления Августина дошли до нас в немногочисленных источниках, посвященных пелагианскому учению. Пелагий не демонизировал природу, как это делали манихеи, он учил, что она не представляет собой опасности. Августин ищет золотую середину между Пелагием и манихеями. Он развивает свое учение о первородном грехе и о предопределении, дабы остановить Пелагия, который заявлял, что все люди рождаются безгрешными и вообще могут не грешить. Бог дал человеку естественную склонность к добру и сделал его способным вести совершенную жизнь, говорил Пелагий. Христос вовсе не спас людей. В этом не было необходимости; но Он показал им пример, как можно достичь совершенства. Воля свободна, только если она исполняет закон, и Пелагий считал, что воля способна осуществить эту свободу, опираясь на свои естественные силы. Августин, напротив, сомневался в способности человека своими силами выполнить требования закона.

Пелагий требовал безоговорочной чистоты, что, безусловно, являлось реакцией на отнюдь не ревностное соблюдение христианских обрядов, которое в то время было характерно для населения Рима. Признание Бога, вера в Него, любовь, страх и служение Ему составляли строгую логику, не позволявшую человеку останавливаться на полпути, так считали самые ревностные. Реформатор Пелагий хотел подбодрить слабые и вялые души. Все должны следовать единому образцу. Все должны жить, как монахи. Он хотел сохранить, или, вернее, возродить напряженные отношения между христианским меньшинством и его неверующим окружением.

Во многом учение Пелагия было похоже на ересь донатистов, и Августин ответил на это похожими аргументами. Но если донатисты были патриотически настроенными североафриканцами, пелагиане являлись представителями высшего класса римского общества с его духовными амбициями. Многие из них порвали с миром и по требованию Пелагия раздали свои состояния. Их главным героем был ветхозаветный Иовгероическая, религиозная личность, которая научилась страдать и терпеть.

Все зависит от свободного решения человека. Поэтому все грехи одинаково презренны перед Богом, говорили пелагиане. Августин защищал крещение детей и моральную терпимость по отношению к низшим слоям христиан. В его времена крещение детей еще не вошло в постоянную практику. Вера в магическую силу крещения привела к тому, что люди предпочитали отодвигать его подальше. Им было спокойнее уйти из этой жизни заново очищенными. Многие, как император Константин или отец Августина Патриций, принимали крещение уже перед самой смертью. Таким образом, человек получал возможность безгрешным перейти в другую жизнь. Августин говорил о христианах как о «детях Божиих», чтобы подчеркнуть зависимость и беспомощность человека. Пелагий же говорил о христианах как о «сыновьях Божиих», чтобы подчеркнуть долг подражания Христу, возлагаемый на совершеннолетних верующих.

Оглядываясь на свою жизнь и творчество, Августин отчетливо видел собственные ошибки и недостатки. Он говорил о собственном «развитии», чтобы примириться со своей жизнью в целом. Но в вопросах веры он никогда не сомневался. Он сделал выговор самому Иерониму за то, что тот счел будто каждый новорожденный получает совершенно новую душу. Епископ Рима Зосима тоже не избежал упреков Августина, когда в свое время допустил ошибку в борьбе с Пелагием. Новорожденный не получает индивидуальной, созданной заново души, отнюдь нет, говорит Августин. Ведь дети причастны к греху Адама. Следовательно, их души никак не могут быть созданными заново. Учение о благодати Божией, которую Августин проповедовал по–новому, было в первую очередь направлено против Пелагия.