Вперед в прошлое 5 (СИ) - Ратманов Денис

В нем — гниение, плесень и трупный распад,

Ваше «я» — это ноль, возведенный в квадрат.

Чем гордитесь вы? Чем вы лучше других?

Вы построили дом, вы придумали стих,

Или блеск ваших дел ярче всяких наград?

Ваше «я» — это ноль, возведенный в квадрат!

Минаев аж есть бросил и зааплодировал. Не прожевав, добавил:

— Вот да, прочитай ей его! Пусть покорежит Никитича! Молодец!

Саша перевела на меня сияющий взор, и я понял, что она чувствует: когда вершится несправедливость, но нельзя ударить или даже ответить, можно вот так выпустить пар. Иначе невозможно же! Разорвет.

Но главное сейчас другое — всеобщая готовность прийти на выручку другу. А вот и Борис плетется, повесив нос. Все его обступили, стали поддерживать. Подошедшая к нам Желткова не понимала, что происходит, но и она говорила Борису, что он молодец. Новообращенный член тайного братства, Кабанов, брызгал слюной и чуть ли не бил себя пяткой в грудь, выражая восхищение художествами Бориса в подвале.

Брат начал оживать, воодушевился, его глаза заблестели, спина разогнулась. Ян, которому передалось настроение друга, тоже расшевелился.

— Я этого так не оставлю! — пообещал я. — Уговорю маму в школу на разборки прийти.

— Маму? — удивился Каюк. — Впрягать взрослых — зашквар!

— Когда беспределят взрослые, что-то решить могут только другие взрослые, — объяснил я, и все закивали.

Я попытался вспомнить, был ли в той реальности этот конкурс, и не смог. Наверное, был. Наверное, Бориса точно так же завернули, но мы тогда не ладили, и делиться со мной он не стал, переживал поражение молча — от родителей все равно сочувствия не дождешься. Может, именно это событие и склонило чашу весов к тому, что он паршивый художник, и не стоит даже пытаться пробовать.

И впервые за сорок лет я задумался о том, какая ответственность на учителях! Не меньшая, чем на врачах. В их руках — податливый материал, вовремя протянутая рука помощи да просто проявленное сочувствие может выровнять чью-то судьбу. И наоборот, забить гвоздями выход в мир возможностей.

Глава 30

Будем сражаться!

Не так я планировал провести сегодняшний вечер! Думал расслабиться наконец, посмотреть, как друзья радуются приставке, разделить радость с ними. Из-за памяти взрослого процесс уже не казался таинством, а квест — приключением. Ну, бегает фигурка по экрану… Другое дело ММОРПГ! В такое бы поиграть! Но ждать еще и ждать.

Все так расстроились из-за Бориса, что хоть на другой день игры переноси!

Брат уже был дома, ковырял гороховый суп, сваренный мамой накануне. Наташка пришла из школы, когда я налил себе суп. Поставила букет астр в вазу на подоконнике — подоконник в детской был уже весь заставлен. Выходит, ее поклонник все-таки учится в школе? Или встречал ее? Или Наташка теперь нарасхват? Личной жизнью она с нами не делилась, с мамой, похоже, тоже.

— Вы чего такие кислые? — спросила она.

— Помнишь, Борис к конкурсу готовился, рисовал? — спросил я и сразу ответил: — Никитич его работы даже никому не показала, прикинь?

— Как так? — возмутилась Наташка, сверкнула глазами. — Они реально крутые!

— Посчитала, что это рисовал взрослый и не допустила к конкурсу.

— Вот гнида! И че теперь?

— Воевать будем, — поделился планами я. — Поговорю с мамой, соберем рисунки, пойдем к завучихе, которая отвечает за конкурс, покажем ей. Попробуем по-хорошему договориться.

Наташка скривилась.

— А что мать? Ничего она делать не будет. Поохает, всплеснет руками. Или вовсе пошлет.

— Можно Эрика попросить, — предложил Борис. — Он не откажется. Да и маме с чего бы отказываться?

— С того, что она у нас… ну… — Наташка ненадолго смолкла, подбирая слова. — Душечка. Помните у Чехова такой рассказ? Ее саму ото всех защищать надо. Но попытаться стоит…

Хлопнула дверь, в кухню ворвалась раскрасневшаяся мама, злая и возбужденная.

— А ты чего? — спросила Наташка и посмотрела на меня, типа, я же говорила!

Мама совершенно забыла, что обиделась на меня, и воскликнула:

— Невропатолог назначил бабке витамины внутримышечно! В самом конце поселка. Двадцать дней мне туда теперь ходить. Как специально издевается. Проезд-то не оплачивается! Полчаса туда, столько же назад — и все, день пропал! Такое на дому не колют! Мы ходим только к тяжелым, а эта бабка здоровая, как лошадь! Наверное сынок ее на лапу дал!

Никогда такого не было, и вот опять! Внезапно — труд медсестры не ценится. Я — добрый врач и молодец! А ты побегай, животное, а потом еще за свой счет посиди, пока мы родственников на четыре ставки устроим, они твои денежки получат. Язык так и чесался все это сказать, но было без толку.

Мама только расстроится и заревет, но менять ничего не будет. Бесполезно что-либо делать, советовать, направлять. Ругаться тоже бесполезно. Единственный выход — понять и простить. Выслушать, покивать и не принимать жалобы близко к сердцу, потому что они будут повторяться снова и снова, и снова, и снова.

— Сволочи, — пожала плечами Наташка, а память взрослого подсунула: «Они убили Кенни!»

— Мам, — проговорил я серьезно, — нам нужна твоя помощь.

Она всплеснула руками.

— Что еще опять? Кого побили? Может, зарезали? Холодильник решили продать?

Мы с Борисом переглянулись, Наташка сказала:

— Что и требовалось доказать. Обращайтесь с Борькой к своему Эрику. Тут никакой помощи!

Мама округлила глаза.

— Что ты такое говоришь! Наташа… Наташа!!!

Перед тем, как хлопнуть дверью, сестра выпалила:

— Им нужна твоя помощь, а у тебя — тупизм на уме! Сплошной тупизм!

Клац! Аж побелка с потолка посыпалась. У мамы в глазах заблестели слезы, она брякнулась на стул и скривилась. Раньше я реагировал, как Наташка, обижался на нее, злился, сейчас, как молитва изгнания ложных ожиданий, крутилось: «Понять и простить». И принять, что мама у нас… вот такая. И помочь, если потребуется.

— Ма, Тамара Никитична посчитала, что Борис подсунул на конкурс рисунков твои работы, — объяснил я. — Попросту говоря, его опрокинули, и это несправедливо.

Мама перевела на меня взгляд, но смотрела она в пустоту, точно на моем месте был портал. Я терпеливо продолжал:

— Нужно пойти с его рисунками, которые дома, к завучу, изложить ситуацию, объяснить. Я сам бы это сделал, но больше шансов, что ко взрослому прислушаются.

Она опять вскинула руки:

— Что я им объясню? Они своих детей продвигают — непонятно, что ли? Что я сделаю? Разозлю учителей, и они Борю вообще съедят?

Рука потянулась к лицу, но я удержался от жеста, вздохнул:

— Понятно. — И обратился к брату: — Поехали к Эрику. Я так это не оставлю. Не позволю самоутверждаться за наш счет. Мы не терпилы, да?

— Да, — злобно кивнул Борис, поднимаясь.

Мама поступила предсказуемо: уронила голову на сложенные на столе руки и заревела, всхлипывая отчаянно и горько. Так я и не понял, она ревет, чтобы пожалели, или по какой-то другой причине? Чтобы отстали и не напрягали бедненькую? Надо выведать, когда успокоится, а то ж помру и не узнаю.

В спальне Борис спросил:

— Что ты собираешься делать? Может, батю попросить?

— Эрика попросим. Не получится договориться — статью накатаю в газету. Что сына героя-милиционера притесняют. Таким, как Никитич, нельзя работать в школе.

— Что ты сразу так! Может, получится по-хорошему? — Видно было, что Борис жалеет учительницу.

Удивительная черта, малосовместимая с жизнью, которую в другой реальности ему удалось в себе уничтожить.

— Хочешь мира — готовься к войне, — сказал я. — Если получится по-хорошему — ну прекрасно же! Ошибиться иногда приятно. Очень надеюсь, что Никитич меня услышит. Поехали к Эрику? Попросим, чтобы завтра с нами в школу пошел.

— А… база? Четыре часа, приставка…

— Успеется. На мопеде поедем, так быстрее.

* * *

От Эрика мы возвращались, полные надежд. Он обещал подъехать завтра на большой перемене и, если не получится по-хорошему, пригрозит именами известных людей, которые судят тот самый конкурс. И журналистами пригрозит он — чтобы угроза не имела для нас последствий.