Тьма внешняя - Владимир Лещенко

Он решительно направился к постоялому двору, где его, может быть, уже ждали спутники. Вскоре Кер выбрался на людные улицы, и вновь окунулся в гудящий водоворот толпы. Теперь он уже почти ничем не отличался он наводнивших город воинов Светлой Девы – грязная, в прорехах и приставшем мусоре одежда, запыленное лицо. По прежнему хотелось пить. У огромной бочки с выбитым дном стоял веселый старик с черпаком и раздавал вино всем желающим. Кер бесцеремонно протолкался к нему. Тот налил ему прямо в подставленные ковшом ладони, и капитан осушил напиток единым духом. Вино было горьковато – кислое, слабое и почти не утоляло жажды. Вертящаяся тут же нетрезвая девица повисла у него на шее, впившись мокрыми губами в его губы, но он, стряхнув ее, продолжил путь.

Выйдя на площадь, капитан остановился как вкопанный. В ее центре располагался добротный эшафот с виселицей. Вместо плахи на нем возвышались два высоких кола с изогнувшимися в предсмертных судорогах телами, виселица тоже не пустовала – кто-то болтался на ней вниз головой. Хоть казнь и произошла, судя по всему, совсем недавно, народ уже почти весь разошелся.

Вначале капитан не понял, почему это зрелище заставило его остановиться. Казнь – обычное дело, тем более, что ему много раз случалось по долгу службы присутствовать при том, как людей вешали, жгли, колесовали, четвертовали или закапывали в землю живьем. А однажды даже пришлось замещать палача, когда по приговору суда в Сене топили шайку малолетних убийц и грабителей. Разве только то, что этот эшафот – первый, увиденный им в столице королевы бунтовщиков?. Потом вдруг нехорошее предчувствие проникло в его душу. Словно притягиваемый неведомой силой, капитан зашагал к жуткому сооружению.

…Ветерок медленно покачивал висевшее кверху ногами тело того самого лучника. Узнать его можно было только по длинным черным волосам, сейчас пропитавшимся кровью, да кафтану. Двое других были его спутники. С них была сорвана вся одежда, у Оливье из вытекших от удара бича глазниц стекали по изуродованному лицу струйки крови. Он, похоже, умер сразу – палачи перестарались, и кол пронзил тело насквозь, выйдя из-под лопатки. Маг, кажется, тоже успел покинуть сию юдоль слез.

Не в силах сдвинуться с места, капитан неотрывно смотрел на своих товарищей еще несколько часов назад живых и невредимых, чувствуя как ледяная волна поднимается по ногам к сердцу. Внезапно булькающий хрип вырвался из груди колдуна, он медленно приподнял голову. Веки его дрогнув, приподнялись, мутный взор, исполненный непредставимой муки, вонзился в душу капитану. От ужаса Кер едва не лишился сознания – ему показалось, что этот оживший мертвец сейчас спрыгнет с кола и вцепиться ему в горло.

– Передай им… – с натугой выдохнул мэтр Артюр, каким-то чудом сумевший узнать капитана. Передай – приходит конец всему… Звезды солгали… должно быть, сместились основы мира, – прошептали разбитые, почерневшие губы…Все тщетно… Я видел Великого Хозяина… Он уже здесь…[34] Голова его вновь упала на грудь, хрип оборвался…

Это стало последней каплей. Мучительная тошнота подкатила к горлу Кера, мгла затмила взор. «Помираю!» – жалобно пискнул кто-то внутри него.

Когда рассеялся туман перед глазами, он обнаружил, что стоит, привалившись спиной к эшафоту, извергнув из себя все съеденное и выпитое в этот день.

…Экий ты малохольный, братец, – похлопывая его по плечу, сообщил охранявший место казни седобородый крестьянин с охотничьим копьем, в лихо заломленном красном колпаке. – Мой младший – ему одиннадцать только, а когда господского щенка свежевали – сам помогать вызвался, а ты? А еще меч нацепил! Эх, чего с тебя взять, одно слово – городской!

Глава 7

Париж. Две недели спустя.

Под сводами тронного зала Лувра стоял неумолчный гул голосов.

Бароны и высшие сановники, пэры Франции, члены Королевского Совета, военачальники, родственники короля, прелаты в лиловых епископских и разноцветных монашеских сутанах, среди которых выделялся своей красной мантией папский легат – кардинал Джованни дель Мори. Немногочисленная бургундская знать держалась особняком, как цыплята вокруг наседки собравшись вокруг своего сюзерена – герцога Эда.

Все собрались, чтобы обсудить, уже в который раз и наконец попытаться разрешить все тот же вопрос – что делать, чтобы прекратить грозящий поколебать основы государства мятеж.

Собственно говоря, обсуждали только один вопрос – двинуть ли войска на север немедля или выждать, пока бунт начнет терять силу. Надо сказать, по– прежнему у многих обитателей южной и средней Франции не было особого желания класть головы в драках с мужиками за благополучие северных собратьев-дворян. Кое-кто из них даже с усмешкой предлагал – раз нормандские рыцари настолько ослабли, что сами не могут справиться с собственными холопами, то им нужно подождать до осени, когда простолюдины волей неволей вернутся в родные села, чтобы убрать урожай и не сдохнуть зимой с голоду. Исходя из каких то своих не очень понятных соображений, король счел нужным пригласить и иноземных гостей – князя-архиепископа Трирского, проездом оказавшегося в Париже, послов Тосканы, Венеции, Генуи и Кастилии.

Пришел и королевский прокурор Этьен Бове, за которым старый писец нес объемистый мешок с бумагами – не иначе, подробный список преступлений, совершенных бунтовщиками. Среди дворян выделялся своими огненно рыжими волосами и длинными усами сэр Эндрю Брюс, граф Горн, маршал и старый знакомый Бертрана. Родственник шотландского короля, в молодости он покинул родину после провала дворцового переворота, в котором играл не последнюю роль. Он оказался сначала в Ирландии, где как раз вспыхнуло очередное восстание против англичан. Незадолго до того, как войска баронессы Морриган – самозванной королевы острова, были окончательно разбиты, он успел перебежать на службу к Эдуарду II Английскому, затем попал во Францию, где сумел снискать немалые монаршьи милости.

На возвышении, где в другие дни стоял трон, сейчас было поставлено простое курульное кресло, предназначавшееся для короля французского.

Рядом с ним устроились только канцлер де Бурбон и один из вице-канцлеров – архиепископ Реймский. Даже ближайшие родственники и приближенные разместились на наскоро расставленных скамьях.

Строго говоря, обсуждение уже началось – собравшиеся вовсю обменивались мнением, как всегда, с пеной у рта отстаивая противоположные точки зрения.

– Нужно дождаться, пока они всем скопом пойдут на Париж, и одним ударом с ними покончить, – утверждал Жан де Клермон.