Огнепад (Сборник) - Питер Уоттс

Когда жертвы разгадают одну головоломку, подсуньте им другую. Запутайте, поменяйте ролями. Проверьте, как они отличают круги от квадратов, попробуйте факториалы и числа Фибоначчи. Продолжайте, пока не откопаете Розеттский камень.

Так общаются с инопланетным разумом: его пытают и продолжают пытать, пока не научатся отличать слова от воплей.

Чтобы разработать и соблюсти протокол, лучше всего подходила Сьюзен Джеймс – прирожденная оптимистка, верховная жрица церкви Слова Исцеляющего. Сейчас шифровики корчились по ее команде. В отчаянных поисках крошечного уголка, свободного от раздражителей, они выписывали в вольерах длинные петли. Джеймс вывела видеосигнал в КонСенсус, хотя критически важной причины, по которой весь экипаж «Тезея» должен был наблюдать за допросом, вроде бы не имелось.

– Пусть на своем конце блокируют, – вполголоса пробормотала она. – Если захотят.

Каннингем, при всем нежелании признавать пленников существами разумными и мыслящими, дал им имена: Растрепа предпочитал пари́ть, раскинув щупальца, а Колобок жался в углу, свернувшись комком. Сьюзен их просто нумеровала – первый и второй, – подчиняясь собственной роли травести в спектакле. Не то чтобы выбор Каннингема показался ей слишком дурацким или она возражала против рабских кличек в принципе: лингвист прибегла к самому старому приему из «Справочника практикующего палача». Если истязатель хочет по-прежнему возвращаться после работы домой, к семье, играть с детьми и спокойно спать по ночам, он никогда не должен считать своих жертв людьми.

По отношению к метанодышащим медузам этот вопрос вообще не должен был вставать. Но тут уже цена каждой ошибки чрезвычайно высока.

Рядом с изображениями обоих инопланетян в виртуальном пространстве плясали данные биотелеметрии; сияющие пояснения дрожали в разреженном воздухе. Понятия не имею, что для этих созданий составляло физиологическую норму, но я не мог себе представить, как еще, кроме боли, можно трактовать рваные пики на графиках. Шкуры обоих шли еле заметным серо-голубым муаром, под кожей пробегали текучие волны. Может, это рефлекторная реакция на микроволновое облучение? Однако с тем же успехом это могло быть брачным танцем. И все же, скорее всего, они кричали…

Джеймс вырубила излучение. В левом вольере желтый квадрат погас, в правом подобный ему так и не загорелся в ряду других фигур.

После приступа краски потекли по шкурам быстрее; движения щупалец замедлились, но не остановились. Они покачивались взад-вперед, как сонные костлявые угри.

– Базовый уровень. Пять секунд, двести пятьдесят ватт, – для протокола.

Напускная серьезность: «Тезей» фиксировал с точностью до пяти девяток каждый вздох на борту и каждый импульс тока.

– Повторить.

Значок вспыхнул. Шкуры чужаков снова накрыла волна мозаики. В этот раз ни один из них не сдвинулся с места. Скрученные трепещущие щупальца продолжали слабо, волнообразно подергиваться, словно в состоянии покоя. Но телеметрия оставалась такой же мучительной.

«Они быстро учатся беспомощности», – подумал я. И взглянул на Сьюзен:

– Ты собираешься провести весь опыт сама?

Она отключила ток. Ее глаза влажно блестели. Знак в клетке Колобка погас, а в клетке Растрепы оставался тусклым.

Я прокашлялся.

– Я хочу сказать…

– А кто еще этим займется, Сири? Юкка? Ты?

– Остальная Банда. Саша могла бы…

– Саша?! – Она уставилась на меня. – Сири, я их создала. Как думаешь, для чего? Чтобы прятаться за ними, когда… чтобы заставлять их творить такое? – Она покачала головой. – Я не стану их будить. Ради этого – нет. Так не поступают даже со злейшим врагом, уж не говоря о…

Она отвернулась. Ведь могла принять лекарство – нейроингибиторы, чтобы смыть вину, закоротить на модулярном уровне. Сарасти предлагал ей, будто искушая одинокого пророка в пустыне. Джеймс отказалась, не назвав причину.

– Повторить, – скомандовала она.

Ток включился, выключился.

– Повторить, – снова сказала она.

Ни одного движения.

Я показал.

– Вижу, – отозвалась Джеймс.

Кончиком щупальца Колобок касался сенсорной панели: символ на ней горел свечой.

* * *

Шесть с половиной минут спустя они перешли от желтых квадратиков к мгновенно гаснущим четырехмерным многогранникам. На то, чтобы определить два подвижных двадцатишестигранника, разнящихся формой единственной грани в единственном кадре, у них уходило не больше времени, чем на то, чтобы отличить желтый квадрат от красного треугольника. По их шкурам все это время бежали сложные узоры, динамические мозаики высокого разрешения, меняющиеся почти неуловимо для взгляда.

– Твою мать, – прошептала Джеймс.

– Это могут быть осколочные таланты, – в Консенсусе к нам присоединился Каннингем, хотя его тело оставалось на другом конце медотсека.

– Осколочные, – невыразительно повторила она.

– Савантизм. Выдающиеся способности в одной области умственной деятельности не коррелируют с высоким интеллектом.

– Роберт, я знаю, что такое осколочные таланты. Я просто считаю, что ты ошибаешься.

– Докажи.

Лингвист плюнула на геометрию и сообщила шифровикам, что один плюс один равняется двум. Очевидно, ничего нового она им не сказала: десять минут спустя медузы на заказ вычисляли десятизначные простые числа.

Джеймс показала им ряд двумерных фигур; они выбирали следующую из набора едва различающихся вариантов. Она вообще перестала давать им варианты, демонстрируя очередной ряд с начала и показав, как рисовать кончиками щупалец на сенсорной панели. Шифровики завершали ряд идеальными набросками, отображая цепочку логических последовательностей и заканчивая ее фигурой, неотвратимо возвращавшей к началу цепи.

– Они не роботы, – голос Сьюзен застревал в горле.

– Это лишь математика, – отозвался Каннингем. – Миллионы компьютерных программ делают то же самое, не просыпаясь.

– Они разумны, Роберт! И умнее нас. Вероятно, даже умнее Сарасти. А мы… Почему ты не хочешь это признать?

Я читал по ее граням: «Исаак уже давно согласился бы».

– Потому что у них нет мозгов, – настаивал Каннингем. – Как может…

– Не знаю я, как! – заорала она. – Это твоя работа! Я знаю только, что пытаю существ, которые интеллектом могут заткнуть нас за пояс.

– Скоро это кончится. Как только ты поймешь их язык.

Она покачала головой:

– Роберт, об их языке у меня нет ни малейшего представления. Мы занимаемся этим уже… несколько часов, да? Со мной вся Банда, базы данных по языкам глубиной в четыре тысячи лет, новейшие лингвистические алгоритмы. И мы точно знаем, что они говорят, отслеживаем все возможные способы коммуникации. С точностью до ангстрема!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});