Колесница Гелиоса - Евгений Санин

— И где же они теперь? — побледнел Эвдем.

— Посол сидит на колу в своей родной Вифинии, — охотно объяснил грек. — А остальные уже там, где скоро будешь и ты, если, конечно, не убедишь меня в том, что явился во дворец не со злым умыслом. Эй, стража! — хлопнул он в ладоши, и вокруг Эвдема и Аристарха встали вооруженные греки с угрожающими лицами. — Ну, пошли? — улыбнулся начальник кинжала вельможе. — Ты ведь так хотел во дворец!

— Я только привел лекаря, который излечит царя от сердцебиений! — воскликнул, отступая на шаг, Эвдем.

— Это правда, что ты вылечишь его? — обратился к Аристарху грек.

— Судя по всему, да! — кивнул лекарь.

— Прекрасно! — обрадовался начальник кинжала. — Царь давно ждет тебя! Он обещал дать тому, кто приведет такого лекаря, любую награду! Так ты по-прежнему настаиваешь лично отвести его? — покосился он на Эвдема.

— Да нет! — пробормотал тот, понимая, куда клонит грек. — Мне было только приказано доставить его в Пергам…

— Ну что ж, в таком случае ты благоразумный человек, и я думаю, эта наша встреча не последняя! Запомни: меня зовут Никодим, — приветливо улыбнулся Эвдему начальник кинжала. — А сегодня я не видел тебя! И учти, если бы не этот лекарь! — Он красноречиво провел ребром ладони по горлу и, проталкивая в коридор Аристарха, приказал захлопнуть ворота перед носом ошеломленного вельможи.

«Ну и люди окружают царя, один другого не лучше! — покачал он головой. — Когда все же это кончится и я займу в этом царстве место, достойное себя по своему уму и богатству?!»

Зло сплюнув, он круто развернулся и пошел прочь от дворца, не зная, что ему теперь сказать Гнею Лицинию, который, как он догадывался, прибыл совсем не ради беспошлинного пергамента и на помощь которого он очень и очень рассчитывал после того, как в Пергам войдут римские легионы…

3. Еще один Афиней

Партия купленных Эвдемом рабов отплыла с Хиоса на попутном паруснике, пересекла последние стадии Эгейского моря, а Эвбулид все никак не мог прийти в себя от случившегося.

Миновали богатый порт Элею, пошли быстрым шагом по плодородной долине, подгоняемые надсмотрщиками, которых, в свою очередь, торопил едущий позади в повозке евнух, а он заново переживал минуты, проведенные им на «камне продажи». То вспоминался вселивший в его сердце надежду разговор с земляком, обещавшим выкупить его. То вдруг вздрагивал, отчетливо слыша ликующий голос перекупщика:

«Мой торг окончен!»

— Ты что-то сказал? — участливо наклонился к идущему рядом Эвбулиду Лад. Несколько раз он порывался успокоить грека, развеселить его рассказом о том, как весело проходят некоторые праздники у него на родине, но грек отмалчивался или отвечал невпопад и шел дальше, поглощенный мучительными мыслями. Вот и теперь он даже не услышал сколота, только едва заметно пошевелил губами.

Лад прислушался и различил:

— Боги не верят больше мне, они отвернулись от меня, раз не хотят, чтобы я принес им жертвы во всех афинских храмах! Я погиб…

«Да он и впрямь погибнет в неволе через месяц или еще по дороге сойдет с ума от горя!» — не в шутку встревожился Лад и сделал еще одну попытку поднять настроение упавшему духом греку.

— Говорят, нас ведут в Пергам! — сообщил он Эвбулиду подслушанную от пленников-малоазийцев новость.

— Ну и что? — отозвался тот.

— А то, — торжествуя заметил Лад, — что в Пергаме с рабами обращаются куда справедливее, чем в твоих Афинах, почти как у меня на родине!

— Убивают сразу, чтобы не мучались? — одними губами невесело усмехнулся Эвбулид.

— Зачем? — воскликнул сколот. — У нас ровно через десять лет пленник или становится другом, или уезжает к себе домой. Говорят, — понизил он голос, — что и в Пергаме есть царские мастерские, где делают то, на чем пишут договоры о торговых сделках!

— Пергамент! — нехотя подсказал Эвбулид.

— Да. Пер-гамент! — выговорил непривычное слово Лад. — И там тоже рабов через десять лет делают свободными!

«Десять лет! — ужаснулся Эвбулид. — Если Гедите, которая уже стала официальной вдовой, удастся каким-то чудом поднять детей без денег, без друзей, то Диоклу будет двадцать три, Филе — двадцать два, даже Клейса станет невестой!.. Пройдет целая жизнь! И все же это хоть какая-то надежда пусть на старости, пусть совершенно незнакомыми увидеть их и обнять!»

— Но ведь для этого еще надо попасть в царскую мастерскую! — вслух сказал он и мечтательно прищурился: — Отмучаться десять лет — и домой…

— Если не попортишь ни одного листа пергамента при обработке! — злобно усмехнулся идущий сбоку пожилой надсмотрщик. — А шкурки эти тонкие, ножик острый — того и гляди, пропорет насквозь! Вот тебе еще пять лет рабства! А там уснешь от усталости и пересушишь его на солнце или, наоборот, не досушишь — вот и все десять! — пробормотал он, вздыхая, и вдруг накинулся на Лада с Эвбулидом. — А с твоими ручищами, скиф, только с нежными шкурками и работать! Да и ты, Афиней, можешь не мечтать о царских мастерских, только вас, неумелых эллинов, там и не хватало!

— Я — Эвбулид! — поправил надсмотрщика грек, но тот, выделяя каждое слово шлепком плети по ладони, назидательно заметил:

— Эвбулид умер, его нет и никогда не было, и не будет больше ни через десять, ни даже через двадцать лет. Ты — раб из Афин, Афиней! Понятно? Ну, кто ты?

— Эвбулид! — выкрикнул грек, почувствовав, как кровь ударила ему в голову.

Если бы не веревка, которую крепко тянул на себя Лад, он бросился бы на надсмотрщика и зубами впился бы в него, а там — будь что будет…

Взвизгнула и обожгла спину плеть. Еще раз, еще…

Один из ударов пришелся в бровь, и кровь залила глаз Эвбулиду, мешая видеть надсмотрщика, уклоняться от его плети.

— Ну, так кто ты?

— Эвбулид!..

— Кто?!

— Эвбулид…

Подъехавший к остановившимся рабам управляющий дворцом Эвдема узнал, в чем дело, оглядел круглыми глазками задыхавшегося от боли и унижения Эвбулида и приказал надсмотрщику:

— Бить до тех пор, пока не привыкнет к новому имени!

Охотно кивнув, надсмотрщик обрушил на Эвбулида град слепящих ударов.

— Кто ты? Кто?! — выкрикивал он, переводя дух.

— Эвбулид… — стоял на своем грек.

— Эвбулид?!! Так получай еще! Ну, кто ты теперь?

— Афиней! — шепотом подсказал фракиец, болезненно сморщившись, словно это его били сейчас плетью. Остальные рабы тоже принялись уговаривать: — Афи-ней! Афиней…

— Эвбулид! — повторил грек.

Надсмотрщик изо всех сил полоснул его плетью в ярости, даже не заметив, что этот удар принял на себя Лад, заслонивший Эвбулида плечом.

— Ты — Афиней! Запомнил? Повтори!

— Так он эллин? — встрепенулся евнух, с интересом наблюдавший из повозки за истязанием раба. — Тогда поаккуратнее! Он мне еще понадобится. Смотри — за его шкуру я спрошу с тебя, как когда-то с тебя спрашивали за испорченный пергамент!

Бросив на управляющего недовольный взгляд, надсмотрщик ослабил удары.

Лад, подставляющий под часть из них свое могучее тело, шепнул Эвбулиду:

— Смирись на время, брат! У тебя останется имя, потому что я все равно буду называть тебя Эвбулидом, даже если они убьют меня за это!

— Ну? — задыхаясь от усталости, прохрипел надсмотрщик. — Как твое имя? Афиней? Да, Афиней?

— Да… — опустил голову Эвбулид.

— Скажи так, чтобы слышал господин управляющий.

— Афиней… — бросил Эвбулид, глядя в землю.

— На первый раз достаточно! — милостиво улыбнулся Протасий, давая знак вознице продолжать путь, и вся вереница рабов, поторапливаемая надсмотрщиками, быстрым шагом потянулась за его повозкой.

Через час показалась высокая гора с домами и храмами, усеявшими даже ее вершину.

— Пергам! — воскликнул кто-то сзади. — Уезжал отсюда рабом, и рабом возвращаюсь!

— Еще полдесятка стадиев, и мы выйдем на дорогу, ведущую прямо в город! — повторил унылый голос.

Но этим словам пергамца не суждено было сбыться. Следуя знаку поджидавшего рабов Протасия, надсмотрщики прогнали вереницу мимо поворота и повели туда, где зеленели поля, стояли, утопая в цветущих садах, богатые виллы.

Возле одной из них евнух сошел с повозки и пошел навстречу вышедшему из ворот высокому персу, управляющему одного из многочисленных загородных имений Эвдема.

— Приветствую тебя, Филагр! — восхищенно оглядываясь по сторонам, пропищал он. — Какой воздух, какая красота! До чего ж у тебя подходящее имя[90] к такой жизни! И какой порядок везде — обязательно доложу об этом нашему господину!

— Да живет он вечно! — почтительно склонил голову Филагр. — Как он?

— По-прежнему в делах и тревогах! — вздохнул Протасий. — Но о тебе не забывает. Удивляется, что ты до сих пор не скопил денег, чтобы выкупиться… Вот — прислал в твое имение десяток рабов, отбери, каких сочтешь нужными, а остальных надсмотрщики отведут другим!