Гринвичский меридиан - Юлия Лавряшина

Поздоровавшись сквозь зубы, он холодно сказал, глядя в круглое, курносое лицо директора:

— Я вынужден прервать контракт.

Пол не стал лезть на рожон и сослался на свое здоровье. Ему просто некогда было заниматься морализаторством в стране, в которой даже слово "мораль" вызывало недоумение.

— Очень жаль, мистер Бартон, — ответила она, демонстрируя хорошее знание английского языка. — Нашему лицею нужны специалисты вашего уровня.

— Вашему лицею? — не сдержав презрения, переспросил Пол. Не моргнув глазом, директор с нажимом ответила:

— Вот именно. Нашему лицею.

Пол не собирался меряться с этой женщиной взглядом. Он знал, что она победит, ведь Пол Бартон просто обречен на проигрыш. В этой стране, в этом мире, в этой жизни…

— Вы не хотите проститься с учениками? — вежливо осведомилась Анастасия Геннадьевна.

Поддавшись первому побуждению, Пол выпалил: "Нет!". И тут же передумал:

— Да. Хочу.

— Вы можете зайти прямо на урок. Вы ведь, наверное, очень торопитесь нас покинуть?

— О да! Очень тороплюсь.

Все формальности заняли менее четверти часа — урок еще не закончился. Пожав протянутую ему сухую руку, Пол вышел в коридор и, просмотрев расписание, выяснил, что у выпускников шла физика. Он негромко постучал и заглянул в кабинет. Увидев его, ученики вскочили, и на всех лицах появилось выражение растерянной озабоченности, будто они уже и не чаяли увидеть в живых этого странного англичанина.

— Прощайте, — сказал Пол, не проходя в кабинет. — Я еду в Лондон.

Они молча ждали от него еще каких-то слов, и Пола вдруг прорвало. Как всегда бывало в минуты волнения, он перешел на английский. Эти дети были и хорошо образованны, и догадливы, чтобы понять все, о чем он говорит.

— Ни один из вас не достигнет настоящих вершин, потому что вы начали свою жизнь с поражения. Вы решили отсидеться в окопе, пока идет сражение. И вам удалось выжить, но вы проиграли. Теперь вы вечно будете тащиться в обозе, ведь у каждого из вас психология пораженца. У меня тоже. Но мне скоро пятьдесят лет, и я уже ни на что не надеюсь в жизни.

Вспомнив об Алене, он с удивлением подумал: "Нет, все-таки еще надеюсь". Голос Игоря Анисимова, обиженный и вызывающий, отвлек его:

— Что же прикажете нам делать, мистер Бартон?

— Это ваша страна, — ответил Пол. — Делайте с ней что хотите. Мне наплевать. Прощайте!

Он вышел, ругая себя последними словами. Не так нужно было проститься с этими детьми, не то им сказать… Но Пол так хотел разбудить их, пусть даже грубым толчком, и так волновался — удастся ли? — что сердце у него заколотилось, как в агонии, и мысли рассыпались от этих ударов, еще не сложившись. В результате все вышло, как вышло…

Очутившись в школьном дворе, Пол присел на скамейку под облетевшей березой и отер платком лицо и виски. Задышав ровнее, он откинулся на спинку и посмотрел в небо, в котором снова не было солнца. Оно показалось на короткий миг, чтобы поддержать его слабую волю своим несгибаемым лучом. Пол поглядел на холодный ствол дерева, считавшегося самым русским изо всех, потому что оно все состоит из смешения черного и белого. Раньше ему хотелось верить, что все русское — только белое. Он приехал сюда в надежде окунуться в эту белизну и очиститься, а вышло так, что он своей рукой ободрал на одной из берез нежную кожу и осталась одна уродливая короста.

— Прости меня, — прошептал он дереву, хотя оно уже никак не могло донести его слова той, которой они предназначались. Даже листьев на нем не осталось.

Пол тяжело поднялся и пешком дошел до больницы. Этот город весь можно было обойти пешком. Ветра почти не было, а все равно казалось, что его продувает насквозь. Совсем продрогнув, Пол чуть ли не вприпрыжку взбежал на крыльцо и, только оказавшись внутри, согрелся от близкой радости — сейчас он заберет девочку. Пол не обманывал себя и не пытался убедить, что так уж полюбил этого ребенка. Но ему увиделось в ней спасение… В какой момент — Пол не мог вспомнить. Как-то вдруг он стал жить с уверенностью в этом, и она держала его на плаву, несмотря на ледяное течение, что пыталось унести его жизнь прочь.

Постучав в металлическую дверь реанимации, он позвал того самого врача, что взялся ему помочь, и пощупал конверт с отложенной суммой. Его опять стало лихорадить, уже не от холода, а от волнения. Но равнодушный взгляд, скользнувший по лицу Пола, разом привел его в чувство.

— Слушаю вас, мистер Бартон.

Замерев от недоброго предчувствия, Пол спросил:

— Документы готовы?

— Какие документы? Если вы о выписке, то этим я не занимаюсь.

— Вы знаете, что я… О чем я…

— Нет, не знаю, мистер Бартон, — безразлично заверил доктор. — А о чем вы?

"Он издевается, скотина!" — вскинулся Пол и в ту же секунду все понял.

— Где девочка?!

Врач не спеша освободил свой рукав и, уставившись на туфли Пола, произнес скучающим голосом:

— Здесь десятки девочек, мистер Бартон. Вы о какой говорите?

— Вы… отдали ее? Вы…

— Son of bitch[3]? — вдруг оживился врач. — Вот это верно, мистер Бартон! Прямо в точку! Но и вы тоже не лучше, вот что я вам скажу. Зачем вам потребовалась эта девочка? Вы — педофил, мистер Бартон? Или просто сумасшедший? Обычные люди не выкупают девочек из детдомовского рабства. Обычные люди их сдают. Такие же, как вы, мистер Бартон, вызывают подозрение. Разве мы можем доверить своего, русского, ребенка подозрительному человеку? Пусть он уже лучше сгниет вместе со всеми на своей родине.

Пол с надеждой спросил:

— Вы шутите? Она здесь, да?

— Нет! — внезапно озлившись, выкрикнул врач. — Думали, все купите за ваши чертовы фунты? Приезжаете сюда, трясете своими бумажками перед носами тех, кто рублей месяцами не видит! Чем ваше сердце лучше сердца того парня, что умер сегодня ночью? У вас карман толще, но это не делает вас ближе к Богу!

— Да, — сказал Пол так, что врач замолчал. — Бог меня не видит. Я звал. Он и не слышит меня… Ее увезли?

— Да, мистер Бартон, — пробормотал тот. — Ничего у вас не вышло.

— Как всегда, — бесстрастно ответил Пол.

Когда он, не простившись, двинулся к выходу, врач пронзительно выкрикнул:

— Вы даже имя мое не спросили! Мы все для вас на одно лицо… Так вот будете помнить меня, мистер Бартон!

Пол не оглянулся. Все равно ему нечего было на это возразить. Он обидел в этой стране всех, с кем пытался сблизиться, и уезжал еще более одиноким, потому что содрал с себя последние иллюзии. На том месте, где Пол искал страну, похожую на сине-зеленый самоцвет, не было для него ни любви, ни жизни, ни смерти.