Ликвидация - Бондаренко Вячеслав Васильевич

На лестнице показался запыхавшийся, мокрый от пота Омельянчук в белом кителе. Гоцман сбежал к нему навстречу, взял за руку:

— Как Лида?

— Нормально… — Лицо Омельянчука жалобно передернулось. — Уже лучше.

— Кто именно, знаешь?

— Не-ет… — помотал головой полковник. — Тут же ж не угадаешь… Може, чьи родственники решили пометить… Ну — ладно, бог с ним. Шо у тебя?

— Доложился. Сказал, шо главных нужно отпускать. Омельянчук с тяжелым вздохом снял фуражку, вытер ладонью вспотевший лоб.

— Так и сказал?!

— Так и сказал… Андрей Остапыч… — Гоцман внимательно посмотрел начальнику в глаза. — За Мишкой присмотри, если шо.

Омельянчук не стал махать на Гоцмана руками и кричать что-нибудь в духе «С чего ты взял» или «Типун тебе на язык». Оба прекрасно знали, каким опасным делом занимаются. И привыкли говорить об этом прямо, без экивоков и недомолвок.

— Само собой.

— Ну вот и добре…

Наверху распахнулась дверь в кабинет Жукова. На пороге показался полковник Чусов.

— Товарищи офицеры, прошу заходить…

Поймав взгляд Гоцмана, Чусов еле заметно подмигнул. Участники заседания медленно потянулись в кабинет.

Глава вторая

На обширном пустыре, упиравшемся в длинную стену, сложенную из старого, выщербленного кирпича, неспешно возилось с лопатами человек шестьдесят пленных румын. Лезвия со звоном и скрежетом уходили в растрескавшуюся от жары, щедро начиненную железом и камнями землю. Согласно новому плану развития города, утвержденному после войны, здесь собирались разбить большой детский парк. В сторонке, забросив автоматы за спину, млели от жары и скуки четверо солдат конвойных войск МВД.

Раздалось грозное рычание моторов. На пустырь вкатил большой «Автозак» на шасси «Студебеккера», за ним следовало еще два таких же грузовика, но уже обычных, набитых солдатами. Подчиняясь хлестким командам, они быстро построились в две шеренги, окружив «Автозак» и направив на него автоматы. Пленные и конвоиры, разинув рот, наблюдали за происходящим.

— На выход! — гаркнул командир комендантской роты, распахивая заднюю дверь фургона. — Руки за голову, к стене, быстро!

Из дверей «Автозака» показались одесские воровские авторитеты. Были среди них и Писка, и Мужик Дерьмо, и дядя Ешта. Щурясь от яркого солнечного света, непонимающе глядя на застывших солдат, воры сгрудились у кирпичной стены. «Автозак», разгрузившись, развернулся и уехал.

Мужик Дерьмо, взмахнув руками, тараном ринулся на оцепление, прямо на стволы. И в следующий момент покатился по земле от умелого удара прикладом…

Командир роты, молодой капитан, подошел к нему:

— Вставайте…

От спокойного и вежливого обращения Мужик Дерьмо растерялся. Молча поднявшись, прихрамывая, отошел к группе своих товарищей по несчастью. Вслед ему капитан кинул полную пачку папирос:

— Курите.

— А водки, гражданин начальник? — тонким голосом осведомился, высунувшись вперед, Мадамский Пальчик.

Лица солдат не дрогнули. Офицер тоже бровью не повел. Молча взглянул на часы и начал, заложив руки за спину, расхаживать перед строем своих подчиненных…

Недоумевающе переглянувшись со своими, Писка подхватил с земли брошенную пачку, ловким движением ногтя разорвал пополам, извлек большой папиросный обломок. Но Мужик Дерьмо вырвал у него из рук пачку и бросил оземь. Сопя, вытащил из кармана свои папиросы — «Норд». Авторитеты так же молча, по очереди потянулись к нему.

Где-то рядом снова зашумел мотор. И на пустырь влетел, подпрыгивая и раскачиваясь на ухабах, еще один бортовой «Студебеккер». Хлопая задним незапертым бортом, грузовик заложил крутой вираж направо, затормозил и осторожно двинулся задним ходом к кирпичной стене. Солдаты оцепления молча раздались, чтобы пропустить его, и снова сомкнули строй.

Арестованные, замерев, смотрели на кузов подъехавшего грузовика. Там не было ничего, кроме обыкновенного станкового пулемета «максим». Не доехав до группы воров буквально десяти метров, грузовик замер. Из кабины выпрыгнул такой знакомый арестованным Гоцман в своем черном пиджачке и, несмотря на лютую жару, кепочке. Ни на кого не глядя, он перемахнул через борт машины и, оказавшись в кузове, начал умело, споро заряжать пулемет.

— Лицом к стене! — скомандовал командир комендантской роты.

Бандиты, переглянувшись, неспешно выполнили приказание. И застыли у стены, слушая холодное лязганье железа за спиной.

Наконец щелкнула взведенная затворная рама. И напряженную тишину разорвал такой же злой, напряженный голос Гоцмана:

— Теперь слушайте сюда и вбейте себе в мозг… Беспределу — ша! Погромы прекратить! На улицах должно быть тихо, как ночью в бане! Все вы вежливые, аж до поносу…

Писка, полуобернувшись к Гоцману, попытался вставить что-то остроумное. И тут же вжал голову в плечи — длинная пулеметная очередь прошла над самыми головами авторитетов. Кирпичная крошка и пыль полетели им на головы. В небе носились, испуганно крича, взбудораженные стрельбой птицы.

— Кто-то не понял? — угрожающе продолжал Гоцман. — Кто-то забыл, как кончил Миша Японец? Так я напомню — он кончил прямо на сырую землю и прямо кровью! Имеете хочу для повторить?.. Тогда два шага в сторону, шобы не забрызгать остальных…

Строй арестованных молчал. Кое-кто затравленно оглянулся через плечо.

— Оружие, шо взяли на складах, — вернуть… — Гоцман спрыгнул из кузова на землю. — И помните — еще полшага, и вы нарветесь на повальный террор. И у стенки мне тогда стоять вместе с вами. — Он приблизился к ворам вплотную. — Так шо грызть буду всерьез. Ну шо? Договорились?..

— А шо договариваться? — пожал плечами Писка. — Вы ж сейчас отпустите, а потом обратно пересажаете…

— Пересажаю, — не стал спорить Гоцман. — Но по закону. Так шо имеете сказать?

От стены отвернулся дядя Ешта. Внимательными, умными глазами взглянул в глаза соседа.

— По закону можно, Давид. Я согласен.

И это слово — «согласен» — полетело над строем испуганных людей, стоявших у стены, над строем солдат с автоматами, над ничего не понимавшими румынами, застывшими на пустыре с лопатами в руках, над птицами, кружившими в высоком небе города Одессы…

После того как участники совещания покинули кабинет, Жуков еще некоторое время сидел, пытаясь вникнуть в смысл бумаги, поданной адъютантом на подпись. Но мысли волей-неволей возвращались к плану, который изложил ему Чусов. План нравился Жукову своей дерзостью и лихостью, не нравилось только то, что для приведения его в действие нужна была помощь других военных округов. А приказывать им Жуков не имел права — там свои командующие. И как они отреагируют на его просьбу, неизвестно. Может быть, сразу же перезвонят в Москву и радостно доложат, что Жуков затевает в Одессе очередное самоуправство… Хотя вроде не должны — со всеми командующими ближайших к Одесскому округов у него нормальные отношения. Но как сказать наверняка?..

Просидев в тяжелых раздумьях минут пятнадцать, маршал снял телефонную трубку внутренней связи и попросил Семочкина зайти. Адъютант мгновенно вырос на пороге кабинета, преданно глядя на шефа.

— Я тебе сколько раз говорил — крупным шрифтом печатать!.. — рявкнул Жуков, снимая очки. В последнее время он стал неважно видеть и впервые прилюдно показался в очках на трибуне Мавзолея во время Парада Победы. — Не видно же ни хрена!.. На, забери и переделай, потом подашь…

Подполковник почтительно взял брошенную на стол бумагу, вопросительно взглянул на начальника — не будет ли еще каких распоряжений.

— И вот еще что, — наконец медленно, словно камни ворочая, проговорил Жуков. — Вот еще что… Соедини меня по спецсвязи с… — он на секунду умолк, потом решительно, словно отбрасывая сомнения, договорил: — с Гречко, Тюленевым, Поповым и Мельником. В такой последовательности, понял?..

Это были фамилии командующих Киевского, Харьковского, Львовского и Таврического военных округов. Главное — уломать Гречко. Узнав, что он согласился помочь, остальные командующие возражать не станут.