Камень преткновения - Анатолий Клещенко

Генка только вздохнул: что скажешь на это бате? С ним толковать — все равно что с норовистым конем. Если упрется, жердь об него обламывай, не то что язык, — не сдвинешь!

Чтобы не продолжать разговора, пошел за стайку — накопать в навозе червей. На стайке, подоткнутые под дранку крыши, сохли еловые плахи — заготовки для лыж. Вместе с Петром они выискивали добрую, без крени и сучков, ель. Но обтесывал выколотые плахи Петр. Сказал: «Ладно, один управлюсь!» Черт, он никогда не старался выехать на чужом хребте, Петька Шкурихин! Что верно, то верно.

7

Роса густо лежала на сумасшедших — в человеческий рост — травах, тяжелыми каплями набухая по концам листьев, пригибая их своей тяжестью. Бабочки со склеенными влагой крыльями, переползая с листа на лист, оставляли за собой темно-зеленые глянцевитые дорожки и подолгу отдыхали, устало шевеля усиками. Долгоносые коричневые бекасы, внезапно взлетая из-под ног, обдавали брызгами с крыльев и тут же, на глазах, падали в травы. Наверное, они очень спешили снова нахохлиться, сжаться в комочек под лопушиной, как поднятый на рассвете шальным телефонным звонком человек под не успевшим остынуть одеялом.

Генка шел впереди, с пренебрежением отчаяния окатывая себя с ног до головы влагой, проливающейся с трав и кустов. Он даже нарочно встряхивал особенно росные ветки, чтобы идущие позади не попадали под леденящий душ. Он жертвовал собой ради них, но тем не менее ругательски ругал в душе Сергея Сергеевича за слишком ранний подъем. Нельзя разве было выйти позже, когда роса обсохнет? Ведь, как ни обивает ее Генка, холода и мокроты хватает и на Элину долю.

Они шли по старой охотничьей тропе, которая выводила на Ухоронгу километрах в пятнадцати от ее устья. Там, где своенравная горная речка, устав прыгать с камня на камень, начинает чередовать перекаты с более или менее спокойными плесами. Ниже перекатов, в черно-зеленой глубине уловов, у перехода пенной быстрины в слив, всегда стоят в холодке таймени. Ленки стайками гуляют по плесам, от переката до переката. А в самых перекатах, за камнями, о которые сечется на две струи вода, невидимые, покамест не повиснут на тугой лесе, хариусы караулят пролетающих над рекой мошек. Над плесами стоит музыкальная, чуть позванивающая тишина, журчание шивер отдает громким звоном стекла, а перекаты рычат глухо и угрожающе. Они не позванивают, не звенят, а гремят и брякают…

Генка шел, восстанавливая в памяти повороты реки, заломы и перекаты. Его мысли были уже там, на Ухоронге, где можно будет поражать Элю великолепием тайги и реки, отдавать ей все это, видеть ее. Пока ее не увидишь за Сергеем Сергеевичем, если оглянешься. Пока тропа лезет в хребет, река даже не начинала шуметь впереди, а тайга кажется матовой, одноцветной, будничной.

Но вот небо, что только проглядывало вверху сквозь кроны, засветилось впереди, за стволами сосен — перевал, перелом тропы. Несколько шагов еще — и вдруг словно волшебник взмахнул жезлом или сказочный принц коснулся губ спящей красавицы, бор вспыхнул, засверкал, затрепетал, ожил. От сосновых стволов по золотой земле, присыпанной искрами хвои, побежали синие тени. Между ними, как притаившиеся пуховые птенцы, умеющие на глазах превращаться в пятно света, в лист или в ничто, завздрагивали и задышали солнечные блики. Краски приобрели яркость и блеск, росяные капли засверкали, как осколки радуг, а даль стала глубокой и теплой. Это солнце, прежде невидимое за хребтом, вместе с людьми вошло в бор, чтобы встретить их у дверей неба.

Небо было совсем рядом. Оно начиналось от черты горизонта, лежавшей всего в десятке шагов — на гребне сопки, где переламывалась тропа.

Сергей Сергеевич, прикрывая глаза ладонью, догнал приостановившегося Генку и сказал:

— Понимаете, полные сапоги воды!

— Росы, — уточнил Генка и, вытянув шею, захотел увидеть из-за его плеча Элю.

Сергей Сергеевич неожиданно согнулся, опускаясь на землю, Эля оказалась почти лицом к лицу с Генкой. Промокшая ткань противоэнцефалитного костюма облепила ее фигурку, как лайковая перчатка. Непокорная прядь волос, всегда падающая на лоб, казалась приклеенной еще не просохшим клеем. Глаза девушки на миг встретились с Генкиными глазами.

— Выжми костюм, холодно ведь! — сказал он. — Может, костер развести, посушиться?

Кажется, она хотела ответить, губы ее дрогнули, но не раскрылись. Равнодушно отвела взгляд, носком сапога перекатила растопыренную сосновую шишку.

Переобувавшийся Сергей Сергеевич поднял голову.

— Костюм теперь высохнет на солнышке. А вот портянки отжать советую. Чтобы не стереть ног.

— Верно ведь! — охотно откликнулась ему девушка и, сев на застеленную рыжей хвоей землю, начала стаскивать с ноги резиновый сапог. Это оказалось нелегким делом.

— Давай я помогу, — предложил Генка и протянул руки, но девушка поджала под себя ногу, сказав в сторону Сергея Сергеевича:

— А-а, знаете, неохота возиться…

— Смотрите! — предупредил тот. — Что касается меня, я готов.

Перевалив через гребень, они не увидели реки, но услышали ее. Эля, приняв шум воды за шум леса, спросила Сергея Сергеевича:

— Вы не знаете, тайга к погоде или к непогоде шумит?

— Это не тайга. Ухоронга это, — сказал Генка.

Эля только презрительно повела бровью.

Река открылась, когда склон сопки стал круче. Длинное, сверкающее, как лезвие ножа, плес о подрезало сложенный из красного плитняка берег, на который вывела тропа. Прямо перед глазами половину Ухоронги скрадывала горбатая крутизна спуска. Зато справа, где сопка как бы вгибалась, образовав прилуку, река и оба ее берега просматривались далеко и подробно.

За рекой, за неширокой проймой, начиналась молодая лиственная тайга. С этой стороны некому было заслонять солнечный свет. Мир, в котором не было ни одного не освещенного, не напоенного светом уголка, сверху, с хребта, казался удивительно свежим, праздничным и чуть-чуть ненастоящим. Лохматые травы представлялись ровным, подстриженным под гребенку изумрудным ковром. Песчаные отмели — нарочно, для пущей красоты, вызолоченными. Пряничным домиком выглядывала из-за тальника избушка.

— Наше с Петром хозяйство, — похвастался Генка, жестом показав на избушку. Но отсюда, сверху, жест распространялся слишком уж на многое, на весь кругозор. Именно так и понял Сергей Сергеевич.

— Хозяева, значит? А добрые хозяева-то?

Генка самодовольно усмехнулся — куда, мол, добрее! — и, помня о скользких подметках бродней, стал осторожно спускаться дальше.

Внизу тот же самый мир был непричесанным, дремучим, буйным — подлинный, а не игрушечный мир детских сказок. Красные камни выползли на тропу, заступив дорогу к воде. Неопрятно расщеперившая сучья, оставленная половодьем лесина, утопив комель, угрожающе шевелила обломанной вершиной. Тропа вильнула в сторону, стала лепиться по узенькому карнизу, выскальзывать из-под ног. Но и этого ей показалось мало: вдруг повернув, она бросилась в воду. Справа и слева встали скалы.

— Бродком придется, — сказал Генка.

Река не была здесь глубокой, но гряда подводных камней, которой следовало придерживаться, ожесточала и без того стремительное течение.

— Не свалит? — спросил Сергей Сергеевич Генку.

— Ништо! Ноги расставляйте пошире.

Сергей Сергеевич развернул высокие голенища своих рыбацких сапог и медленно пошел вперед. Дав ему сделать несколько шагов, Эля осторожно, по-гимнастически напружинив ногу в подъеме — так боязливый купальщик пробует, тепла ли вода, — ступила на ближний камень.

— Ладно, — сказал над ее ухом Генка. — Не́чего!

И, не давая опомниться, легко сгреб в охапку. Эля рванулась, пытаясь высвободиться, но берег уже остался позади, вокруг с грохотом и звоном неслась река. И Генка почувствовал, как напрягшиеся мускулы девушки стали ослабевать, распускаться. Гибкость возвращалась к одеревеневшему телу, оно становилось легче и как-то удобнее. Один раз он оступился, и Эля, вздрогнув, на какой-то миг сама приникла к нему. Только на какой-то миг!

— Правильно сделали, — одобрил Сергей Сергеевич, когда мокрый по пояс Генка выбрался на берег.

— Я прекрасно перешла бы сама, — пожимая плечами, заявила Эля.

— Чертовски быстрая и холодная вода, знаете! Брр! — Сергей Сергеевич, выкручивая портянки, топтался возле прислоненных к камню, подметками вверх, сапог. — И я думал, что гораздо мельче. Хорошо, что хоть спички и сигареты были в кармане гимнастерки.

— Вода большая, после дождей, — словно оправдываясь, сказал Генка. — В малую воду вполне в ваших сапогах перебрести можно.

— Не беда, Геннадий. Что же, будем пробовать? — глазами показал он на реку.

— Рыбачить-то? Нет, ниже спустимся, к заломам. Там самая рыба. И по нижней тропе обратно пойдем, через Сохатиную Рассоху.