Гарем - Кэти Хикман

Мысленно она представила ответ Эвы: «Шутишь, подруга. Мы с тобой уже не годимся для такого рода бизнеса». Элизабет улыбнулась. Ей уже двадцать восемь… Интересно, а сколько должно быть женщине, чтобы «годиться для такого рода бизнеса»? Тринадцать, четырнадцать? Тем девочкам-рабыням примерно столько и исполнилось. Селия Лампри к тому времени, когда попала в плен, была помолвлена с Полом Пиндаром, но ведь остальные оказывались в гареме почти детьми? Права ли Берин, утверждая, что женщины жили там, вполне довольные своей участью? Что им могло быть известно о любви, о сексуальных наслаждениях? Ничего, но вся суть системы именно в этом и заключалась, от них не требовалось никакого знания, никакого участия. Полное отсутствие собственных желаний, потребностей, всего лишь покорный сосуд, принимающий требуемые от него контуры. Звучит довольно обидно. Элизабет подумала о Мариусе и тяжело вздохнула.

Старый граммофон проскрежетал и замолчал, в гостиной воцарилась тишина. Элизабет задумалась, вслушиваясь в себя. Обычно при воспоминании о возлюбленном где-то в груди возникала боль, но сейчас она что-то не появлялась. Странно. И ночью ей снился незнакомец, встреченный накануне. До чего странно все-таки: что там было, во сне? Сейчас эти видения рассеялись подобно туману, осталось лишь призрачное чувство недоумения. Что это?

Тепло? Нет. Скорее беспокойство.

— Элизабет, вы здесь? — В гостиной появилась хозяйка. — Я вижу, сегодня вы не идете в библиотеку? Позвольте, я присяду рядом.

Не дожидаясь ответа, она грузно опустилась в соседнее кресло и тут же принялась вставлять сигарету в мундштук из слоновой кости.

— Давайте пошлем мальчика за кофе. Выпьем еще по чашечке.

Она прищелкнула пальцами и сказала что-то по-турецки возникшему в дверях Рашиду. Затем обратила свои подведенные сурьмой глаза к Элизабет:

— Какая гадкая погода, никак не прояснится — Она чуть вздрогнула и поплотнее завернулась в вышитую золотом пашмину.[50] — Зато сегодня прекрасный день для того, чтобы отправиться в хаммам.

— Видите ли, я собиралась привести в порядок свои заметки, — промямлила Элизабет, но замолчала, заметив решительный блеск в глазах Хаддбы.

— Нет, Элизабет, — сказала она, как обычно произнося имя девушки слегка нараспев: «Э-э-эли-и-изабет», затем двумя резкими ударами о подлокотник стряхнула пепел. Облачко вспорхнуло и легло на пол рядом с креслом. — Нужно следить за собой. А вы этого не делаете, почему? Посмотрите на себя, сплошная меланхолия.

Она окинула девушку с ног до головы серьезным взглядом из-под своих тяжелых век. В это время в гостиную вошел мальчик с подносом, и Хаддба не просто взяла его из рук Рашида, она приняла поднос с такой торжественностью, с какой могла бы принять дань от верного вассала.

— Благодарю за вашу заботу, но я как-то не собиралась, — опять начала Элизабет.

— Но, Э-э-эли-и-изабет, — пропела та. — Не говорите мне «нет». К тому же вы отправитесь в хаммам, который построил сам Синан.[51] — Крошечная чашечка Хаддбы, не больше наперстка, чуть слышно звякнула о поднос. — Рашид проводит вас.

Вопрос был решен.

В сопровождении мальчика Элизабет села в автобус около моста Галаты и отправилась в район под названием Султанахмет. Там они пересели на трамвай и доехали до остановки Капалы-чарши, что означало Большой базар. Когда они вышли, Рашид показал девушке на невзрачное здание, с закрытым рекламными щитами фасадом.

— Нам сюда? — Она не смогла скрыть своего удивления.

— Да, — кивнул мальчик. — Это хаммам.

Внутри здание разделялось на два крыла: слева находилось мужское отделение, справа — женское. Элизабет ввели в узкое помещение раздевалки и показали на запирающийся шкафчик, в котором находились два застиранных до дыр полотенца и пара пластмассовых шлепанцев. Все это не вдохновляло. Несколько женщин в длинных юбках, с туго убранными под цветные платки волосами, занимались уборкой, не обращая ни малейшего внимания на немногочисленных посетителей. Следом за Элизабет появилась группа молодежи европейского вида в одинаковых джинсах и неприглядных серых ветровках. Сразу стало шумно. На взгляд девушки, все в хаммаме отличалось неопрятностью, словно в воздухе витал слабый запах распада.

Но после удручающего вида раздевалки Элизабет была буквально поражена пышностью помещения, на порог которого она ступила. Над всем пространством парил огромный купол, опиравшийся на четыре купола поменьше. В каждой из двенадцати стен купальни размещались мраморные ниши с маленькими фонтанами, помещенными в чаши-раковины. Элизабет увидела себя не в помещении, предназначенном для купания и оборудованном соответствующим образом, а в архитектурно организованном пространстве, совершенном в своей простоте.

Неловко прижимая полотенце к животу, она вошла в купальный зал. В самой середине его находилась белая мраморная скамья, на которой расположились четыре женщины. От пара рассеянный свет приобрел жемчужно-серый оттенок, и она не могла разглядеть их лиц, но тела виднелись отчетливо. Одна из женщин обернула бедра полотенцем, остальные лежали обнаженными. Между ними текла тихая беседа. Элизабет опустилась было на край скамьи, но тут же вскочила: после холода улицы прикосновение мрамора показалось обжигающим. Неловко стянув с себя полотенце, она постелила его на скамью и побыстрее улеглась.

После городского шума и суеты здесь оказалось на удивление мирно и тихо. Женщины — почти все они были европейскими туристками, иностранками, как и она сама, — вели негромкие разговоры. Постепенно помещение заполнялось, вот вошли те несколько молодых девушек, которые вместе с ней были в раздевалке. Они смущенно пересмеивались, пытались прикрыться полотенцами, но скоро спокойствие купальни овладело и ими.

«Как прекрасна женщина!» — вдруг поразила Элизабет нежданно пришедшая мысль.

Ведь все эти женщины по-настоящему красивы. Только что в раздевалке они показались ей ничем не привлекательными дурнушками — невыразительные лица, уродливая одежда: дурацкие джинсы, бесформенные свитера. На улице на них никто бы и второго взгляда не бросил, но сейчас нагота преобразила их.

Вот темноволосая девушка вошла в зал и заняла место рядом с нею. Еще какую-то минуту назад она казалась коренастой толстухой с жирными волосами, туго перехваченными сзади в конский хвост. Сейчас же, лежащая навзничь, обнаженная, с рассыпавшимися по плечам прядями, она выглядела совсем по-другому. Взгляд Элизабет отметил гладкость кожи, соблазнительность округлых ягодиц. Не желая смущать девушку, она отвела глаза.