Генерал Доватор - Павел Федоров

До нового назначения Рихарт занимал должность начальника штаба одного из армейских корпусов, подчиненных Штрумфу. Как генерал, он имел огромный практический опыт штабной службы. В деле он показывал исключительную работоспособность. В своих действиях был невозмутим и решителен. Он умел подхватывать мысли своего патрона на лету и мгновенно превращать их в безукоризненно отработанный приказ.

Особенностью его диалекта было косноязычие, насмешливость, переходящая в злую, откровенную иронию, с неизменным чертыханием. Семьи он не имел и до пятидесяти лет прожил холостяком. Штрумф знал его «пуританином». Он ценил его и доверял ему. При внезапной вспышке гнева своего начальника Рихарт всегда сохранял полное спокойствие, давая начальству возможность «перебеситься» и показывая этим, как должны вести себя в серьезный момент генералы, достойные этого высокого звания.

— Не кажется ли вам, генерал... — Рихарт отмахнул от себя сигарный дым и сунул зажигалку в нагрудный карман своего кителя. — Не кажется ли вам, что сильно натянутая струна в конце концов лопается?

— Говорите ясней, Эрнст Рихарт.

— Я думаю, что генерал Лангер слишком натянул струну.

Штрумф не смог удержать сорвавшейся фразы:

— Я не политик, а солдат.

«Пуританин» весело засмеялся с сознанием того, как ловко он поддел своего патрона и заставил выдать себя с головой. Штрумф не только терпеть не мог политических разглагольствований Лангера, но и не выносил его самого. Чтобы сгладить неловкую паузу, Штрумф грубовато добавил:

— Мне нужно в достаточном количестве металла, живого мяса, пороха и хлеба. Тогда я могу завоевать еще одну Европу.

— Но ведь мы европейских рабов не заставили трепетать, а только набросили на них сомнительного качества ярмо, — с улыбкой заметил Рихарт.

Штрумф, поправив съехавший на глаза бинт, хмуро поморщился. Ему хотелось оборвать начальника штаба, но в то же время забавно было слушать смелые выводу «пуританина». Кинув на него тяжелый взгляд, он небрежно ответил.

— Раб не должен иметь воли.

— Но если он ее захочет иметь?

— Надо напоить автоматчиков хорошим коньяком и подкрепить на закуску танками. Все будет в порядке.

— Когда-то... в России... — вновь начал Рихарт, пережевывая каждое слово. — Именно в России... Деникинские офицеры имели в достаточном количестве водку, английские, французские корабли, пушки Круппа и американские штаны. А получилось чорт знает что! — добавил «пуританин» по-русски и широко развел руками.

Штрумф, жадно глотнув горячий глинтвейн, сильно закашлялся. Это уже было слишком. Бессмысленно возражать «пуританину», а показывать раздражение — и подавно! Но обратить все в шутку он не мог: ученик Людендорфа в скоморохи не годился. Да и глупо такому человеку не знать поучительной истории. Тогда хотели утопить Россию в народной крови. Ничего не вышло.

И вот новая игра, и во имя чего? Во имя чего ведет он эту кровавую игру с участием танков и живых людей и завершает поединок смертью? Во имя нации? — Вздор! Во имя нового порядка? — Чепуха! Может быть, во имя вестфальских имений? Впрах разнесут его именье люди, которых он хочет сделать рабами. «Эрнст Рихарт прав», — думал Штрумф.

Тут генерал Штрумф задохнулся: задохнулся не от глотка глинтвейна, а от клубка нахлынувших мыслей.

— Эрнст Рихарт, — глухо откашлявшись, заговорил Штрумф, играя самым низким, великолепно-презрительным голосом, — Эрнст Рихарт, скажите мне, вы воюете за великую Германию?

«Пуританин» встал и сделал несколько шагов по комнате. Затем, остановившись против Штрумфа, он положил руку на грудь и без рисовки сказал:

— Я не боюсь быть убитым, но не хочу быть дураком!

Зуб Штрумфа снова заныл, точно после хлесткой пощечины.

— Но я все-таки хотел бы знать, что вы носите за пазухой, Эрнст Рихарт? — спросил командующий тихо, усиливая ту великолепную ноту, от которой его прежнего денщика Вилли бросало в дрожь.

Но «пуританина» это не смутило.

— Если вы полагаете, что у меня там сердце, то ошибаетесь. У военных не должно быть сердца. Если думаете, что я спрятал там Москву, тоже нет... Там есть проект приказа по проведению частной операции в районе сосредоточения кавалерийских дивизий генерала Доватора, прикрывающих Волоколамское шоссе в направлении деревень Сычи, Матренино, Язвищи.

Ловким движением Рихарт извлек из кармана бумагу и положил ее на стол.

— Вы умный человек, Эрнст, но... я вижу, вы чертовски скверно настроены. Докладывайте. Мы слишком много проболтали... — после короткого молчания проговорил Штрумф, поглядывая на часы.

— Правый фланг армии Рокоссовского, как видите, при поддержке двух танковых бригад удерживает Волоколамскую магистраль, — начал докладывать Рихарт.

Это уже был другой, совершенно преобразившийся человек. «Пуританин» мгновенно исчез, перед Штрумфом стоял твердорассудочный профессиональный вояка, холодный, упорный и расчетливый. Ни одного лишнего жеста, ни одного бесполезного движения.

— Центр армии, — продолжал он с каким-то мрачным, все возрастающим возбуждением, — глубоко вклинился в район сосредоточения наших передовых частей. Кавалерийские отряды в районе Немирово, Шашково, Данилково тревожат наш авангард частыми налетами и разведывательными операциями, мешают нашему наблюдению за Волоколамской магистралью...

Далее Рихарт четко и подробно изложил весь ход операции. В основном план сводился к следующему: атакой на Сычи при поддержке танков и авиации захватить Матренинские и Язвищенские высоты. Подтянув артиллерию, начать систематический обстрел Волоколамского шоссе, тем самым парализовать движение всего армейского транспорта. В момент генерального наступления перерезать магистраль и поставить центр русской армии под угрозу полного окружения, что обеспечит беспрепятственный выход к Истринскому водохранилищу. А там уже и до Москвы рукой подать...

Удар, который замыслило немецкое командование, должен был принять полк Осипова. Антон Петрович теперь был уже в звании подполковника.

ГЛАВА 8

Кавалерийская группа Доватора после боев под Волоколамском сосредоточилась вдоль шоссейной магистрали, по ее северо-западной стороне.

После ожесточенных октябрьских боев на несколько дней установилось затишье. Захватив Волоколамск и Рузу, противник, подтягивая крупные резервы, сосредоточивал их в районе северо-восточнее Рузы. Вторая группировка противника накапливалась юго-восточнее Волоколамска с задачей наступать на восточной стороне шоссе и захватить Истринское водохранилище. В этом районе группировки должны были соединиться. Таким образом, по замыслу немцев, центр нашей армии, глубоко вклинившийся в наступающие части противника западнее Волоколамского шоссе, полностью попадал в окружение. Передний, самый опасный выступ этого клина занимали дивизии кавалерийской группы генерала Доватора и дивизия генерала Панфилова.

Первый эскадрон осиповского полка под командованием «нежнейшего тихони», как называл Осипов лейтенанта Рогозина, занимал оборону западнее деревни Сычи. Слева, глубоко зарывшись в землю, расположился эскадрон Биктяшева. Справа оборонялся третий эскадрон; командовал им лейтенант Орлов. Четвертый эскадрон находился в резерве. Здесь командиром был недавно прибывший в полк старший лейтенант Кондрат Шевчук — саженный детина красивого и угрюмейшего вида, с серебряной шашкой, полученной им на кавалерийском состязании. Доватор сообщал в записке, адресованной Осипову:

«Шевчука знаю по Дальнему Востоку. Служил у меня в дивизионе старшиной. Я же рекомендовал его в партию. Дисциплина у парня железная. Отменный строевик и рубака. Получил призовую шашку. Имей в виду: упрям, как истый запорожец, и горяч. Из-за упрямства и вспыльчивости может полезть в пекло. Обламывать надо. Только, смотри, не перегни. С таким надо осторожно. Полагаю, что обойдется. Эскадрон ему дать можно. Посмотришь, каков будет в деле. Думаю, эскадронный из него выйдет хороший. Не понравится, откомандируй обратно. У меня найдется еще место».

Приняв командование эскадроном, Шевчук сразу же приобрел себе среди командного состава прозвание «мудреца». Первое, что бросилось в глаза, это его конь — белой как снег масти. Приехал он на нем из штаба дивизии. Ничего в этом коне завидного не было, однако, препоручая его коноводу Симакову, эскадронный многозначительно сказал:

— Береги.

— Уж очень он блестит, товарищ старший лейтенант, — заявил Симаков.

— Генерал Скобелев тоже на белом коне воевал...

В первый же день знакомства с командирами взводов Шевчук рассказал им свою биографию и от них потребовал того же.

За политрука в эскадроне был младший лейтенант Вася Рябинин. Знакомство с новым командиром произошло при следующих обстоятельствах.