Наследницы - Элизабет Адлер

Старый лорд вышел наружу, чтобы узнать, какая на дворе погода. Небо слегка было затянуто тучами, но было тепло и приятно, и если повезет, то, возможно, не будет дождя.

Вернувшись в дом, он заглянул в столовую, где был накрыт огромный стол на шестьдесят гостей.

— Господи! — воскликнул он, разглядывая выставку серебра с позолотой и фарфора; ручной работы бокалы, сверкавшие в свете люстр, золотые вазы, наполненные гроздьями винограда, розово-золотистыми персиками и орехами; с дюжину фамильных серебряных канделябров; зеленый плющ, переплетенный с белыми камелиями, вился по всей длине туго накрахмаленной белой скатерти из Дамаска; серебряные вазы с белыми розами и лилиями были расставлены по центру стола.

Маунтджой внимательно осмотрел лакеев, одетых в темно-вишневые с золотом ливреи Маунтджоев, белые перчатки и по поводу особого случая в напудренные парики. Он обсудил с Джонсоном вина к обеду, проверил этикетки и спросил, достаточно ли хорошо охладили шампанское.

Затем он прошел через весь дом в бальный зал, где оркестр уже настраивал инструменты. Он поздоровался с музыкантами, сказал, что, по слухам, они лучшие в городе, и он надеется, что они его не подведут.

Весь зал утопал в зелени, а по всему его периметру были расставлены столики со стульями. Вдоль стен стояли гардении, подстриженные в виде шаров. Они были все в цвету. Их нежный аромат подавлял все остальные запахи и пробуждал ностальгические воспоминания о тех приемах, которые старый лорд посещал в юности.

Он заглянул в малую гостиную, где известный фотограф, молодой Сесил Битон, готовился фотографировать девушек Маунтджой в их бальных нарядах. В комнате были расставлены ширмы, затянутые белым атласом, а сам Битон был занят сооружением шелкового шезлонга, перед которым он поставил два обитых розовым шелком кресла. Маунтджой с недоверием посмотрел на него, сказав, что ему и в голову не могло прийти, что фотографирование девушек может быть связано с такой большой суетой, и отправился обратно через весь дом в безопасную тишину своей библиотеки.

Маунтджой посмотрел на позолоченные часы с херувимом на каминной полке: без пятнадцати семь. Он сказал девушкам быть у него ровно в семь. Сначала они сфотографируются. К восьми приедут на обед гости, и ровно в десять начнется бал.

— Уильям, ты здесь? — Тетя Софи вплыла в комнату, похожая на королеву Марию в высокой прическе в стиле эпохи Эдуарда VII, в жемчугах и бриллиантах, в старомодном платье из кружев цвета кофе на кремовой атласной подкладке и с небольшим шлейфом, путавшимся вокруг ног при ходьбе. — Тебе будет небезынтересно узнать, что все уже готово. Я сама все проверила. Но скажи мне, ради Бога, кто этот человек в холле? Он выглядит как полицейский.

— Бывший полицейский, — ответил Маунтджой. — Именно он разыскал мне девочек. Я поставил его обеспечить безопасность.

— Безопасность? — Софи была явно удивлена. — Сомневаюсь, что кому-нибудь из наших гостей придет в голову украсть столовое серебро, Уильям. — Она посмотрела на старомодные золотые часы с бриллиантами, висевшие у нее на груди. — Девочки будут здесь с минуты на минуту.

Маунтджой с волнением посмотрел на Софи, надеясь, что все пройдет хорошо. Раздался стук в дверь.

— Войдите, — пригласил старый лорд.

Как он и ожидал, первой вошла Анжу. Она застыла в дверях в театральной позе, затем элегантным шагом подошла к ним и, глядя сияющими глазами на лорда Маунтджоя, встала перед ним, давая ему возможность восхититься ею.

Ее атласное платье было нежно-зеленого цвета, на тоненьких бретельках и тяжелыми складками ниспадало вниз. Ее прекрасные рыжие волосы были разделены прямым пробором и тяжелыми кудрями падали на спину. Глядя на Анжу, Маунтджой подумал, что она очень похожа на графиню Кэролайн, портрет которой висит в холле Маунтджой-Хауса.

Вслед за Анжу вошла Лаура. Сияя улыбкой, она подошла к лорду Маунтджою и леди Софи. Ее каштановые волосы блестели как шелк. Лиф ее белого платья на тонких бретельках был шелковым, а юбка — из тонкого тюля, расшитого жемчугом и хрустальными бусинками; она словно сошла со свадебной фотографии своей прабабушки.

Последней явилась Ханичайл. Она подошла к лорду Маунтджою широким шагом, но при этом выглядела весьма элегантно. Ее золотисто-пшеничные волосы были подстрижены до плеч и мягкими кудрями обрамляли лицо, а светло-желтое платье из тафты шелестело при ходьбе; облегающее до талии, с широким вырезом, задрапированным кружевной косынкой, и нижней юбкой из тафты, оно колыхалось и шуршало при каждом ее шаге.

Глядя на нее, лорд Маунтджой невольно подумал, что из всех трех она больше всего похожа на Маунтджоев. У нее был надменный носик и яркие голубые глаза. К тому же, черт возьми, у нее был характер.

Они стояли перед ним и вдруг, совершенно внезапно, шурша юбками, присели одновременно в глубоком реверансе.

Маунтджой смотрел на них, чувствуя, как комок подкатил к горлу.

— Красавицы, — с трудом пробормотал он, — настоящие красавицы.

Он вспомнил день, когда впервые увидел девушек, и невольно подумал о том, как сильно они изменились за это время: цвет их лиц под тонким слоем пудры был словно фарфоровый, прически — безукоризненными, а платья — великолепными. Девочки Маунтджой были высокими, грациозными и красивыми.

— Хорошая работа, Софи, — сказал старый лорд. — Действительно хорошая работа.

Он открыл продолговатую ювелирную шкатулку, обтянутую голубой замшей, которая ждала своего часа на библиотечном столе, и вынул из нее нитку сказочной красоты натурального жемчуга из Южных морей размером с хороший мраморный шарик. Посмотрев на девушек оценивающим взглядом, он сказал:

— Думаю, что это для тебя, моя дорогая. — Он застегнул жемчужное ожерелье на тонкой шейке Ханичайл.

— Они настоящие? — спросила она с благоговейным страхом.

— Черт возьми, девочка, конечно, они настоящие, — возмущенно ответил Маунтджой. — Никогда в жизни я не дарил женщине драгоценности, которые были бы ненастоящими.

Следующим он вынул ожерелье из изумрудов, оправленных в бриллианты. Оно светилось и сверкало при свете люстры, и Анжу затаила дыхание, когда он посмотрел сначала на нее, а потом на Лауру.

— Это тебе, моя дорогая, — сказал он наконец, улыбаясь, и Анжу удовлетворенно вздохнула, когда изумрудное ожерелье защелкнулось на ее шее.

— А это для Лауры, — сказал он, вынимая следующее сокровище.

Ожерелье было из бриллиантов и розовых рубинов с огромным камнем по центру. Маунтджой застегнул его у Лауры на шее, и она, улыбаясь от счастья, потрогала его и сказала: