Авалон:Хроники бессмертных - Антон Ермаков

Поблагодарив Сильфиду и Флавиуса, ребята начали вставать со своих мест, обсуждая, нужно ли им всем держаться вместе, или можно было бы побродить по отдельности. Таня и Бирюк, естественно, решили провести остаток дня вдвоем и прогуляться вдоль дальнего края Кленового леса, где никто из них ещё не бывал, а также (если останется время) исследовать побережье озера.

— Машунь, ты не обидишься, если я тоже прогуляюсь вдвоём, с Евгеном? — немного виновато спросила Настасья у Малиновской.

— Что? А, да, конечно. Идите. — улыбнулась Маша подруге. — Все в порядке.

— Ты уверена? — Настя внимательно посмотрела ей в глаза. — Не обидишься?

— Да брось, Настюх! Даже не переживай! — отмахнулась Машка. — Как можно на это обижаться?

И Настасья с Евгеном, взявшись за руки, тоже побрели прочь, немного левее того направления, куда только что отправились Татьяна и Вова. Малиновская какое-то время слегка разочарованно смотрела им вслед, и даже самой себе не могла толком объяснить, почему в её душе зародилось вдруг некое подобие досады и легкого разочарования. Разумеется, она не могла ожидать (да и не ожидала), что Настасья всю свою жизнь станет сопровождать её где бы то ни было — такое предположение звучало глупо и даже несколько эгоистично. Мария знала, что если бы она сейчас сделала грустное лицо или заунывно протянула «ну во-о-от», то её лучшая подруга осталась бы с нею, не раздумывая. Но в этом случае Евген — сейчас или позже — наверняка устроил бы Насте скандал, а быть причиной ссор и стать камнем преткновения в отношениях самого близкого для неё человека (не считая мамы, разумеется) было, по крайней мере, неразумно и жестоко.

Пока она размышляла над этим, остальные тоже разбрелись кто куда: Славик с Семёном уже были достаточно далеко, двигаясь в сторону центральных ворот Нифльхейма — видимо, они решили заняться исследованием замка, а рядом с Флавиусом и Сильфидой оставался только Антон — они о чем-то оживленно беседовали.

— Тош, ты идёшь? — поинтересовалась у него Маша, залезая на спину Пончику.

Антон повернулся к ней: — Да пока нет, Мань. Хотел тут… э-э-э… поговорить немного. Ты иди — если что, я тебя догоню.

Малиновская согласно кивнула и, не став дожидаться окончания разговора, — мало ли насколько он затянется — неторопливо двинулась верхом на медведице в сторону дварфовских огородов. Ей уже давно было интересно повнимательнее рассмотреть, что же именно на них произрастает. Теперь попадавшиеся навстречу дварфы останавливались и почтительно раскланивались с ней, а она, слегка кивая им, от этого жутко смущалась — все-таки довольно непривычно было чувствовать себя чуть ли не английской королевой. Поскольку все дварфы были одеты примерно одинаково и носили бороды примерно одной длины, у Малиновской возникло некое странное чувство, будто она едет в переполненном вагоне метро, в котором все пассажиры — люди преклонного возраста, и посреди вагона имеется одно-единственное свободное место, которое как раз и досталось ей. Восседая на Пончике, Мария взирала на всех сверху вниз, и ей начало казаться, что она — злобный тиран, угнетающий маленький, беззащитный народ. Становилось немного неуютно.

Миновав невысокие плетеные изгороди, отделяющие аккуратные, без единого сорняка грядки с рассадой от окрестных заливных полей, она попросила Пончика двигаться помедленнее, чтобы все хорошенько рассмотреть. Они проезжали рабатки с салатом, шпинатом, укропом и петрушкой, а чуть дальше росли густые заросли томатов и огурцов, а также густая и жирная картофельная тина. Иногда вдоль тропинки попадались кусты смородины или брусники, росшие будто бы сами по себе. Работающие на огороде дварфы тоже низко ей кланялись и их добрые, приветливые лица как-то сразу поднимали настроение и внушали ощущение покоя, неторопливости и безмятежности. Удивительное чувство умиротворенности жило в этом краю.

Неожиданно раздалось громкое, смачное «чавк» и Пончик, недовольно ворча, смешно затрясла задней ногой.

— Ой, чего там у тебя? — спросила Маша, спрыгивая с медведицы на землю, чтобы посмотреть, что случилось.

На тропинке лежали остатки спелой, только что раздавленной Пончиком тыквы. Оранжевая мякоть прилипла к медвежьей шерсти, и Пончик продолжала трясти лапой, пытаясь от неё избавиться.

— Блин, ну ты даешь! — полушепотом проворчала Малиновская, стараясь не привлекать излишнего внимания. — Сейчас на нас ругаться будут, что мы с тобой тут огород портим.

Ей уже пришла в голову мысль, что надо бы поскорее скрыться с места преступления, чтобы никто из дварфов ничего не заметил, но тут совсем рядом раздался звонкий голос:

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

Малиновская осторожно выглянула из-за медвежьего бока — на тропинке появился низкорослый старый дварф. Желтая шляпа и причудливого покроя камзол делали его похожим на забавный лимон-переросток. Длинная седая борода, аккуратно расчесанная надвое, заканчивалась красивыми завитушками. Было совершенно непонятно, откуда он взялся, потому что минуту назад поблизости никого рядом не наблюдалось.

— Здравствуйте! Да мы тут… вот… — Маша виновато заулыбалась, слегка запинаясь, но всё-таки решила не лукавить, — тыкву вам раздавили нечаянно. Извините, мы не хотели. Случайно вышло. Не сердитесь.

Старый дварф молча стоял и смотрел на них с совершенно удивленным и немного невменяемым видом, и Малиновская начала думать, уж не сказала ли она чего-нибудь неправильного или оскорбительного? Кто же их знает, этих дварфов — может быть, у них все перевернуто с ног на голову и совсем не так, как у людей.

— Нет-нет, что вы, юная госпожа! — наконец залепетал дварф, видимо, не привыкнув к тому, чтобы люди перед ним извинялись. — Разве я могу сердиться на вас? Это ведь всего лишь какая-то тыква. Их полно здесь, — и тут он неожиданно расплакался.

Маша совершенно перепугалась и, присев перед ним на колени, слегка приобняла старого дварфа, успокаивая его:

— Вы с ума сошли, не надо плакать! Я совсем не хотела вас чем-то обидеть, честное слово! Если это так важно, я могу принести вам другую тыкву… из своего дома. Может быть, вас за это будет кто-нибудь ругать? Но вы не виноваты, вовсе нет. Это мы её с Пончиком раздавили!

Пока Малиновская успокаивала его, к ним со всех сторон понабежала ещё целая куча дварфов (видимо, взбудораженная стенаниями своего сородича), и Маша замолчала, не зная, что ещё можно сказать в такой ситуации. А вдруг это какие-нибудь священные тыквы, которые не то что давить, а даже просто трогать нельзя, и теперь за столь страшное злодеяние её четвертуют или сожгут на костре? Она уже начала жалеть, что вообще решила поехать с Пончиком в этот дурацкий огород. Гуляла бы себе спокойно по замку или берегу озера, как, например, Таня с Бирюком, и ничего страшного бы не случилось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});