«Если», 2005 № 05 - Журнал «Если»

Но вот минуло десятилетие «золотой лихорадки», сошли со сцены случайные «публикаторы книг», остались издательства, ведущие свой бизнес профессионально и масштабно. Почему же по-прежнему нам зачастую попадаются отвратительно подготовленные книги? Да потому, что продолжают действовать другие факторы. Наши издательские «монстры», похоже, поставили себе целью познакомить русскоязычного читателя практически со всеми новинками зарубежного книжного рынка. О каком качестве редактирования может идти речь, когда двум-трем редакторам надо подготовить в месяц десятки книг? Их даже просмотреть времени не хватает! А в последнее время некоторые издатели сформулировали принцип: «Мы не редактируем. Пусть читатель оценивает автора таким, какой он есть». Однако если относительно отечественных авторов такая позиция и имеет смысл, то примените «принцип невмешательства» к переводу — и вы получите те самые отвратительно подготовленные книги. Ибо даже хорошему переводчику полезен посторонний глаз, а уж плохому…

* * *

А откуда, кстати, берутся плохие переводчики?

Вернее было бы изумляться, каким образом еще сохранились хорошие. Дело в том, что переводчиков требуется много — вон сколько новинок на книжном рынке! Поэтому работу дают практически всем, кто ее просит.

А кто ее просит? Варианта два. Либо откровенные халтурщики, либо те, кто искренне любит литературу и получает удовольствие от процесса перевода, то есть своего рода фанатики.

О халтурщиках говорить проще всего. Главная их задача — гнать объем; главный принцип — «Как нам платят, так мы и работаем» (а платят, действительно, столько, что говорить стыдно). Тут уж не до стилистической и лексической адекватности, и даже не до реалий. Так в текстах возникают самые разные поразительные персонажи. Например, в книге «Фельдмаршалы Гитлера» фигурируют философ Плато (Платон) и теолог Томас Аквинат (Фома Аквинский), в справочнике «Религии мира» упоминается Атанасиус, епископ Александрийский (Афанасий Александрийский), а в романе Л.Нивена и Д.Пурнелла «Хватательная рука» (о, многострадальная фантастика!..) — Генгис Хан. Вообще, проглядывая в последнее время переводную литературу, я обнаружил массу весьма экзотических мест и личностей. Мне встречались Бейцзин (Пекин) и «восседающий» там Мао Тсе-донг, Рашидададин (так, на татарский манер воспринял незамысловатый переводчик Рашид-ад-Дина) и даже «гитлеровский полководец Гудерьян» (очевидно, армянского происхождения). На некоторое время поставила меня в тупик «арка Ноаха» — пока я не догадался, что это Ноев ковчег. И лишь из контекста книги мне удалось понять, что кроется под загадочным «мозаичным законом», который был «открыт» переводчиком книги «Тамерлан» — да это ж Моисеев закон!

О второй категории — искренних любителях перевода — говорить сложнее. Ведь как и в любом деле хотеть — еще не все, надо еще и уметь. Здесь в результате мы можем иметь дело либо с переводом талантливым, удачным, либо с переводом посредственным, серым, либо с переводом ужасным. Начнем с последнего.

Человек искренне хочет переводить, он готов тратить на это все время… но не Может! В данном случае все реалии будут, скорее всего, проверены и названы правильно. Одна беда: писать он не умеет. И в текстах возникают удивительные фразы. «Он скрестил руки на груди и рассвирепел». «Она вошла в лавку к Пенроду, кивнула ему, протиснулась мимо бочек с солеными огурцами, бригады всякого инструмента: касок, кирок, лопат, — и тех трех полутрезвых обалдуев, встретившихся ей на улице».

По-моему, достаточно, тут все ясно. Гораздо сложнее с переводами посредственными. Читателю кажется, что такой перевод вполне хорош: ничто не цепляет взгляд, все гладко и ясно. И только вдумчивый читатель, к тому же хорошо знакомый со стилем автора по иным переводам (а еще лучше — читавший автора в оригинале), может сказать, что перевод фальшивит, что он не отвечает духу оригинала. Как правило, такие переводы страдают «серостью»: вместо эмоциональных пиков — прямая линия, вместо тонких выразительных описаний — простые, незамысловатые фразы. Все словно отнивилировано и залакировано. Лично я убежден, что именно такие переводы — самые страшное зло для литературы. Ибо перевод халтурный, невежественный очевиден; рано или поздно достойное произведение будет издано в другом переводе. Но перевод посредственный способен убить неординарное произведение, сделать его пресным и скучным. Некоторым авторам у нас уже не повезло: два-три «серых, лакированных» перевода убедили читателя (и издателя!), что книги этих писателей никому не интересны. Я знаю таких авторов…

И наконец, казалось бы, самое приятное — переводы талантливые, удачные.

Вдумайтесь, а что, собственно, такое перевод? Когда речь идет о переводе технической и научной литературы, самое главное — строго, не уклоняясь от оригинала, передать нюансы смысла. Но для художественной литературы этого очень и очень мало. Ведь задача литературы — не донести до нас некий сюжет, который показался автору интересным, а произвести на читателя эмоциальное, художественное впечатление. И чтобы такое же впечатление произвел перевод, переводчик должен почувствовать и передать авторский стиль, пользуясь авторским же адекватным лексиконом.

Часто можно услышать споры по поводу точности перевода. «Вот, — говорят недалекие «знатоки», — у автора здесь вот такое слово, а у переводчика — другое!» Но возможен ли вообще буквальный перевод? Автор при написании пользуется, естественно, своим родным языком; переводчик же пользуется совсем другим инструментом — языком русским. При том, что все языки заметно различаются, имеют свои особенности (например, в английском строго задан порядок слов, а в русском порой достаточно переставить слова, чтобы добиться нужного эффекта; или, к примеру, в английском, в принципе, слов намного меньше, чем в русском, зато они более многозначны — отсюда огромная сложность перевода каламбуров), какие-то нюансы отличия художественного перевода от оригинала просто неизбежны! Попробую сформулировать: задача переводчика — создать адекватное произведение на русском языке со всеми сильными и слабыми художественными сторонами оригинала, как можно меньше от этого самого оригинала уклоняясь. То есть в идеале переводчик — писатель, соавтор произведения, он должен быть литературно одаренным, не побоюсь сказать, не меньше, чем сам автор.

Но перевод — искусство, а не наука, перевод индивидуален и субъективен. Переводчик, в конце концов, такой же читатель; на одного переводчика, скажем, роман производит одно впечатление, а на другого — совсем иное.

Приведу интересный, на мой взгляд, пример. У меня в домашнем архиве хранятся две рецензии на роман Майкла Коуни «Здравствуй, лето, и прощай»[14]. Авторы рецензии — две великие переводчицы, замечательные мастера, много сделавшие, в частности, и в жанре фантастики. Верный принципу «никаких имен», назову их И.Г. и Н.Г. и приведу те места из рецензий, где переводчицы рассматривают одну и ту же сцену, обратившую на себя их внимание.

И.Г.: «Если не считать сцены, когда Дроув и Кареглазка в первый и последний раз становятся физически близки, которая в переводе потребует значительного смягчения, роман, безусловно, подходит для перевода… Роман «Здравствуй, лето, и прощай» очень много потеряет в посредственном, не говоря уже о плохом переводе, поскольку в нем большую роль играют лирическая интонация и определенная старомодность стиля».

Н.Г.: «Подробно, со смаком описано сближение Дроува с его подружкой. А потом они, полураздетые, идут по улицам городка, привлекая все взгляды, — и недавняя скромница, только что сыгравшая весьма активную роль, выставляет напоказ пережитое удовольствие. Мягко говоря, пересол, а вернее — отдает порнографией».

Вдумайтесь: если два переводчика так по-разному воспринимают одно и то же произведение, как же по-разному они его переведут!

Еще один маленький пример. В рассказе А.Бестера «Не из нашего мира» (перевод Б.Б.) мы знакомимся со сделанной в романтическом стиле историей трагической любви одинокого мужчины и таинственной незнакомки; в рассказе А.Бестера «Перепутанные провода» (перевод Е.К.) мы читаем о том, как дешевый ловелас подбивает клинья к глупой девице легкого поведения. Но рассказ-то один и тот же! И переводчики — оба мастера — предельно близко придерживаются оригинала. Но как многое изменится в эмоциональной окраске произведения, если, к примеру, вместо «улыбнулся» постоянно писать «ухмыльнулся»…

* * *

Как же читателю ориентироваться в море зарубежной литературы? Увы, здесь он предоставлен самому себе. Наши критики и литературоведы такими мелкими вопросами не занимаются. Их интересуют проблемы либо глобального характера, либо (и это, увы, чаще всего) совсем мелкие. Ну а подавляющее большинство рецензий состоит из двух абзацев; в первом приводят краткое изложение романа, во втором произведение объявляется хорошим или плохим. Уж совсем редко особо внимательный критик похвалит, к примеру, богатый лексикон и оригинальность стиля — совершенно не обратив внимания, что и лексикон, и стиль обеспечил неприметный переводчик. Да и что, собственно, удивляться? Ведь даже для краткого, но конкретного анализа перевода надо владеть обоими языками…