«Если», 2005 № 05 - Журнал «Если»

— Черно-белых жен уже никто не лечит, это уже вчерашний день, пора, видимо, менять на более новую модель.

Фотограф помучился, погоревал, а потом плюнул — и разошелся с женой. Сменил окраску, принялся снимать цветных девиц для журнальных обложек. На выставки его работы брать перестали, зато желтые издания платили теперь очень хорошо и регулярно, причем зелеными. И вроде бы все шло отлично, да только еще через некоторое время фотограф наш как-то скукожился и посерел.

А жена его вышла замуж повторно. Ее новый избранник оказался человеком далеким от искусства, мало того — дальтоником. Говорят, они до сих пор живут вместе, счастливы и даже родили двух детей: черненького мальчика и беленькую девочку. И вообще — процветают.

Мойкин и Фонтанкин

На канале Грибоедова жили-были два друга — Мойкин и Фонтанкин, оба — волшебники. Поскольку в обществе они появлялись исключительно вместе, то их все путали.

— Постойте, — говорили, — Мойкин, это тот, который живет слева от Грибканала?

— Да нет, тот, который слева, это Фонтанкин, а Мойкин живет справа. Хотя…

Дело все осложнялось тем, что один из них работал добрым волшебником, а другой — злым. И получалось вот что. Запишется какой-нибудь хороший человек на прием к доброму волшебнику, а попадает к злому. А злодей, которому нужно проконсультироваться в очередной пакости, неожиданно для себя попадает к волшебнику доброму. Переадресовывать же каждого клиента было невозможно — слишком многие ошибались, — поэтому Мойкин и Фонтанкин по взаимной договоренности разбирались с каждым человеком своими методами. От этого путаница приняла уже вовсе глобальные масштабы. Если раньше люди делились на плохих и хороших, то теперь все перемешалось в городе: добряки, бывало, совершали злые поступки, дурные люди творили добро, умники делали глупости, дураки поступали мудро.

Посмотрели Мойкин и Фонтанкин на все это безобразие и приняли кардинальные меры: поменяли себе фамилии и сменили места жительства. Тогда кое-что прояснилось; люди запомнили, что Фонтанов — это тот, который проживает в Петергофе, а, стало быть, Помойкин — который обитает в Колпино. Да вот незадача: кто из них добрый волшебник, а кто злой — этого так никто и не запомнил. И поэтому путаница продолжается.

Пара к паре

Жил один юноша, некто П. Всем он был хорош, только обе руки у него были правые. Нюанс небольшой и для чужих глаз неприметный, но на практике выходило не очень удобно. Самое печальное, что этот П не мог ни одну женщину по-человечески обнять — только наполовину, вторая рука в это время цепляла за спиной какую-нибудь другую женщину. И хорошо, если женщину!

Но вот однажды в объятие одной из его правых рук попалась некто Л. Эта Л оказалась необыкновенно красива. У нее были длинные и стройные ноги, их не портило даже то, что обе они были левые. Правда, саму Л это обстоятельство несколько тяготило: ей трудно было ходить по прямой, ноги постоянно уносили влево, она попадала под машины, врезалась в стены домов, в двери, в водосточные трубы, в других мужчин. П с нею порядком намучился, но отпускать не хотел — очень Л ему понравилась.

И выход нашелся: П взял возлюбленную на руки — и понес. Тогда и Л больше не заносило, и П нечем стало цеплять посторонних женщин. По всему выходило, что П и Л созданы друг для друга. И хоть на практике из-за их нестандартных конечностей частенько возникали самые нелепые ситуации, но наши герои твердо решили отныне жить вместе. На свадьбу купили жениху два кольца — на каждую руку, а невесте две пары туфель. Левые туфельки она надела, а правые оставили будущим детям — под рождественские подарки.

Самобранка

Некто Гриша Нычкин, холостой, из разнорабочих, выиграл в лотерею скатерть-самобранку. Принес ее домой, расстелил на тумбочке, разгладил ребром ладони сгибы и заказал для начала шкалик и жареной картошки. Выпил, закусил. Качество продуктов Нычкину понравилось, простота в обхождении тоже. Повторив шкалик, свернул он самобранку в рулон, сунул под мышку и пошел к своему приятелю Петру Давыдычу. По дороге прихватил старика Двоякина. Сели втроем на кухне, расстелили скатерть и айда делать заказы: три бутылочки водки, портвейн и огурцы соленые. Съели все это, стали ради эксперимента придумывать, что бы еще такое заказать. Извлекли из самобраных закромов щи, макароны по-флотски, бутылку самогонки… На этом гастрономические познания приятелей иссякли.

На следующий день Нычкин взял у соседки Вали поваренную книгу, вспомнил грамоту, прочитал несколько названий блюд и заказал их на три персоны. Съели заказанное с удовольствием, запили перцовочкой. Старика Двоякина с непривычки стошнило, но в целом идея понравилась. Стали с тех пор собираться каждый вечер у Петра Давыдыча и пробовать разные блюда из поваренной книги. Много нового для себя открыли — и в смысле всякой еды, и в смысле разнообразных горячительных напитков. Петр Давыдыч даже научился держать столовые приборы, Нычкин стал покупать журнал «Мой желудок» и читать его от корочки до корочки, а старик Двоякин, чтобы как-то скрасить ожидание горячих блюд, пристрастился к аперитивам…

Но, как только истек ее гарантийный срок, самобранка стала барахлить. Может быть, сказалось то, что приятели ссыпали прямо в нее немытую посуду после трапезы, а может, опытный образец не рассчитан был на такие изысканные заказы, только факт однозначен: испортилась вещь. Соседка Валя простирнула прибор в стиральной машине, но после этого скатерть и вовсе перестала подавать блюда, в ответ на заказ только дымилась и плавилась по краям. Делать нечего, повесил Нычкин изделие на стенку, а питаться стал по старинке — грубо и нерегулярно. Первое время было тяжело, старика Двоякина с непривычки сутки тошнило, пока Петр Давыдыч не подлечил его водочкой. В общем, скоро все вернулось на круги своя, и о самобранке больше не вспоминали — вытирали об нее руки, прикалывали к ней значки и вымпелы, но ассоциаций не возникало.

Повезло только соседке Вале: ее стиральная машина стала вдруг вместо воды сливать какой-то хитрый ливерный фарш, из которого получались отменные котлеты и вполне сносная колбаса.

Руководство по эксплуатации

Вращалась, вращалась планета Земля, да вдруг стала замедлять ход — и остановилась. В чем дело? А просто сели батарейки — самые большие в мире батарейки, на которых, собственно, и работает наша планета.

Собрали тогда люди экспедицию из четырех лучших электриков, двух врачей и одного волшебника (без волшебника в таком ответственном деле не обойтись), и двинулась та экспедиция на северный полюс, где, согласно инструкции по эксплуатации планеты Земля, и находится место для ее батареек. Новые тащили на себе — они ведь огромные, каждая размером с бочку. Пришли к указанному месту, открыли крышку, произвели замену — Земля дернулась, заскрипела, прошла четверть оборота, да и снова встала. В чем дело? Да просто, пока она стояла без движения, механизм, который уже тысячу лет без смазки работал, закоснел, порос паутиной и отказал. Снарядили новую экспедицию, на этот раз на южный полюс: пять первоклассных часовщиков, три механика, два врача и, разумеется, волшебник (попробуй не возьми с собой волшебника — их профсоюз тут же все на свете вино превратит в воду!). Протерли валики и шестеренки, заменили неисправные узлы, вылили в механизм десять литров машинного масла — Земля вздрогнула, покачнулась, но с места не стронулась. В чем дело? Непонятно. Тут заметили часовщики в механизме инородное тело, извлекли его — оказалось, манускрипт на неизвестном человечеству языке. Академики — и те прочесть его не смогли. Пришлось снарядить еще одну экспедицию — под землю, в далекие чревоземные пещеры, где не первый десяток лет жил самый мудрый из людей мудрец.

Мудрец тот не умел ни читать, ни писать, и именно вследствие этого стал таким мудрым. Говорить он тоже не умел, только слушал, смотрел и иногда танцевал. При нем состояли три переводчика: один с языка танцев переводил на язык жестов, другой — с языка жестов на язык слов, а третий доводил мудрые слова до нормального человеческого уровня. Пришла к нему экспедиция, стала задавать вопросы, показывать манускрипт. Мудрец рукопись понюхал и пустился танцевать какой-то краковяк. Переводчики принялись за дело.

— Эх, вы, — танцует мудрец, — надоели вы Земле-матушке со своей эксплуатацией! Решила она объявить вам ультиматум. Согласна она работать и без батареек, и без смазки, но вместо руководства по эксплуатации будут у вас теперь правила пользования планетой Земля. И если правила эти соблюдаться не будут, — приплясывает мудрец, — то Земля с места не тронется. Вот чем это пахнет.

Ничего не поделаешь — пришлось людям смириться с тем, что они больше не эксплуататоры, а всего-навсего пользователи. А чтобы расшифровать тот самый манускрипт с правилами, собрали целый научно-исследовательский институт, куда пригласили лучших филологов, историков, прочих ученых; ну и без волшебников не обошлось — куда же без них!