База-500. Смертельная схватка - Алекс фон Берн

Штрауху ничего не оставалось, как посторониться. Я уселся в машину и приказал шоферу:

— В штаб полицайфюрера «Руссланд — Митте». Быстро!

Я изложил Баху все, что удалось мне узнать, а также содержание беседы со Штраухом.

— Чертовщина какая — то! — воскликнул Бах. — Уму непостижимо! А вы что думаете, Герлиак?

— Что думаю я, обергруппенфюрер, не так уж и важно, — ответил я. — А вот ход мыслей Штрауха мне очень не нравится.

— При чем тут ход его мыслей? — уставился на меня Бах.

— При том, обергруппенфюрер, что Штраух подозревает Райхеля в том, что он — русский шпион, — твердо заявил я.

Бах схватился за голову и буквально упал в кресло. Потерев виски ладонями, он поднял голову и спросил:

— Вы полагаете, что это серьезно?

— Я полагаю, что если Штраух начнет раскручивать эту версию, то сумеет подкрепить ее фактами, — с уверенностью в голосе ответил я. — И тогда нам придется нелегко. Вы помните, как Райхель появился в вашем аппарате?

— Он прибыл из Берлина, — ответил Бах и тут же спохватился. — Да… поезд, на котором он ехал, был пущен под откос партизанами. Райхель долго скрывался у надежного человека, пока не смог связаться с нами. Он здорово пострадал в катастрофе, мать родная не узнала бы!

Бах замолчал.

— Я полагаю, обергруппенфюрер, что Штраух даст свое объяснение этому факту, — высказал я мнение. — И боюсь, что нам будет трудно опровергнуть…

— Вы тоже считаете, что Райхель был русским шпионам? — резко перебил Бах.

— Я не считаю, а анализирую факты, — возразил я. — Райхеля я практически не знал, пока он не заявился на базу.

— Ладно! Предположим, что Райхель — русский шпион. Где он сейчас?

— Воспользовался нападением на колонну и скрылся. Он подсунул Штадле своего пилота, и сейчас одна надежда: что Штадле сумел противостоять внезапному захвату и обломки самолета лежат где — нибудь в лесу.

— А если не сумел, то самолет с профессором уже стоит возле партизанских землянок, — невесело продолжил мою мысль Бах.

Он вскочил и заходил по кабинету.

— Немыслимо, просто немыслимо! — повторял он. — Русский агент в моем штабе! И это в тот момент, когда рейхсфюрер назначил меня уполномоченным по борьбе с партизанами!

Я понял, что именно волнует Баха, и у меня отлегло от сердца.

— Вы уже занялись этим делом, набрали материал… У вас уже есть конкретные предложения?

— Да, обергруппенфюрер! — решительно заявил я. — Нам следует искать самолет. И чем скорее мы его найдем, тем больше вероятность, что мы сумеем сильно уменьшить масштабы бедствия… Если не в реальности, то хотя бы в глазах рейхсфюрера.

3 ноября 1942 года, Вайсрутения,

пять километров севернее Князь — озера, час ночи

— Что? Что случилось? — вздрогнул Коровин, сжимая твердую рубчатую рукоятку ТТ. Ощущение, что кто — то вошел в неглубокую землянку, мгновенно вырвало его из трясины сна.

— Это я, Федорцов, — последовал ответ. Вспыхнул огонек, неровное пламя коптилки осветило землянку, и Коровин увидел сидящего за колченогим столом Федорцова.

— Москва дала ответ, — сообщил Федорцов. — В ночь с третьего на четвертое будет самолет. Приказано отправить немца, документацию. И нам с тобой приказано лететь.

— Это зачем? — нахмурился Коровин.

— Москва разъяснений не дает, — невесело усмехнулся Федорцов. — Приказано сдать командование заместителю и лететь. Да, еще Сибирцева и Волкова приказано захватить.

— Будем надеяться, что для награждения вызывают, — проворчал Коровин и тут же спросил: — Слушай, у тебя самогонка есть?

— Найдем, — коротко отозвался Федорцов. — А зачем?

— Не спится мне, — вздохнул Коровин. — Немца правильного взяли, наконец удача! Отпраздновать надо! Жаль, Сибирцев не скоро до нас доберется. Зови Волкова!

— Да он спит, наверное, — возразил Федорцов.

— А ты разбуди, он в самолете выспится, — ответил Коровин. — Отпраздновать надо завершение операции, ради которой нас сюда прислали. Буди Волкова! Ведь не каждый день командир выпить предлагает.

— А я думал, ты не пьешь, — признался Федорцов.

— А я и не пью, — ответил Коровин. — Но иногда приходится… Знаешь, как Петр Первый говорил? Пьем не пьянства ради, а дабы не утратить навыка. Давай, выполняй!

Когда на поляне возле Князь — озера приземлился «шторх», Коровин испытал такое волнение, которое не испытывал никогда в жизни: сердце бешено заколотилось и казалось, что оно либо выскочит из груди, либо взорвется.

«Шторх» замер после пробежки, дверца со стороны пилота открылась, и оттуда выпрыгнул Волков, одетый в немецкий летный комбинезон.

— А я не верил, — признался Коровин, крепко обнимая его. — Не операция, а чистая авантюра.

— Сибирцева благодарите, — отозвался Волков. — Он все организовал. Я страху натерпелся на аэродроме, думал, что разоблачат. Только когда в воздух поднялись, успокоился немного.

— Привез профессора?

— Вон, сзади сидит. Весь полет тихо как мышь… — пояснил Волков. — А офицера я вырубил, чтобы он не догадался, что мы не в Минск летим.

Волков открыл дверцу, и тело Штадле мешком вывалилось на землю. Правая сторона его лица и мундир на плече были покрыты запекшейся кровью.

— Не дышит, — с досадой заметил Коровин, щупая пульс. — Перестарался ты, Волков!

— Да как же так! — растерялся Волков. — Я же его аккуратно… Черт! Это он головой об дверь приложился неудачно. Как же это я?

Коровин вытащил документы из кармана офицера, просмотрел.

— Вот так дела! Да это же подполковник Штадле, правая рука генерала фон дем Баха! — с досадой воскликнул Коровин. — Ценный был источник! Жаль, что ты его не довез. Ладно, профессор хоть живой?

— Да вон он, сзади сидит! Вылезай, профессор!

Коровин подошел к самолету и обратился по — немецки к испуганному Фрайтагу.

— Выходите, профессор! Вы взяты в плен разведывательной группой НКВД СССР. Я командир разведгруппы майор госбезопасности Коровин. Мое звание соответствует званию армейского полковника. Хоть вы и одеты в форму унтер — офицера СС, но мы знаем, что вы гражданское лицо и поэтому вам не грозит лагерь военнопленных. Хочу предупредить: от вашего благоразумия и готовности сотрудничать зависит ваша судьба. Вы интересуете нас как технический специалист. Вам нечего бояться. Выходите!

Фрайтаг неловко вылез из самолета, прижимая к груди кожаный чемоданчик.

— Господин полковник, в этом чемодане мои рабочие записи, смысл моей жизни, — сбивчиво заговорил он. — Прошу вас обращаться с ним очень бережно.