Грех бессмертия - Роберт Маккаммон

Пальцы Демарджона возились с повязкой. Затем, с усилием, отразившимся на его лице, он отшвырнул прочь свою коленку. Нога сверкнула в воздухе и упала на пол рядом с креслом-каталкой. Затем, скрипя зубами, Демарджон принялся сдирать ткань со своей правой ноги; на лбу у него проступили капельки пота. Еще одна повязка. Тяжело дыша, он отшвырнул протез прочь. Правая нога упала по другую сторону кресла, и пустые разорванные штанины повисли на изуродованном теле.

Эван, открыв рот, пятился к двери. Он потерял дар речи! Споткнувшись обо что-то, он чуть не упал спиной на кофейный столик.

Пот струился по лицу Демарджона. Протезы лежали сбоку, черные подтяжки блестели, черные носки облегали пластмассу. Демарджон устремил на Эвана свой измученный взгляд.

И начал хохотать истерическим сумасшедшим хохотом. В это время слезы наполнили его глаза и покатились вниз по его щекам на белую рубашку. Смех звоном отдавался по комнате, скрипучий и страшный, смех человека, которого уже невозможно спасти. «Господи, нет…» — прошептал Эван, мотая головой из стороны в сторону и отступая назад, когда Демарджон направил свою коляску на него. — «Боже Святый на небесах, нет, нет, нет!»

На крыльце послышалось позвякивание ключей. Дверь слегка приоткрылась, удерживаемая цепочкой. В щель заглянуло женское лицо. «Впустите меня!» — послышался голос миссис Демарджон, настойчивый и требовательный.

Эван потянулся к цепочке.

— Она убьет меня! — сказал Демарджон, пытаясь остановить смех, слезы еще капали у него с подбородка. — Они все убьют меня!

Эван замешкался, его кровь заледенела, а пальцы замерли на расстоянии нескольких дюймов от дверной цепочки.

— Мистер Рейд? Это вы? Впустите меня, пожалуйста.

— Она убьет меня! — прошипел мистер Демарджон.

Он колебался, удерживаемый взглядом искреннего ужаса в глазах Демарджона.

— Мне необходимо увидеть своего мужа! — резко сказала миссис Демарджон.

Эван отвел свой взгляд от Демарджона и отпер дверь. Позади него Демарджон скулил, словно животное, пойманное в ловушку.

Женщина прошла в гостиную, быстро взглянула на своего мужа, а затем на Эвана, и поставила на стол сумку с продуктами, Демарджон откатился назад, налетев на один из отброшенных протезов. Выражение ужаса на его лице вызывало озноб у Эвана и возвращало назад терзающее его воспоминание: он лежит на койке, прикрученный проволокой, а вкрадчиво улыбающаяся женщина держит над ним небольшую клетку, в которой семенит и перебирает лапками что-то недоброе.

Миссис Демарджон уставилась на эти фальшивые ноги на полу. Очень медленно она подняла глаза на мужа.

— Гаррис, — спокойно сказала она, — ты был очень плохим мальчиком, не так ли?

Он посмотрел на нее широко открытыми глазами и покачал головой.

— Что здесь, к дьяволу, происходит? — спросил Эван, понимая, что его голос звучит напряженно.

— Я была бы вам признательна, если бы вы сейчас ушли отсюда, мистер Рейд, — сказала женщина, стоя к нему спиной.

— Нет! Я не уйду, пока я не узнаю, что здесь происходит!

В конце концов она обернулась к нему и смерила взглядом затененных внимательных глаз.

— Мой муж больной человек, — сказала она. — Не думаю, что вы помогаете ему своим присутствием.

— Больной? — недоверчиво повторил Эван. — Он же… искалечен! У него нет ног до колен!

— МИСТЕР РЕЙД! — сказала миссис Демарджон, ее глаза метали молнии. Гаррис Демарджон позади нее весь дрожал, шевеля губами, но не издавая ни звука. Она на мгновение замолчала, приложила руку ко лбу и закрыла глаза. — Господи, — тихо сказала она. — Мистер Рейд, вы не понимаете ситуацию.

— Вы чертовски правы, я не понимаю ее! Миссис Джайлз мне сказала, что ваш муж парализован, но не разрублен, как кусок мяса!

Она взглянула на него ровным неприступным взглядом, от которого у него по коже побежали мурашки. — Хорошо, — сказала она. — Хорошо. Пойдемте на крыльцо. — Когда они выходили из гостиной, он услышал, как Демарджон начал всхлипывать.

— Мой муж был… очень сильно поранен в автомобильной катастрофе на Кингз-Бридж-роуд, — сказала миссис Демарджон, стоя на парадном крыльце. Он не был парализован. Он лишился обеих ног. — Она нахмурилась и покачала головой. — После этого несчастного случая рассудок Гарриса все более и более помрачался. Этот процесс продолжается, и очень мучительно за ним наблюдать. Но что я могу сделать? — Она взглянула на Эвана. — Я не могла поместить его в больницу; я не могла допустить, чтобы его заперли.

— Он ведет себя скорее напуганно, нежели безумно, — заметил Эван.

— Это протекает по-разному. Поэтому я не люблю оставлять его одного. Когда он один, он ведет себя так… как вы сейчас видели.

Ложь! — подумал Эван. — Все проклятое чертово вранье!

— Миссис Джайлз сказала мне, что его ноги парализованы.

— Миссис Джайлз не знает всего! — огрызнулась женщина. — Вот как вы отреагировали! Думаете, мне хочется, чтобы все в деревне смотрели на моего мужа как на какого-нибудь чертова уродца? Вы так хотите? Господи, я пережила достаточно мучений! — Она на мгновение замолчала, снова обретая контроль над собой. — После того несчастного случая его забрали в госпиталь в Джонстауне. Он оставался там долгие месяцы. И когда вернулся домой, я решила, что лучше не говорить ни с кем о его… ранениях. — Она взглянула в глаза Эвану. — Надеюсь, вы будете уважать мои чувства.

Ты лжешь, — подумал он. — Но почему?

Он кивнул:

— Конечно.

— Хорошо. Сожалею, что вышла из себя, но шок при виде этого… я знаю, что мне уже пора привыкнуть к настроениям Гарриса, но это так тяжело. — Она двинулась к двери. — Я лучше сейчас позабочусь о нем. До свидания. — И дверь закрылась. Он услышал, как дверь с той стороны снова закрыли на цепочку, ее приглушенный голос и поскрипывание колесиков кресла. Он сошел с крыльца, его голова гудела, и страх, словно болезнь, затаилась в животе. По дороге домой слова этого испуганного полубезумного человека эхом отдавались в его мозгу, словно предсказание оракула:

ОНИ ПРИДУТ ЗА ВАМИ НОЧЬЮ.

20

«Крик петуха»

За ужином Эван почувствовал, что его рука, держащая вилку, дрожит.

Темнота струилась сквозь окна, ложась на лес черным пятном, уменьшая дома Вифанииного Греха до зловещих очертаний, огни в которых блестели как коварные глаза. Эвану был виден белый серп растущей луны; он вспомнил о металлическом щите в форме полумесяца на третьем этаже музея, об отчеканенном на нем разгневанном лице, о тех широко раскрытых глазах на обломках керамики. Теперь он понял, что выражение ужаса в них было аналогично тому, какое он увидел в глазах у Гарриса Демарджона.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});