Свобода Маски - Роберт МакКаммон

— Почти что только мы!

— Тише, — мягко и осторожно, успокаивающим тоном произнесла она.

Мэтью кивнул, получив представление обо всем этом предприятии в новом свете.

— Простите меня. Я понимаю, что вами двигают альтруистические убеждения, но… мне весьма любопытно, как так вышло, что женщина вашего явно чистого характера выбрала полем для игры подобную уличную грязь.

Она помедлила с ответом. Ее взгляд устремился в какую-то далекую точку пространства.

Затем она глубоко вздохнула и заговорила:

— Я не знала никого, кто был бы характером чище, чем мой муж. Печатник по профессии. Честный человек. Честный до неприличия. Раздавлен кредиторами и растоптан ценами. Как и в любом бизнесе, здесь имеет место конкуренция за покупателей. Заккари умер рано… слишком рано… После его кончины я сначала хотела продать дело, но Сэмюэль настоял, чтобы теперь я взялась за вожжи своими руками. Мы не могли идти в ногу с другими типографиями, которые уже успели хорошо себя зарекомендовать, не могли выбить их из бизнеса, занизив цены на их услуги. Пришлось ухватиться за соломинку. Однажды меня просто осенило: зачем ждать, пока дело придет к тебе? Почему бы не создать его? Я подумала… что может объединить всех Лондонцев, заставив каждого выложить по пять пенсов за печатную продукцию? Я подумала, что такого можно продавать массово?

Она замолчала, погрузившись в воспоминания, и Мэтью решил не торопить ее.

— Я решила, — продолжила женщина после затянувшейся паузы. — Что и мужчины, и женщины хотят чувствовать нечто похожее (если не большее), что и большинство лордов и леди. Поэтому я начала издавать новостную газету, базирующуюся на историях, полных абсурда, грязных привычек и подводных камней относительно людей различной степени известности. Я решила писать о публичных и личных жизнях — когда могла достать информацию — а также о чем-то еще, что могло бы… ну… обобщить читателей. Когда начались почти безумные продажи, пришлось наладить график выхода «Булавки»: два раза в неделю. Разумеется, при таком раскладе Лондон можно счесть рассадником безвкусия, коконом, из которого никогда не появится бабочка. Эти позорные подробности всколыхнули целую волну различных реакций на нас. Нам выбивали стекла и даже пытались устроить пожар, но Сэмюэль живет на верхнем этаже, он успел потушить пламя, пока оно не причинило большого ущерба.

Леди Паффери одарила Мэтью многозначительным взглядом и улыбнулась.

— Превращаться в фабрику преувеличений и иногда откровенной лжи не было моим намерением, но наши читатели требуют именно этого, все больше и больше. Мне пришлось увеличить тиражи до более чем трех тысяч копий, которые без остатка распродаются и разбредаются по нетерпеливым рукам. Но… успокаиваю я себя тем, что конкурентов мы обскакали. Имя Лорда Паффери и «Булавка» теперь имеют большой вес. Сделала бы я такое снова, если бы могла повернуть время вспять? — ей потребовалось некоторое время, чтобы собраться с ответом. — Да. Потому что мой Заккари умер из-за отсутствия дохода. Кредиторы душили нас, ждали, чем бы еще поживиться днем и ночью. Я вспоминаю о том, как моя дочь и ее семья пытались помочь нам деньгами на аренду, чтобы нас не выселили из дома за неуплату. И после всех этих мыслей я сочиняю очередную небылицу, сидя за этим самым столом, мистер Корбетт, и иногда, идя по улицам и видя, как люди идут и читают мою газетенку, громко обсуждая ее и самого Лорда Паффери, я мысленно… шлю их на хер.

Помещение заполнило тягучее молчание, во время которого Лютер нервно закашлялся, попытавшись прочистить горло.

— Вдобавок к этому мы помогали беднякам и больным очень щедро.

— Заккари умер в государственной больнице, — пояснила женщина. — Богачи могут получить все, даже включая надлежащее лечение и хороших врачей. Государственным больницам этого не хватает, — она махнула рукой, демонстрируя, что больше не хочет говорить о «Булавке» и ее читателях. Взгляд ее снова стал жестким, и Мэтью с уверенностью мог сказать, что Леди Паффери что-то задумала. — Сэмюэль, — обратилась она. — Достань документ.

— Да, мадам, — он ушел тут же по ее команде.

— Мы получили интересный документ в конверте прошлой ночью… или, может, ранним утром. Его подсунули под дверь, — объяснила она. — Я хочу, чтобы вы на него взглянули.

— Черный Дикарь, — произнес Мэтью, потому что мысль о Зеде вдруг ударила его, словно молния.

— Простите?

— Африканский силач в Цирке Олмсворт. Вы знаете о нем еще что-нибудь?

— То, что его нашли дрейфующим в море, что он огромный, что у него татуированное лицо, что он не может говорить, потому что ему отрезали язык, и что он развлекает публику каждую ночь. Я сама его не видела. А что?

— Я думаю, я знаю его.

— Святые угодники! — воскликнул Кин. — А какую-нибудь чокнутую королеву ты не знаешь случайно?

— Доводилось встречать одну, — ухмыльнулся Мэтью.

Лютер вернулся с бумагой, которую явно читали уже не единожды, судя по ее состоянию.

— Отдай это мистеру Корбетту, — проинструктировала Леди Паффери. Мэтью принял документ и развернул его. Аккуратным почерком на листе бумаги было выведено шесть строк.

Он внимательно посмотрел на них и громко прочел вслух:

— Перчатка брошена…

Д.И.Ф_ирамбу к_Э_го спел мета_ЛЛ — ему пришлось остановиться, потому что странное написание этой строки его смутило. — Интересно, откуда эти лишние точки и пробелы?..

— Действительно. Очень интересно, — подтвердила Леди Паффери.

- Клотó, Áтропу, Лáхесис

В полночном звоне ты искал

Судьбу ты рискнешь ли свою испытать

Секрет позолоченной маски узнать…

Он вновь пробежался глазами по строчкам, прежде чем поднять взгляд и задумчиво произнести:

— Позолоченная маска? Альбион?

— Альбион или кто-то, кто хочет им казаться. Вместе с этим конвертом лежала монета в одну гинею.

— Он хочет, чтобы вы это напечатали?

— А что же еще? Мы уже готовим это к следующему выпуску.

И снова Мэтью пробежался глазами по строкам. В памяти всплыли кое-какие обрывки сведений, которые он подчерпнул, когда интересовался древнегреческой мифологией.

— Три имени. Я так понимаю, они принадлежат сестрам, — он нахмурился, блуждая по переполненным картотекам своего разума. — Давайте припомним… сейчас… Клото… по-моему, была одной из мифических сестер Судьбы. Их еще называли мойрами. Ну, конечно! Альбион ведь даже упоминает об этом. «Судьбу рискнешь ли испытать», так он пишет. Точно, я помню. Клото ткала нить жизни, Лахесис отмеряла, как долго будет жить человек, а Áтропа… ах, да. Áтропа перерезáла эту нить своими ножницами.

— Это все пустая болтовня, как по мне! — фыркнул Кин.

— Болтовня или нет, — качнул головой Мэтью. — Это вызов, адресованный кому-то конкретному. «Перчатка брошена», как написано здесь. Но кому брошена?

— Очевидно, — заметила Леди Паффери. — Он ожидает, что этот человек будет читать «Булавку».

Мэтью сконцентрировал свое внимание на второй строке.

Одной единственной строке.

Прямо здесь, на бумаге.

Это было слово «Фэлл», разделенное пробелами, но оно здесь явно присутствовало. Иначе зачем было писать эту строку именно так?

Возможно, это лишь игра его воображения, но отчего-то это послание возвращало его на Остров Маятник, к человеку, который до сих пор готов сплясать на могиле одного юного решателя проблем. Мэтью ничего не мог с собой поделать, он просто нутром чувствовал, что эта строчка имеет прямое отношение к Профессору Фэллу.

- «Три сестры», - протянул он задумчиво, обращаясь в основном к самому себе. — Может, имеется в виду одноименная таверна? То самое место, где Альбион хотел встретиться со мной, кстати говоря. Он бросает вызов конкретному человеку, с которым хочет встретиться там же. Но… как этот человек узнает Альбиона, если не знает, как Альбион выглядит без маски? И он ведь не называет какой-то определенной даты встречи или времени… просто упоминает «полночный звон», то есть, после полуночи. Если только дата и время не спрятаны в этом шифрованном послании. У меня просьба: могу я переписать этот текст на бумагу и оставить его себе?

Эстер Ратледж дала ему бумагу и перо. Когда он закончил, то вернул оригинальный документ Леди Паффери, а копию убрал в карман.

Женщина сложила оригинал. Затем взяла пистолет, открыла боковой ящик стола и убрала оружие внутрь.

— Вы ведь понимаете, — сказала она. — Что Плимутский Монстр должен просуществовать еще какое-то время.

— Полагаю, что он даже вынужден убить снова… и еще не один раз — еще более жестоким и шокирующим способом, чем раньше?