Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

точно, где у тебя сердце. Я бы никогда не стрелял в сердце.

Мистер Саттервейт покачал головой. Он был не совсем доволен. Рассказ Монктона должен был, как надеялся старый джентльмен, натолкнуть его… на что? Он и сам не знал.

— Да, мрачноватое это место, — повторил полковник.

— Хотя лично я не видел там ничего особенного.

— А вы случайно не видели там Плачущей Леди с Серебряным Кувшином?

— Нет, сэр, не видел, — с чувством ответил Монктон. — Но все слуги в доме Чарнли клялись, что видели.

— Суеверие было проклятьем средних веков, — заявил художник. — И сейчас его отголоски еще встречаются то там, то здесь, хотя, слава богу, мы постепенно избавляемся от этого.

— Суеверие, — задумчиво повторил мистер Саттервейт, и опять посмотрел на пустое кресло. — Иногда… Как вы думаете, суеверие может оказаться полезным?

Бристоу удивленно уставился на старого джентльмена.

— Полезным — совсем неподходящее слово.

— Ну, теперь-то, я надеюсь, у вас не осталось сомнений, Саттервейт? — спросил полковник.

— Не осталось, — согласился старый джентльмен. — И все равно кажется странным, что недавно женившийся человек, молодой, богатый, счастливый, готовящийся отпраздновать свое возвращение после свадебного путешествия, и вдруг совершает такой бессмысленный поступок. Чрезвычайно странно, но я согласен: от фактов никуда не денешься. Истина — в фактах, — тихо произнес Саттервейт и нахмурился.

— И никто никогда не узнает, что же стояло за этим поступком, — заметил Монктон. — Конечно, ходили слухи, всевозможные слухи. О чем только не судачат люди.

— Но достоверно никто ничего не знал, — задумчиво продолжил Саттервейт.

— На детективный роман совсем не похоже, да? — сказал художник. — Никому не было никакой выгоды от смерти этого человека.

— Никому, кроме неродившегося ребенка, — возразил мистер Саттервейт.

Монктон хмыкнул.

— Какой удар для бедного Хьюго Чарнли, — заметил он. — Как только стало известно, что леди Чарнли ждет ребенка, на его долю выпало чрезвычайно приятное занятие сидеть и ждать, затаив дыхание, мальчик это будет или девочка. Да и его кредиторы тоже поволновались. Когда родился мальчик, разочарование было всеобщим.

— А вдова очень переживала смерть Чарнли? — поинтересовался Бристоу.

— Бедняжка, — произнес полковник. — Никогда этого не забуду. Она не плакала, не впадала в истерику, ничего такого. Она как будто… окаменела. Как я уже сказал, вскоре после этого леди Чарнли закрыла поместье и, насколько я знаю, никогда больше не возвращалась туда.

— Итак, мотив самоубийства окутан мраком, — констатировал художник, слегка улыбнувшись. — Или здесь замешан другой мужчина, или другая женщина — одно из двух, да?

— Похоже, — согласился Саттервейт.

— Скорее всего другая женщина, — продолжал художник, — поскольку вдова так больше и не вышла замуж. Лично я ненавижу женщин, — добавил он хладнокровно.

Мистер Саттервейт слегка улыбнулся. Заметив это, Бристоу набросился на старого джентльмена, как ястреб.

— Можете смеяться, но я действительно ненавижу женщин. Они все только портят. Всюду вмешиваются. Не дают работать. Они… Только один раз я встретил женщину, которая… Ну, в общем, интересного человека.

— Я тоже считаю, что хоть одну можно найти, — заметил Саттервейт.

— Нет, я совсем не в том смысле. Я… Я встретил ее случайно. Это было в поезде. В конце концов, — добавил молодой человек с вызовом, — почему это нельзя знакомиться в поездах?

— Можно, можно, — успокоил его старый джентльмен. — Поезд нисколько не хуже любого другого места.

— Он шел с севера. В купе нас было только двое. Не знаю почему, но мы разговорились. Я даже не спросил, как ее зовут, и, наверное, никогда больше ее не встречу. Не знаю, хотелось бы мне этого. Конечно, я могу… и пожалеть об этом, — художник замолчал, потом вновь заговорил, пытаясь яснее выразить свою мысль: — Эта женщина, знаете, она какая-то нереальная. Призрачная, как будто пришла из кельтских сказок.

Саттервейт понимающе кивнул. Он легко представил себе ситуацию: практичный и рассудительный Бристоу и его спутница, воздушная, почти бесплотная. Призрачная, как сказал он сам.

— Наверное, таким может стать человек, переживший что-то ужасное, почти невыносимое, — продолжал художник. — Такой человек, вероятно, попытается убежать от действительности, укрыться в своем собственном мирке, и через какое-то время он будет уже не в состоянии вернуться к реальной жизни.

— С ней это и случилось? — с любопытством спросил мистер Саттервейт.

— Не знаю, — произнес Бристоу. — Она мне ничего не сказала, и я только предполагаю. Если хочешь прийти к какому-то выводу, надо шевелить мозгами.

— Да, медленно произнес Саттервейт. — Надо шевелить мозгами.

Дверь открылась и старый джентльмен поднял голову. Он с надеждой посмотрел на лакея, но, услышав его слова, был разочарован.

— Леди, сэр. Желает видеть вас по весьма срочному делу. Мисс Аспасия Глен.

Саттервейт в изумлении поднялся из-за стола. Он уже слышал это имя. Да и кто в Лондоне не знал об Аспасии Глен? Моноспектакли Женщины с Шарфом (как рекламировали ее в афишах) захватили столицу буквально врасплох. С помощью обыкновенного шарфа эта актриса пародировала различных людей. Ее шарф становился то чепцом монашки, то платком мельника, то головным убором крестьянки, то еще чем-нибудь, причем все образы, созданные мисс Глеи, были непохожи один на другой. Мистер Саттервейт очень уважал эту женщину как актрису, но — так уж получилось — не имел до сих пор возможности познакомиться с ней. Визит Аспасии Глен в столь неожиданный час заинтриговал старого джентльмена.

Мисс Глен сидела на середине покрытого золотой парчой дивана. Она выглядела хозяйкой комнаты. Мистер Саттервейт сразу понял, что эта женщина хочет стать и хозяйкой ситуации. К своему удивлению он почему-то почувствовал к гостье антипатию, хотя прежде искренне восхищался талантом Аспасии Глен. В свете огней рампы она казалась ему трогательным созданием, вызывала симпатию. На сцене она производила впечатление женщины тоскующей, заставляющей задуматься. Но теперь, когда мистер Саттервейт оказался с ней лицом к лицу, им овладели совершенно иные чувства. В Аспасии Глен было что-то жестокое, вызывающее и упрямое. Это была высокая темноволосая женщина лет тридцати пяти, очень симпатичная. Несомненно, она делала ставку на свою красоту.

— Вы должны простить меня за столь неожиданный визит, мистер Саттервейт, — произнесла она сочным соблазнительным голосом. — Не хочу сказать, что я всегда желала познакомиться с вами, но сейчас я рада такой возможности. Что касается моего визита, — женщина засмеялась, — э-э-э… Мне нужна одна вещь, Я ничего не могу с собой поделать. Когда мне хочется иметь какую-нибудь вещь, она просто должна у меня быть.

— Я приветствую любой повод, который свел меня с такой очаровательной женщиной, — по-старомодному галантно произнес старый джентльмен.

— Вы очень любезны, — сказала Аспасия Глен.

— Моя дорогая леди, — продолжал мистер Саттервейт. — Разрешите мне поблагодарить вас за то удовольствие, которое я получаю каждый раз, когда смотрю ваши спектакли.