Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

болгарином. В Альберт-Холле[262] прошел его концерт, на котором он исполнял песни своих родных гор. Музыкальный лад этих диковинных песен содержал необычно много полутонов — перед концертом пришлось даже специально перестраивать инструменты — и кто-то из критиков уже окрестил их «чересчур загадочными». Настоящие музыканты, однако, воздерживались от оценок, резонно полагая, что сначала слух должен привыкнуть к новому необычному звучанию. Так или иначе, для многих сегодня было огромным облегчением убедиться, что Йоашбим, как и все, умеет петь на обычном итальянском языке, со всеми положенными чувствительными тремоло[263].

Первый акт закончился, занавес упал, грянули аплодисменты. Мистер Саттертуэйт обернулся к своему другу. Он сознавал, что от него ждут авторитетного суждения, и немного рисовался. В конце концов, как критик он не ошибался почти никогда.

— Несомненный талант, — тихонько кивнув, проговорил он.

— Вы так думаете?

— Голос не хуже, чем у Карузо. Публика не сразу это поймет, поскольку у него пока еще не совсем совершенная техника: иногда он неуверенно начинает, кое-где слишком резко обрывает, но голос — голос потрясающий!

— Я был на его концерте в Альберт-Холле, — заметил мистер Кин.

— Правда? А я вот не выбрался.

— Его «Пастушья песня» произвела настоящий фурор.

— Да, я читал; — сказал мистер Саттертуэйт. — Это та, в которой рефрен[264] всякий раз обрывается на высочайшей ноте — где-то между ля и си-бемоль? Любопытно!

Йоашбим еще трижды выходил на аплодисменты и с улыбкой раскланивался. Наконец зажегся свет, и зрители потянулись из зала. Мистер Саттертуэйт придвинулся поближе к барьеру, чтобы еще раз взглянуть на девушку с золотыми волосами. Девушка встала, поправила шарфик и обернулась…

У мистера Саттертуэйта вдруг перехватило дыхание. Он знал, что на свете бывают лица, удел которых — вершить историю… Пока она со своим спутником пробиралась между креслами, мужчины оглядывались и уже не могли отвести от нее глаз.

«Вот она, истинная красота, — сказал себе мистер Саттертуэйт. — Не шарм, не обаяние, не притягательность, не все то, о чем мы так любим порассуждать, — а красота! Вот она, чистота линий. Овал лица, изгиб бровей…»

— «Так вот краса, что в путь суда подвигла»[265], — тихонько пробормотал он. Впервые он почувствовал эту строку по-настоящему.

Мистер Саттертуэйт оглянулся на гостя. Тот следил за ним с выражением такого понимания и сочувствия, что слова, казалось, были излишни.

— Мне всегда хотелось узнать, каковы эти женщины на самом деле, — только и сказал мистер Саттертуэйт.

— Какие женщины?

— Елены, Клеопатры, Марии Стюарт…

Мистер Кин задумчиво кивнул.

— Пойдемте прогуляемся, — предложил он. — Может, что-нибудь и прояснится.

Выйдя из ложи, они вскоре увидели тех, кого искали, в фойе между двумя лестничными пролетами. Только сейчас мистер Саттертуэйт обратил внимание на темноволосого молодого человека, спутника девушки. Его лицо, хотя и некрасивое, было по-своему замечательно. Заостренные черты, широкие скулы, несколько выдающийся вперед подбородок. В глубоко посаженных, неожиданно светлых глазах под темными нависающими бровями горело страстное нетерпение.

«Какое необычное лицо, — сказал себе мистер Саттертуэйт. — Интересно!..»

Молодой человек сидел наклонясь вперед и что-то оживленно говорил, девушка слушала. Оба явно не принадлежали к тому кругу, в котором мистер Саттертуэйт привык вращаться: скорее их можно было отнести к лондонской богеме. На девушке был какой-то бесформенный балахон из дешевого зеленого шелка, на ногах белые атласные туфельки, уже довольно стоптанные. Молодой человек держался так, словно вечерний костюм его стеснял.

Мистер Саттертуэйт с мистером Кином успели несколько раз продефилировать мимо сидящих. Когда они возвращались к ним по четвертому заходу, к тем двоим присоединился еще один собеседник — тоже молодой, но блондин, по виду обыкновенный клерк. Его появление, по-видимому, вызвало некоторую неловкость. Сам он без конца поправлял галстук и явно чувствовал себя не в своей тарелке, прекрасное лицо девушки сделалось вдруг чрезмерно серьезным, а ее спутник бросал на непрошеного гостя свирепые взгляды.

— Обычная история, — вполголоса заметил мистер Кин, когда они снова прошли мимо.

— Да, — со вздохом согласился мистер Саттертуэйт. — Готовы сцепиться, словно собаки за кость. Что ж, вероятно, это неизбежно! Так было во все времена, и так будет. А жаль! Ведь красота…

Он умолк. Красота для мистера Саттертуэйта всегда была непостижимым чудом, но говорить сейчас об этом чуде он не мог. Он поднял глаза на мистера Кина, и тот без тени иронии кивнул в ответ.

И они отправились на свои места. Начался второй акт. Когда занавес упал в последний раз, мистер Саттертуэйт оживленно повернулся к своему другу.

— Сегодня сыровато, правда? Я на машине. Позвольте вас, гм-м… куда-нибудь подвезти.

В этом трогательном «куда-нибудь» проявилась природная деликатность мистера Саттертуэйта. Предложи он подвезти мистера Кина «домой», тот, пожалуй, мог бы заподозрить в нем излишнее любопытство: ведь сам он ни о себе, ни о своем доме никогда ничего не рассказывал. Просто поразительно, как мало мистер Саттертуэйт о нем знал!

— Но, — может быть, вы тоже на машине? — тактично предположил он.

— Нет, — сказал мистер Кин. — Я не на машине.

— Ну, тогда…

Но мистер Кин покачал головой.

— Благодарю вас, — сказал он, — но я предпочитаю добираться самостоятельно. К тому же, — добавил он, загадочно улыбнувшись, — случись что, действовать ведь придется вам, а не мне. Еще раз спасибо — и доброй ночи! Как видите, опять нам с вами пришлось вместе смотреть драму.

Он так быстро ушел, что мистер Саттертуэйт не успел ничего возразить, но в душе почтенного джентльмена зародилось смутное беспокойство. Что за драму имел в виду мистер Кин? «Pagliacci»? Или… другую?

Мастере, шофер мистера Саттертуэйта, обычно поджидал хозяина на одной из близлежайших улиц: мистер Саттертуэйт не любил ждать, пока рассосется толпа перед театром. И сегодня он, как всегда, свернул за угол и быстро пошел в ту сторону, где должна была стоять его машина. Впереди него шли мужчина с девушкой — мистер Саттертуэйт узнал их без труда… Неожиданно рядом с ними появился третий.

Все произошло в одну минуту. Разгневанный мужской голос. Другой голос — оскорбленный, протестующий. И — драка. Удары, тяжелое прерывистое дыхание, опять удары, величественная фигура полицейского, возникшего невесть откуда… Мистер Саттертуэйт быстро догнал девушку, в испуге прижавшуюся к стене.

— Разрешите, — сказал он. — Вам не следует здесь оставаться.

Взяв девушку под руку, он быстро повел ее по улице. Уходя, она оглянулась.

— Может, мне лучше… — неуверенно начала она. Мистер Саттертуэйт покачал головой.

— Не нужно вмешиваться, это может оказаться для вас весьма неприятным испытанием. Вас, вероятно, попросят проследовать вместе с ними в полицейский участок. Думаю, ни один из ваших… друзей не хотел бы этого.

Он остановился:

— Вот