О дьяволе и бродячих псах - Саша Кравец

отсюда. Подамся в наемники.

— Удачи.

Ричард больше ничего не сказал. Благодарно кивнул и исчез. Стало быть, навсегда.

Джеймс решил тоже в процедурной не задерживаться и вышел по направлению к операционной. Он не до конца верил в то, что их с Ричардом пути разошлись после многолетней дружбы. Пускай идет. Свобода станет прощальным подарком, когда следовало бы прибить Ричарда насмерть.

Доктор вышел через несколько минут — высокий мужчина пожилых лет, строгого вида. Лицом — каменная статуя, не разберешь ни мыслей, ни настроения, но Джеймс и без того знал, чего следовало ожидать.

— Присядьте, пожалуйста, — голос доктора звучал жестко и даже грубо. Ему, очевидно, не впервой сообщать дурные вести.

— Я постою.

— Мы сделали все, что от нас зависело…

Джеймс прекрасно понимал, что доктор рассчитывал освободить себя от необходимости говорить об утрате в лоб, но сказанного было недостаточно. Ощущение свербящих внутри подозрений не устраивало. Джеймс хотел боли. Чтобы его ударили правдой наотмашь.

— И?

— Примите соболезнования.

Но внезапно он не ощутил боли. Совсем ничего. Разве Джеймс не думал, что все закончится так? Только об этом и думал, когда нес едва теплое тело и с ужасом глядел на кровь. Он все знал уже тогда.

Джеймс стоял, утопая в какой-то тупой прострации. Неужели, он все еще был жив? Не чувствуя тела, пространства. Не слыша окружающего мира и своих мыслей. От демона словно совсем ничего не осталось. Один фантом.

Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем за спиной доктора появилась медсестра с лицом, искаженным неподдельным замешательством:

— Вернитесь в операционную, это срочно.

— В чем дело?

В судорожном беспокойстве она металась глазами от доктора к Джеймсу, пока, наконец, не перевела беглые взгляды в слова:

— Она… жива.

— Как? Но ведь… быть не может… — опешив, забормотал доктор и мгновенно скрылся за дверью.

Джеймс все еще не мог найти себя в беспамятстве. Ему показалось, что над ухом зазвенел призрачный смех Лоркана.

Глава 22. Замки и ключи

Нина проснулась во тьме, где, кроме ее шумного дыхания, не существовало иных звуков. Эта тьма была ей хорошо знакома — вакуум вне времени и пространства. Пустое ничто без направлений и смысла. Нина кое-как перекатилась набок и собиралась встать, но стоило поднять голову, и все намерения забылись.

Над ней высился ангел с прекрасным, сияющим мрамором лицом. Люциус удивительно изменился. Усталость покинула его, сбросила годы, преобразила до совершенства. Нина видела красоту, которая смогла пленить самого дьявола, и запамятовала обо всем, что происходило вокруг.

Люциус подал руку, помог ей подняться на ноги и сразу же притянул в объятья:

— Не представляешь, как мне было страшно, — шептал он так близко, что Нина ощущала слова кожей. — Я столько раз менял ход событий и ни в одном из вариантов не мог найти храбрости.

Она крепче прижалась к нему, уткнувшись носом в плечо. Запах смородины и морского бриза напоминал первую встречу, но перед глазами стоял совсем другой образ. Как Люциус самозабвенно сбросил Лоркана с утеса.

— Но все-таки нашел, — Нина вздрогнула от того, как звонко зазвучал ее голос в гробовой тишине. — Как ты выжил?

— Я много работал с отражениями, чтобы научиться сбегать из пространства. Зеркала были самым очевидным материалом для навыка, но я и не задумывался, что вода тоже отражает свет. Догадайся я об этом раньше, и мой последний трюк не был бы таким рискованным.

Нина стиснула в руках ткань его пиджака, осознав, как близко Люциус смотрел в глаза смерти.

— Знаешь, почему выжила я?

— Знаю, — скорбно ответил он. — Я поступил бы так же. Впрочем, и поступил…

Люциус замолк и наклонился к ней, пристально заглядывая в лицо:

— Я должен просить у тебя прощения за трусость. Моя вина в том, что я старался держаться в стороне, хотел покончить с Лорканом чужими руками. Писал сценарий, где вы окажетесь в нужном месте в нужное время. Но никто, кроме меня, не мог закончить эту историю. Я — главный герой романа, не ты. А ведь моего имени даже в названии не указали…

— Ты играл нами, как куклами, — прервала его не вполне ясную мысль Нина.

— Вносил небольшие коррективы, шестеренки уже вертелись сами. Пойми, я не мог дать судьбу в ваши руки. Вы сломали бы ее в попытках прийти к результату более правильными, на ваш взгляд, методами.

— Ты позволил Эстель погибнуть.

— Либо ты, либо она, — изумрудные глаза сверкнули каким-то особым блеском.

— Эстель знала об этом?

— Да, знала заранее. Она составила завещание, и просила передать кое-что, — Люциус мягко отодвинулся, снял с шеи медный ключик на цепочке и вложил в ладонь девушки. — Найди тайник под «Барнадетт».

Нина озадаченно глядела на подарок, и лицо ее становилось все печальнее:

— Эстель пожертвовала жизнью.

— Ты сделала бы то же самое, ради спасения того, что дорого сердцу.

Но Нина не была уверена, что способна на подобные поступки.

— Тебе пора.

— А как же ты? — она вскинула на Люциуса тревожный взгляд.

— А я отправляюсь за мечтой, — подмигнул он. — Хотя главное шоу моей жизни уже состоялось.

Нина задержала внимание на его безупречном лице. Не хотелось думать, что здесь, в черном ничто, она видела Люциуса Страйдера в последний раз. Миг расставания дался ей неожиданно тяжело.

— Я буду скучать.

— Уверен, мы еще встретимся.

Сквозь тягучий, как вязкое болото, сон она слышала чье-то перешептывание. Тело отказывалось слушаться, но Нина смогла приоткрыть глаза и увидеть больничную палату, заполненную призрачным светом. У окна с жалюзи сидел Джеймс и шипел на Грейсона. Нина попыталась напрячь слух, чтобы разобрать суть их словесной перебранки, но расслышать что-то внятное в приглушенной речи удалось далеко не сразу.

— Он погиб, говорю я тебе, — настаивал Грейсон. Вспоминая битву у руин «Барнадетт», выглядел берсерк вполне себе неплохо. Разве что, немного не выспавшимся.

— Я видел это собственными глазами, — внешний вид Джеймса куда более соответствовал демону, пережившему смертельно опасный бой. Лоркан не оставил на его лице живого места, — глаз заплыл жутким синяком, на носу повязка, зафиксированная пластырями; щека рассечена шрамом от хлесткого удара. Левая кисть забинтована. На Джеймса было страшно взглянуть, утешало лишь его будничное поведение. Словно ничего не произошло.

— Я тебя умоляю, этот фокусник саму смерть вокруг пальца обвертит.

Грей заметил, как Нина пришла в сознание, и беззаботно продолжил говорить в полный голос:

— С добрым утром.

— Отлично выглядишь, — прохрипела она пересохшим языком, обнаружив неодолимую потребность в глотке воды.

— Еще бы, на мне все заживает как на собаке, — ухмыльнулся Грейсон. — Пять