Отвергнутые - Ярославия Кузнецова

местного управления полиции, между прочим, возглавляющего расследование катастрофы, произошедшей восемнадцатого сентября и всколыхнувшей весь мир. После прибытия отца Марианны на место происшествия, конфликт был улажен. Администрация магазина отказалась дать комментарии по этому вопросу. Из чего напрашивается логичный вывод. Взятка? На данный момент не известно, как дальше повернётся это дело и будет ли наказана дочь-воровка уважаемого отца или же, как обычно, местные органы правопорядка снова спустят всё на тормозах, положившись на обещания авторитетного офицера, что такого больше не повторится? Посмотрим и, конечно, будем держать вас в курсе. А пока, кадры с места событий.

Далее последовал сюжет о том, как Марика в сопровождении отца выходит из магазина мелкой бытовой техники. Впервые в жизни я увидел её на высоком каблуке. Видимо, она действительно готовилась к своему спектаклю заранее. Мари осторожно семенила по скользкой плитке длинного коридора торгового центра, прячась за спиной отца, и стыдливо прикрывала лицо ладонью. На секунду камера поймала её взгляд из-под ладони. В синих кукольных глазах было столько страха, что я не смог сдержать улыбки удовлетворения. Вокруг мелькали назойливые журналисты, задавая десяток вопросов в секунду. Сложилось ощущение, будто папарацци поймали двух звёзд с мировыми именами, столько внимания было приковано к этой семейке.

Весь сюжет длился около пяти минут.

Но мне этого хватило для того, чтобы получить свою порцию удовольствия. Сегодня в городе нет ни единого человека, кто не узнал о существовании Мари и эго её должно натешиться вволю. Моим желанием не было расстроить её отношения с одноклассниками, ведь она никогда не стремилась к популярности, в отличие от Юты. Она держалась особняком ото всех. В ней нет и капли неискренности. Если человек не нравится Марианне – он знает об этом, несмотря на то, что не особенно спрашивает её мнение на этот счёт. Она не пыталась любезничать и улыбаться, предпочитая обрубать с плеча нежелательные контакты. Сплетни. Лживые ухмылки. Двуличие. Желание казаться лучше. Лицемерие. Это всё не про Мари. Её нужно принимать такой, какая она есть. Со всем набором минусов, которых у неё куда больше, чем возможно выдержать. Нетерпимая. Высокомерная. Неприятная. Правильная до зубовного скрежета. Как бы мне хотелось поменять местами их с Ютой. Эти девочки родились не в своих телах. Грубовато угловатая по телосложению Юта куда лучше бы смотрелась с фарфоровой кожей и кудрями Мари, в глазах которой укрывался целый океан.

Кстати, я вспомнил Юту не просто так. Меня можно поздравить, ведь теперь мои кроссовки не одиноки. Итак, история с самого начала. Однажды Нильс зашвырнул мои спортивные кеды на сетку под потолком школьного спортзала. Достать их оттуда не представлялось возможным, поскольку высота зала около пяти метров. Я растерянно крутился под сеткой на прицеле объектива камеры Макса и со звуковым оформлением в виде гогота Нильса, складывающегося напополам от моих попыток выбить свою обувь из сетки волейбольным мячом. Они заливались так, будто ничего смешнее в жизни не видели. И вот сегодня, спустя полтора года, я не смог не обратить внимание на то, что теперь рядом с ними валяются два розовых кроссовка, усыпанных стразами. Сомнений не оставалось. Только Юта одевалась подобным образом. Наблюдая за её обувью во время разминочного бега, я представлял, как она стояла в центре зала и растерянно смотрела в потолок. Она не пыталась сбить их оттуда, в этом я не сомневался ни секунды, такое поведение ниже её достоинства. Она всё еще возносит себя над другими, несмотря на то, что класс называет её исключительно «стукачкой» и каждый её выход сопровождается громким стуком. «Стук-стук, я твой друг» – звучит ритм в монотонном грохоте их карандашей о парты. Сжимая кулаки, Юта держится из последних сил. Меня удивляет, почему она не пожалуется маме. За единственного и выстраданного ребёнка, она разорвала бы обидчиков в клочья, а потом перевела бы свою дочь в ещё более элитную школу, назло всем этим подонкам.

Сначала Нильс, унизившийся на уроке литературы. Потом Юта. Теперь Марика, с готовностью бросившаяся выполнять моё задание. Что с ними не так? Почему они не подключат к этому родителей? Ладно, я. Мои предки всегда стремились доказать мне, что со всеми проблемами я должен управляться сам, без их участия, потому что чем дальше, тем больнее и тяжелее.

– Сам разбирайся со своими друзьями. Потом вспомнишь отца, когда возьмешь свой первый кредит и будешь месяцами жить на акционных макаронных изделиях, – любил повторять мой благословенный родитель, считая себя хорошим воспитателем.

Этим отношением, я больше, чем уверен, он прикрывал своё наплевательство на меня. Его интересовала моя жизнь не больше, чем судьба дворового пса Чёрного, которого я подкармливал остатками гречневой каши.

Отец не замечал бурые синяки на моих руках, после скручиваний Нильса, когда тот ухватывался за мои предплечья двумя ладонями и начал вращать кожу в разные стороны. Следы от его пятерней растекались на следующий день багровыми кровоподтеками, и я стеснялся надевать рубашки с коротким рукавом. Однажды я немного отрастил волосы, потому что увлекался рок-культурой, и стянул их резинкой. Мне очень шла подобная прическа. До той поры, пока Нильс не решил поджечь зажигалкой мой хвост. Волосы тлели, а они с Максом оба давились от смеха, снимая меня на камеру. Но потом огонь разгорелся, и я едва смог обойтись без ожогов. Вовремя подоспела Юта. Сорвав со стены огнетушитель, обдала меня пеной с головы до ног. Она отругала парней за покушение на жизнь и проводила меня в класс, очень вежливо уговаривая не рассказывать никому о происшествии. Я, конечно, сделал это ради неё. И некоторое время жил спокойно. Даже расслабился, подумав, что ребята раскаиваются в содеянном. Но слишком рано я спустил их со счетов. Прямо на линейке, где директриса проводила награждение почетными грамотами победителей общегородских олимпиад, эти двое вытащили ремень из моих брюк и сорвали с меня штаны. Я стоял в первом ряду. Вся параллель видела мои красные трусы в белый горох, которые сшила для меня мама. Как раз свою грамоту получала Марика. Забыв про благодарности и взаимное пожатие рук, она уставилась на меня с вытянувшимся от удивления лицом. С похожими эмоциями стояли все девчонки из параллели в стыдливых смешках, прикрывая ладонями нижнюю половину лица. Все пацаны ржали. Как стадо лошадей, а громче всех, конечно, Максимус с Нильсоном. Эти двое уткнулись лбами в стену, заливаясь от хохота и, буквально, рыдали. Что бы сделал на моем месте любой отчаявшийся ученик? Ухватив штаны одной рукой, другой я взял мусорное ведро и врезал