Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного) - Михаил Савеличев

Одиноко стоящие Слава и Вадим дискомфорта не испытывали. Они пытались разгадать загадку.

Слава очнулся, встретившись с раздраженно-удивленным взглядом Марины. Она демонстративно барабанила по столику сложный мотив и качала головой. Ничего стоящего в голову пока не пришло. Но он не сомневался, что готовое решение у него уже есть. Оно глубоко зарылось под снегом памяти и вытащить его оттуда вряд ли сейчас удастся. А если все же и вытащишь, то ни за что не признаешь в этом уродливом зародыше единственный и вымученный поступок. Всему свое время и оно должно прорасти, с ним нужно смириться - постепенно, не торопясь и никого не обижая.

Пока лучше не знать, что можно от себя ожидать.

- Ты ошибаешься, - сказала Марина, перестав барабанить, - очень ошибаешься. Во всем. Тебе кажется, что так будет лучше. Ты даже видишь в этом определенные жертвы со своей стороны, - уголки ее губ обвисли, отчего лицо стало не печальным, а брезгливым.

Славе показалось, что она сдерживает слезы, но Марина, как-то это уловив, тряхнула головой:

- Не дождешься. Если кому и плакать, то только не мне. Я не просыпалась от потерь на зареванной подушке. И не кривься, пожалуйста, словно я тебя поймала за онанизмом. Можешь молчать, но скажи - неужели все действительно так? Кивни головой, подморгни.

Оксана допила кофе и спросила:

- Хочешь погадаю на кофейной гуще? Я умею, - она покачала чашку и с громким стуком бухнула об стол. Слава даже вздрогнул от неожиданности.

Дверь в чайной снова хлопнула, Марина кивнула посетителю через голову Славы, сам он не обернулся. Поежился от холода. Было обидно. Будто бы Марина своими словами невзначай, походя разрушила нечто скрываемое в его душе - как взрослый наступает на песочный городок. А если уж честно себе признаваться, то обижался он на себя - слишком хвастал и гордился прекрасным замком. Даже близкий друг не выдержит искушения специально сесть на него.

- Странно, - сказала Оксана, затушив в блюдечке сигарету, - первый раз такое вижу. Смотри, - она наклонила чашку. Гуща застыла идеально ровной лужицей, без волн и просветов. - Наверное, кофе плохой. Нужно в город сходить. За вечным двигателем его хорошо готовят.

Слава смотрел на своих женщин и у него случился приступ целомудрия, как он это называл. Сквозь розовые очки он видел в этих глазах себя. Таким, каким он должен был быть, и даже был, но, увы, не был. Он ясно чувствовал то, чего от него ждали, и это ожидание, как обычно, не шло дальше формальных определений приличного человека - ум, мораль, отношение к женщине. Тут нет нужды даже соответствующее выражение на лицо вешать - кто запретит быть эксцентричным? - просто нужно слегка напрячься и иметь. Ритуал ухаживания, скучный, как и всякий инстинкт, но доставляющий минутное удовольствие от того, что кому-то угодил. Окажись они сейчас в соответствующих условиях, и он бы не решится пойти дальше поцелуев.

- Как мы с тобой давно, - горестно констатировала Марина. - Кажется, что в руках у тебя вечность, и она действительно у тебя, но вот сам ты, дружба, просто любовь...

Она пошевелила пальчиками:

- Изначально допущенная ошибка, воплощение теоремы Геделя в жизнь.

Оказалось, что Оксана с силой стискивает его руку. Косточки пальцев встали неудачно и в кисти нарастала острая боль. Слава изнутри грыз щеки и губы, не давая себе закричать. Она отпустила:

- Прости. Я никак не пойму где начало или, хотя бы, конец. Тебе никогда не казалось, что жизнь потеряла... не то, что смысл, его и нет... а какую-то привязку к внешнему миру. Просыпаешься и кажется, что нужно в школу, а на дворе август, впервые встречаешься с человеком, а он оказывается давним твоим однокашником. Спутанный котенком клубок событий, без смысла, просто так.

Интересно, что было, если бы они смогли поговорить. Вот сейчас (хм, где - сейчас?), вот здесь или там - тоже здесь. Жалость его уже давно отпустила. И почему у сожаления привкус горечи? А если - абрикоса? кофе? тысячи иных вещей, насильно привязываемых, связываемых с человеческим бытием - цвета, вкуса, смысла, цели не имеющих. И зачем он себе лжет? Вообще, что он ищет? Любви? Ерунда. Какая в эти годы любовь, даже если иных и не будет?

- Пойдем? - предложил он.

Они встали и пошли. На улице шел дождь, но в школе было тепло. Черные и фиолетовые тучи стекали с неба бурыми лохматыми потеками, все ходили притихшими и слегка ежились от противного дребезжанья окон. Ветер не уставал рваться внутрь, но его не пускали. В кабинет литературы тоже.

Сумки и портфели были свалены в кучу у самого входа. Для сохранности некто догадался сцепить их ремнями, пристегнуть карабинчиками. Только несколько дипломатов избежали этой участи - их использовали в качестве сетки для напольного пинг-понга. Жующие пончики зрители наблюдали, как сражаются Витя и Ольга. Витька делал слишком уж заумные и верченые подачи, шарик оставлял вмятины в коже дипломатов, а Ольга, вцепившись в ракетку обеими руками и напряженно наклонившись так, что открывался чудесный вид на ее панталончики, ждала своей очереди. Мужская половина болела за панталончики.

Слава держал Оксану за руку. Не хотелось ее отпускать. Но она высвободилась, поправила Ольгино платьице, в основном безуспешно, шлепнула ее по спине, заставив выпрямиться, вернулась к Славе и положила его руку себе на талию.

- А я и не пялюсь, - оправдался он.

- А я ничего и не говорю.

Стоявший поблизости Дима выкусил от сочного, в угольных пятнах, словно солнце в пик активности, пончика громадный кусок, в стороны полетели брызги горячего джема. Славину щеку обожгло и он от неожиданности вздрогнул. Любопытный палец вляпался в яблочную сладость. Пришлось его облизать.

- Осторожнее, чучело.

Поглощенный хлебом и зрелищем, Дима не ответил.

- Слава, - дернула его за рукав Алена, - ты что с Бубновым Вадиком сделал?

- Каким таким Бубновым? - от удивления с деланным грузинским акцентом спросил Слава. Руке, лежащей на упругой талии, было горячо и потно. Истома охватывала все тело. Пожар распространялся. Огонь прокладывал себе путь в груди, охваченное раскаленным обручем сердце билось редко, но настолько сильно и громко, что пиджак заметно колыхался, а в рекреации возникало слабое эхо. Волосы намокли, пот попадал в глаза и заставлял раздраженно жмуриться. Пришлось заставить себя отпустить Оксану, хлопнуть ее по попе и подойти к Алене. К счастью, она ничего не ела.

- Ну?

- Что - ну? - мстительно прошипела Алена.

Слава посмотрел на нее сверху вниз. Она была самой маленькой в классе и еще какой-то несформировавшейся - худой и голенастой, а лифчик носила исключительно из принципа. Ничего особенного, но общение с ней было приятно - редкий человек, о котором сразу забываешь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});