Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного) - Михаил Савеличев

Честность, тоскливо осознал Слава. И ее тоже нет. Это еще хуже. Зачем привязываться к реальности? Дождь или снег? Лучше синева, холодная белизна облаков. Вот что никогда не надоедает. Вечность и скоротечность, эфемерность. С ними не поспорить, не потягаться. Они требовали уважения или такой же вечной унылости дождя. Спасение в чрезмерности, он понял давно.

Слава закрыл глаза и прижал ее ладонь к щеке. Эгоист. Я люблю в них себя, свое отражение, столь разное, что мне никогда не выбрать между ними. Где я лучше? В фас или профиль? Слева или справа? Надежный и верный друг или любовник? Страсть или родство?

Он взял ее ладонь и поцеловал. Кончик языка тронул шершавую и горьковатую кожу. Слава был тут нежен и улыбался. Идеал еще не расплылся, он оставался чистой идеей и, даже теперь можно было гадать о цвете ее трусиков. Его большой палец погладил Оксанино запястье. Сердце билось неспокойно. И почему тебя так зовут?

Света прибавилось и он, щурясь, повернулся к Оксане. Она, как всегда, выглядела немного смущенной. Четко очерченные полноватые губы дрожали, выбирая приличествующее выражение - слегка виноватую улыбку или спокойную неподвижность. Глаза прислушивались к телу, прямые ресницы прикрывали их плотной циновкой. Высокая, она к тому же очень прямо сидела на стуле, упершись ладошками в никелевую окантовку. Вот оно, решил Слава. Неустойчивое равновесие между "да" и "нет". Мгновенное сомнение уже после того, как все решено, но еще может быть переиграно. Поэтому ты их так и любишь - они непредсказуемы и умеют играть по своим правилам.

- А тебе хотелось иначе? - удивилась Марина. Дождливый сумрак заливал столовую, словно неуловимый дым, искажая предметы и звуки.

Слава прикоснулся пальцем к кончику носа - холодный. Начинать разговор не стоило. В конечном счете, можно устроить вот так, как здесь, сейчас.

- Ты очень ошибаешься, Славка, - сказала Марина и до него впервые дошел смысл выражения - "ядовитый ответ". Вот теперь и думай - в чем ошибаешься и, к тому же, - очень. Версии лениво шевелились на дне мыслей, как водоросли в ручье - нечто определенно зеленое, спутанное и бесконечное. Лезть туда, в холодную воду, не стоило.

- Будешь что-нибудь? - вяло отмахнулся он.

Марина промолчала.

Оксана не ответила.

Слава осмотрелся и решил все-таки купить пожевать. Еда и успокаивает и позволяет безнаказанно выдерживать паузы. В кармане звенели монетки - не пфенинговая мелочь, а весомые десятимарковки, избежавшие пленения в катькиной копилке. Зажав их в руке, он пропустил перед собой изголодавших малышей, накупивших ворох сосалок и жвачек, попросил у Маши апельсиновый сок и взял кофе. В дверь дуло, знобкая непогода цеплялась за голую шею. Кто-то передумал заходить и там мелькнула почерневшая красная кирпичная стена.

Поколебавшись что кому дать, он кофе пододвинул Оксане. Марина, улыбнувшись, попробовала сок.

- Спасибо, Славик, - нежно улыбнулась Оксана. Очки ей очень шли. И еще ему нравилось, что она слегка переживает, немножко - с еле слышным цоканьем языка, с розоватыми пятнами на щеках. Оксана засмеялась:

- Это только румян! И пудра.

- Тебя смущает? - догадаться о предмете смущения он предоставил ей самой.

- Как-то странно, - призналась она. - Ничего необычного я не вижу, но в то же время кажется, что занимаю не свое место. Ну, вроде как с женатым мужчиной встречаюсь.

Слава хмыкнул. Получилось несколько противно. Хорошо, что сопли не разлетелись.

- Слушай, - как будто вспомнила Марина, - а зачем ты меня к Ольге отправил, а сам на лавочке сидел, мок как котенок?

К делу вопрос не относился, но он накренил плоскость разговора, и затеплившаяся беседа побежала каплей по дну стакана.

Тут было гораздо теплее. Родная школа согревала и Слава почти покаялся, что не устроил все наоборот - любовь и тепло, страсть и холод.

Он взял их за руки.

- Мне хочется вам сказать...

Марина терпеливо подождала, но фраза провисла ослабшей веревкой и она капризно спросила:

- Мы уже на "вы"?

Оксана промолчала.

Подобрать слова оказалось трудно. Общие, давно придуманные, написанные в тысячах книг, в здешних местах они не смотрелись. Вернее, их невозможно, оказалось, разорвать пополам. А потом он понял - почему. Нельзя одновременно смотреть в лица девушек, а снегу все было безразличным. Там пробежала мокрая кошка, оставив хвостом длинную царапину.

- У тебя интересная манера говорить, - заметила спокойно Марина. - Вроде и слова русские и фразы понятные, а то, что тебе действительно нужно, остается тебя во рту.

Она отодвинула стакан:

- Есть хочется.

- Я схожу, принесу что-нибудь?

- Мне не надо, - пожала Оксана плечами.

- Очень любезно, - пожала Марина плечами.

На поднос уместились винегрет с куском проржавевшей селедки, плескавшееся через края пюре и хлебная котлетка. Слава вздохнул и поменял все это на картофель-фри, отбивную с зеленым горошком, столичный салат в квадратной вазочке. Было еще и мороженое - редкость в школьном буфете, но оно быстро закончилось - Славины пальцы только скользнули по росе, покрывшей его холодную фольгу с пингвином.

- Разрешишь? - лизнул брикетик успевший Вадим.

- А ничего девочка, - кивнул он назад. - С Мариной расплеваться решил?

- Пока не знаю, - расплачиваясь за обоих, сказал Слава. - Может, ты что-нибудь посоветуешь?

Они отковыляли от начавшей шуметь очереди и затаились среди шума. Вадим делал вид, что не смотрит в сторону Оксаны, по страшному кося глазами, откусывая пломбир большими кусками и после каждого укуса тыча им в Славино лицо. Слава, впрочем, угоститься не успевал - Вадим не терял контроль.

- А она - ничего, - одобрил он.

- Странный комплимент, - сделал очередную неудачную попытку угоститься Слава. - Ты, случаем, не буддист?

Вадим притопнул костылем.

- Везет людям. Я тебе завидую. Талант у тебя - ты умеешь из толпы девчонок выдергивать.

- Это как?

- Посмотри, - прицелился он в нее костылем, - сидит девочка. Коричневое платьице, черный передник, стриженные волосы. Заметь, сидит она на моем ряду, на траверзе моей спины. Видел ее, не спорю, улыбался, разговаривал, но не замечал. Пришел ты, посадил ее там и теперь половина школы на нее пялиться.

Оксана загадочно улыбалась в чашку. А полшколы на нее действительно пялилось. Не открыто, а, словно сговорившись и что-то о ней зная, не обидное, а замечательное, поглядывали на манер Вадима - искоса, украдкой, слегка улыбаясь, рассеяно лаская вроде случайными взглядами. Движение по подвалу к этому времени замерло - все сидели за столиками или стояли у стойки, перекусывая, запивая и чавкая. Особо никто не разговаривал, взывая к жизни уютную тишину ритуальным позвякиванием столовых приборов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});