Неповторимое. Книга 3 - Валентин Варенников

На следующий день в 11 часов утра я предстал пред ясны очи начальника Генштаба. Он, конечно, проявил полное радушие. Встретил меня у порога, провел и усадил за приставной столик, сам сел напротив, заказал чай и, заметив, что ему известен мой разговор со Шкадовым, перешел к изложению своих мыслей по поводу военно-политической обстановки в мире в целом и особенно вокруг Советского Союза. Далее долго говорил о наших Вооруженных Силах, о роли и месте Генштаба в вопросах их строительства, развития, поддержания высокой боеготовности. Весьма четко изложил задачи главного оперативного управления в общей системе Генштаба. О том, что этим важнейшим управлением должен руководить только тот, кто имеет богатую войсковую практику.

— И склонность к этой работе, — добавил я, — а у меня ни склонности, ни желания.

— В отношении желания мы еще поговорим, а что касается склонности, то любой военный, который покомандовал корпусом, армией и тем более округом, да еще окончив Военную академию Генерального штаба, конечно, имеет склонность и к командной, и к штабной работе, может быть и не замечая этого. Эти две способности должны у него гармонично сочетаться. Тогда он будет отвечать своему предназначению. Теперь о желании. На мой взгляд, желание у офицера угасает, если он видит тупиковое свое положение и тем более нулевую перспективу. Я же считаю, что, побыв первым заместителем начальника Генерального штаба, тем более после округа, конечно, можно рассчитывать на самостоятельный участок в нашей общей иерархии.

— Товарищ маршал, я вполне удовлетворен своим служебным положением, совершенно не представляю себя в другой должности и буду стараться то доверие, которое мне оказано, оправдать, командуя Прикарпатским военным округом. Как я понимаю, сейчас особых претензий к округу нет. Если позволят командовать и дальше, то я постараюсь, чтобы обстановка в округе была еще лучше. Но я готов пойти и на Дальневосточный военный округ.

— Вы понимаете, Валентин Иванович, — Огарков встал и начал ходить по кабинету. Я тоже встал. — Да вы сидите! Я похожу. Конечно, к округу претензий нет. У вас там все налажено. И, естественно, таким слаженным механизмом может теперь успешно управлять другой. У нас в Генштабе тоже все налажено, но мы взялись за проведение реформ, которые должны обеспечить максимальное совершенствование наших Вооруженных Сил. У нас с вами по большинству принципов реформы — полное единство. Есть и разногласия, о чем мы уже говорили в прошлом году во время проведения опытных учений. В этих условиях для Генштаба очень важно, чтобы его руководство мыслило одними категориями. Вот почему я считаю, что ваше место на этом этапе должно быть в Генеральном штабе.

И далее Николай Васильевич стал по полочкам разбирать все элементы реформ. Вначале виды Вооруженных Сил, затем рода войск, потом систему военных комиссариатов и мобилизацию, а в конце — гражданскую оборону. Мы и здесь с ним поспорили. В том числе и о гражданской обороне, которую он, во-первых, хотел объединить с военными комиссариатами и, во-вторых, сводил функции гражданской обороны к защите объектов и недопущению аварий. А если они произошли — к быстрой ликвидации последствий (особенно во время войны). Я же доказывал, что военкоматы и органы гражданской обороны совершенно несовместимы, хотя у них и есть общие вопросы по проблемам мобилизации, где они должны тесно взаимодействовать. Что касается задач гражданской обороны, то я был убежден в том, что они не должны ограничиваться только перечисленными выше функциями (хотя это имело исключительное значение, что подтвердила Чернобыльская трагедия). На мой взгляд, руководство гражданской обороны должно отвечать и за глобальные проблемы, поэтому обязано выступать в государстве органом, который мог бы входить в правительство с предложениями. Например, о принятии мер по недопущению катастроф в районах, постоянно подвергающихся наводнениям, сходам селевых потоков, землетрясениям. В условиях дальнобойного и высокоточного мощного обычного оружия, конечно, неприемлемо, что различные виды оружия и боевой техники (например самолеты) создаются на многих заводах, которые разбросаны по всей стране (а строительство кораблей — тем более). Наконец, гражданская оборона, на мой взгляд, должна всячески оберегать природу, заботиться о том, например, чтобы не «умирал» Арал, не переполнялся Каспий, «не задыхалось» Черное море от подпора со дна мертвого слоя и т. д. Поэтому к гражданской обороне можно было бы добавить и слова: «и защите природы».

Такие вот были в то время рассуждения. Николай Васильевич посмеялся над последней идеей, но сказал, что «это на далекую перспективу».

А в целом мне импонировало, что Огарков допускал свободную дискуссию и делал это с увлечением. Я не мог подозревать его в том, что это были хитроумно расставленные сети, в которые я угодил, и он затащил меня с их помощью в Генштаб. Нет! И во время многих лет пребывания в Генеральном штабе у нас часто бывали непринужденные долгие разговоры по различным проблемам.

Но сейчас все невольно получилось так, что я действительно выступал как работник Генштаба, и Николай Васильевич сказал:

— Валентин Иванович, вы чувствует, что уже погрузились в генштабовскую жизнь?

— Да нет, я этого не чувствую. Мне кажется, что на моем месте любой командующий войсками высказался бы так же, как и я. Но ход мыслей, разумеется, у него был бы свой.

Николай Васильевич сел к столу и, глядя мне в глаза, откровенно сказал:

— Валентин Иванович, я очень прошу вас согласиться с нашим предложением. Это имеет исключительное значение для Генштаба и для меня лично.

Произнеся эту фразу, он продолжал смотреть мне в глаза. Меня тронула его откровенность, но еще больше — какая-то недосказанность. И я «дрогнул»…

— Товарищ маршал, конечно, если требует дело и у вас все варианты исчерпаны, я вынужден согласиться. Но прошу вас иметь в виду, что мне не хочется расставаться с округом — живой и интересной работой. Если я буду назначен в Генеральный штаб, то позвольте надеяться, что со временем вы отпустите меня в войска, — сказал я.

Николай Васильевич сразу оживился. Молча пожал мне руку и тут же, в моем присутствии, позвонил министру обороны, доложил, что вопрос решен. Тот что-то ему сказал, на что Огарков ответил, что прямо сейчас переговорит со Шкадовым и с Савинкиным (заведующим отделом ЦК по административным органам). С Иваном Николаевичем Шкадовым они условились, что через час последний доставит на подпись министру обороны представление в ЦК КПСС и затем отвезет его Савинкину. А с Савинкиным договорился, что он организует завтра мою встречу с секретарем ЦК КПСС.

Дальше мы разобрали план моих действий. Договорились, что я остаюсь на завтра, а затем, после представления, улетаю в округ. Вслед за этим придет шифровка о моем назначении в Генеральный штаб на должность начальника Главного оперативного управления — первого заместителя начальника Генерального штаба, а на мое место будет назначен генерал-полковник В. А. Беликов (все-таки Беликов!). Учитывая, что свободных квартир в Москве не было, было решено, что временно я остановлюсь на одной из квартир Главного разведывательного управления, о чем Николай Васильевич сразу же переговорил с его начальником генералом армии П. И. Ивашутиным.

Ровно в 15.00 следующего дня Савинкин представил меня секретарю ЦК члену Политбюро ЦК КПСС Г. В. Романову. Он расспросил о положении дел в округе и на Западной Украине. Поинтересовался, как я понимаю свои задачи в Генштабе. Обрисовал в целом военно-политическую картину, рассказал подробно о нашей оборонной и военной промышленности, «с которой Генштабу надо заниматься очень плотно», — подчеркнул он.

Вечером я был уже во Львове. У трапа меня встречал фактически весь Военный совет — они уже знали, что всё кончилось, и стояли, как темная туча.

Итак, меня с болью и страданиями вырывали из ставшего мне родным Прикарпатского военного округа и насильственно внедряли в Генеральный штаб. Хотя против своей воли и желаний формально я дал согласие на такое назначение.

Конечно, расставание с округом — это не прощание навечно. Но отрывать от того, что было создано с личным твоим участием, от того, что выросло у тебя на глазах и радовало всех, а самое главное — расставаться с коллективом, с которым прекрасно работалось и служилось многие годы и с кем делились все горести и радости, удерживалось лидерство в Вооруженных Силах, — было тяжело, больно и горько. Радовало лишь то, что меня нельзя было сравнить с капитаном, который бежит с тонущего корабля. Наоборот, «корабль» отлично выглядел и был на полном ходу. Но все равно на душе было тяжко.

На следующий день пришла шифротелеграмма о моем назначении в Генштаб и о назначении генерала В. А. Беликова командующим ПрикВО. А еще через день пришел письменный приказ министра обороны о моем назначении и постановление Политбюро ЦК и Совмина, а также приказ министра обороны о назначении В. А. Беликова. Было видно, что руководство явно торопится. Несколько месяцев на должности начальника Главного оперативного управления никого не было — эти обязанности исполнял первый заместитель начальника ГОУ генерал-полковник И. Г. Николаев. Кстати, прекрасно со всем справлялся. Это был классический генштабист, каких за всю историю Генштаба было всего несколько человек. И мне было совершенно непонятно, почему его не назначают начальником. Ведь это же чистейший формализм, когда говорят, что надо, чтобы командовал армией, округом. Надо, чтобы была «свеча» в голове, а не ступеньки этой служебной лестницы! Конечно, командование крупными соединениями войск, несомненно, обогащает знания, дает опыт, а это сказывается и на определенных масштабных решениях в области строительства и развития Вооруженных Сил. Но не это главное. Главное — это ум. А этого у Ивана Георгиевича Николаева было значительно больше, чем у некоторых других.