Про две жизни и одну смерть - Ольга Пряхина

и посмотрела на свои грязные исцарапанные руки. — Мне нужна одежда, — сказал она и вспомнила, в каком виде стояла тут перед едва знакомым мужчиной.

— Чистая? Точно, — сказал Редьярд и хлопнул себя по лбу.

— Хоть какая-нибудь, — пробормотала Агния и обхватила себя руками.

Редьярд уверенно подошел к одной из стен, открыл дверцу и достал из глубин точно такое же облачение, какое носила сейчас Агния. Редьярд и сам был одет подобным образом и совершенно не смущался своего бесстыдного наряда.

— Такое сейчас носят. Непривычно?

Агния только вздернула подбородок, показывая, что её этой мелочью не смутить. Хотя сама она старалась не смотреть лишний раз на Редьярда, еще чего. Не будет же она пялиться на чужое тело, неприлично обтянутое тканью. Да что такая одежда скрывала? Проще голым ходить, мысленно фыркнула она.

Редьярд открыл дверь и провел Агнию в необычную купальню, ловко покрутив ручки так, что из стены полилась струя воды, напоминая небольшой водопад.

Редьярд пошел к выходу, но потом обернулся.

— Агния… Виндикта, — исправился он, поймав её взгляд, — мы с тобой встречались еще до… — он не договорил, только прижал ладонь к своему горлу, и Агния сглотнула. — Ты меня накормила, сестрёнка. Помнишь?

Странно было слышать такое обращение от взрослого мужчины, и Агния всмотрелась в твердые линии чужого лица.

— А потом велела бежать. Я убежал.

Агния растерянно моргнула. Глаза! Необычного темного цвета, отливающие золотым. Их она помнила до сих пор. Это и правда тот мальчик? Или у неё прямо из головы извлекли воспоминания о последнем дне, чтобы что?.. Втереться в доверие, обмануть?

Редьярд закашлялся, будто слова застряли у него в горле, и больше ничего не сказал.

— Оставь меня одну, — сказала Агния.

Редьярд поник.

— Поменяю пока постель.

— Не утруждайся.

— Она испачканная, — сказал Редьярд с непонятным смущением, но когда увидел, что Агния не настроена спорить, только вздохнул. — Хорошо, раздобуду еды. Чего тебе хочется?

Еда? Агния о ней и не думала, но прислушалась к себе и поняла, что та злость, которую она прямо сейчас испытывала, зарождалась где-то между её ребер. Она даже руку положила на живот, а тот заурчал.

Агния хотела сказать, чтобы Редьярд уходил навсегда и больше не смотрел на неё с такой тоской, но язык будто онемел. Она повернулась к текущей воде и сделала вид, что занята очень важным делом — проверяла, насколько та горячая.

Дверь хлопнула, и Агния опустилась на бортик ванны почти без сил. Она стала отвратительно беззащитной. Она попала в руки непонятных созданий (точно не людей) и не знала, как освободиться. На неё вывалили столько всего, что Агния при всем желании не в состоянии была отличить правду от вымысла. Могла ли она поверить, что провела столетия как мертвячка, а потом случайно ожила? Могла ли поверить, что помогала уничтожать опасную нечисть? Да она сама из тех, на кого стоило поохотиться!

Отбросив тревожные мысли вместе с грязной одеждой, Агния встала под струи воды и начала смывать с себя пыль и пот. Горячая — даже слишком — вода непривычно сильно гладила её тело. Агния и представить не могла, что снова будет ощущать что-то так ярко. Её кожа быстро раскраснелась от жара, но делать воду прохладнее не хотелось. Она так давно не чувствовала вообще ничего, кроме злости и стыда.

Агния осторожно вела руками по шее, стараясь не дернуть скобы, когда поняла, что её плоть снова целая, а кожа совершенно гладкая.

Это сбивало с толку. Выходило, что рассказ Магнуса оказался правдой.

От горячего пара у Агнии закружилась голова, она перекрыл воду и вылезла, с ожесточением растираясь полотенцем. Потом она поспешно оделась, путаясь в непривычном наряде, и вышла в спальню.

Редьярд испарился.

Легкая обида кольнула Агнию, но она отмахнулась от нее и подошла к стоящему у окна столу. Погребенная под кипой бумаг и инструментов столешница для человека непосвященного выглядела как свалка, но Агния ясно видела хаотичную упорядоченность рабочего места. Механизмы она не узнавала, но когда взяла в руки один из инструментов, тот удобно лег в ладонь, хотя она понятия не имела, что с ним делать. Агния все больше верила в то, что она не в плену. Она и правда что-то забыла. Вопрос только в том, как много?

Один за другим Агния рассматривала исписанные листы. Да, почерк стал строже, более выверенным, но писала точно она. Агния эти записи не узнавала и только бестолково проводила пальцами по строчкам. Расстроенно вздохнув, она потянула на себя выдвижной ящик стола. Там скопилось еще больше бумаг, а на самом дне, спрятанные в неприметной картонной папке, лежали рисунки.

Линии выглядели слишком неуверенными для зрелой руки, хотя наброски передавали образы весьма убедительно. Сначала Агния подумала, что художник несколько раз нарисовал одного и того же человека, но на другом листе эта парочка стояла рядом, улыбаясь друг другу, и Агния поняла, что это близнецы. Другие листы покрывали быстрые и не такие детальные наброски: люди на них сидели за столами и потягивали чай, шептались или смеялись.

Но чаще всего нарисовано было одно-единственное лицо. Её собственное.

Агния на этих рисунках носила темный передник, где-то она хмурилась, где-то натянуто улыбалась, на одном рисунке она и вовсе отрешенно смотрела в окно. Агния достала последний лист. И снова она! На рисунке та Агния заправляла рукой прядь волос за ухо, и рука эта была выписана так тщательно, будто художник увлекся каждым суставом.

В дверь постучали, и Агния дернулась, отбрасывая от себя рисунки, позабыв, что они вообще-то принадлежали ей.

— Это я. Еду принес, — раздался приглушенный голос Редьярда.

Поборов желание промолчать и не открывать, Агния пошла встречать настырного надзирателя.

В руках Редьярд держал широкий поднос, который только чудом не переломился пополам — столько всего на него наставили. Агния придержала дверь, и Редьярд благодарно улыбнулся, бочком проходя в комнату. Пристроив поднос на самом краешке стола, Редьярд, безо всякого уважения к трудам Агнии, принялся сгребать бумаги в одну сторону, освобождая больше места. Увидев разложенные рисунки, он замер, а потом улыбнулся.

— Ты их сохранила.

Редьярд аккуратно провел подушечкой пальца по черным линиям на бумаге. По её, Агнии, лицу. Вопрос о том, кто это нарисовал, почти сорвался с губ, но вместо этого она сказала:

— Надеюсь, ты не думаешь, что останешься и будешь пялиться, пока я ем.

Редьярд почесал макушку, словно именно это