Русь и Орда Книга 2 - Михаил Каратеев

Рыжий быстро нагнул голову, и лицо его внезапно побелело. Он находился в центре круга, поперечником в сажень, выведенного на земле толстой меловой чертой.

– Матерь Божья! Ну, теперь пропал! – простонал рыжий, убедившись, что очерченная вокруг него белая линия плотно замкнута. Ноги его подкосились, он в изнеможении сел на землю, охватив голову руками, и замер, будто окаменев.

В этом коротком разговоре только последние слова рыжебородого были сказаны по-русски, но Вельяминов знал татарский язык и отлично понял суть всего происшедшего: в Орде исстари существовал закон, – хотя многими и позабытый, но еще сохранявший силу, – согласно которому неисправный должник, если заимодавцу удавалось очертить его кругом, обязан был оставаться в этому кругу, доколе не поладит с заимодавцем. В противном случае последний получал право обратить его в рабство, а за попытку выйти из круга – убить.

Из толпы между тем выступил невысокий толстый человек, в чалме и в полосатом халате, и подошел к самому кругу. Его лоснящееся лицо, отороченное черной, холеной бородкой, выражало злорадство и презрение.

– Ну, что теперь скажешь, сын верблюда и гиены? – обращаясь к сидевшему на земле пленнику. – Будешь платить или хочешь, чтобы я продал тебя в Кафу, на галеры?

Рыжый поднял голову и с тоской посмотрел на говорившего.

– Смилуйся, почтенный Касим-ата, – проникновенно произнес он, – Пожди еще малость! Вот завершу одно дело, тогда все тебе отдам сполна и еще полстолька. Богом клянусь! Но для этого беспременно мне надобно быть на воле!

*Кафа – нынешняя Феодосия. Эта древняя греческая колония в Крыму, в середине XIII в. захвачена генуэзцами н пробыла под их властью 250 лет, после чего перешла к туркам.

– Что значит клятва человека, который закопал в землю свою совесть? Все это я уже слыхал от тебя не один раз. Но теперь ты в моей власти, и время лживых обещаний для тебя прошло. Плати или будешь продан!

– Да ты сам помысли: нешто за меня выручишь, сколько я тебе задолжал? А оставишь меня на воле, – не только свое получишь, а еще и наживешь немало!

– Ты лжешь, и если я с тебя что-нибудь получу, то не раньше, чем хвост моего верблюда дорастет до земли! Пусть фряги дадут за тебя только половину того, что ты мне должен, и я скажу, что сделал хорошее дело. А когда я буду вспоминать о второй половине, мне послужит утешением то, что на галерах ты получишь в десять раз больше плетей, чем я потерял дирхемов!

– Смилуйся, почтенный Касим-ата! Ведь сам знаешь, как мне не потрафило. Потерпи еще маленько! Я обернусь!

– Ты не обернешься потому, что тебе больше никто не верит, и ни один глупец не даст тебе в долг товаров. Ведь ты даже собаке своей задолжал кусок мяса!

– Пожди хоть до осени, Касим-ата, не губи! Ведь беда со всяким может приключиться!

– Если беда пришла к тебе, то у меня нет охоты показывать ей ворота своего дома. В последний раз спрашиваю: будешь платить?

– Вестимо, заплачу! Ты только теперь отпусти меня, дабы я мог…

– Не истощай моего терпения, презренный обманщик! Сейчас, когда я заключил тебя в круг, ты больше от меня не уйдешь! Но мои люди могут сходить за деньгами, куда ты укажешь, или отвести тебя в ставку русского великого князя. Если в своей стране ты и вправду такой важный купец, как говоришь, – он за тебя заплатит.

– Не заплатит за меня этот князь, – сокрушенно промолвил рыжий.

– Почему не заплатит?

– Во вражде мы с ним.

– А, понимаю: ты и его успел обмануть! Ну, если так, пеняй на себя. Эй, люди! Надеть на него ошейник!

*Ошейник, на котором было выгравировано имя хозяина раба, служил знак он рабства.

Слуги Касим-аль-Аваха кинулись было исполнять приказ своего господина, но тут Вельяминов, сразу насторожившийся при последних словах пленника, неожиданно для всех выступил вперед.

– Сколько тебе должен этот человек? – спросил он у Касима.

– Две тысячи серебряных дирхемов, – почтительно ответил купец, сразу оценив по достоинству барскую внешность и богатый наряд незнакомца.

– Добро. А фрягам ты его хотел продать за половину того?

– Мне бы, наверное, заплатили больше половины, благородный господин, – промолвил Касим, смекнувший, куда клонится дело. – Этот урус еще не стар и силен, как медведь, в Кафе на таких всегда есть великий спрос…

– Ну, так вот, почтенный, мне тут долго разговаривать недосуг: раз ты сам сказал половину, – тысячу дирхемов за него даю, и ни единого больше! Ежели согласен, – получай деньги, а нет, – вези своего медведя в Кафу или куда тебе любо.

– Тысячи мало. Меньше чем за полторы не отдам.

– Ну, тогда бывай здоров! Он мне и за тысячу не надобен. То я сказал лишь для того, чтобы поглядеть – сам-то ты как свое слово держишь? И теперь вижу, каков ты есть: другого за обман коришь, а и сам не лучше, – промолвил Вельяминов и с достоинством зашагал дальше. Но не отошел он и десяти шагов, как Касим закричал:

– Остановись, сиятельный господин! Я согласен!

– Ну, то-то же, – сказал Иван Васильевич и добавил, уже по-русски, обращаясь к своему дворецкому: – Заплати, Степка, татарину тысячу дирхемов, а этого человека возьми к себе, ежели он голоден, – накорми, а вечером, как стемнеет, приведешь его в мой шатер.

Глава 46

Не знаю, как и благодарить твою милость, батюшка боярин, – низко кланяясь, говорил рыжебородый, когда несколько часов спустяя его ввели в богато убранный шатер Ивана Вельяминова. – Не ведаю я, почто ты меня купил, однако почитаю за истинное счастье быть хош бы холопом у своего русского господина, заместо того чтобы гнуть хрип на каторге, под фряжскими плетьми.

– Как звать тебя и откуда родом? – спросил Иван Васильевич, сидя на постели, покрытой собольей полостью, и пристально разглядывая свою живую покупку.

– Некомат я, сурожанян, батюшка. И скажу не хвалясь: род ной знатен своею торговлею еще с тех времен, когда наш Сурож был под Тмутараканью. Я и досе храню серебряный ковш, даренный пращуру моему Парамону самим Князем великим Олегом Святославичем.

– Как же ты до того дошел, что какой-то поганый нехристь ныне продает тебя на базаре, ровно вола?

– Эх, боярин, не иначе как по судьбине моей пьяный черт бороной прошел! Началось с того, что пограбили меня фряги, когда, назад тому шесть годов, повоевали они наш Сурож. Ну, немало все же у меня осталось, и спустя год нагрузил я три больших будары всяким товаром и поплыл с ними в Трапизону, думая там хорошо расторговаться. Ан и тут ждало меня лихо: уже возле самого грецкого берега потопила нас буря, – сам едва спасся! Воротился в Сурож, соскреб какие были остатки, повез на Русь, только и там мне не потрафило. С той поры торговал помалу в Орде, и все шло ладно, да ведь эдакая безделюжина не по мне, – я обвык вершить большие дела. И вот нонешней весною попутал меня бес: набрал я в долг всяких товаров у тутошних купцов и повез в Булгар. Там хорошо их распродал и закупил на всю выручку пушнины. Плыву в обрат и думаю: ну, теперь сызнова стал на ноги! Только, видать, беду не водою, ни сушею не объедешь: отколь ни возьмись, наскочили в пути новгородские ушкуйники, и вот, я опять ни с чем… А купцам, у которых я взял товары, нужды до того нет, – плати, да и только!

*Нынешний Судак. Это бывшая греческая колония Сугдея, возникшая в III v. на побережье Крыма, позже завоеван славянами и превратившаяся в русский Сурожок. Его торговое значение, особенно в областях, прилегающих к Азовскому морю, было настолько велико, что само море это получило название Сурожского. В X-XII в. этот город входил в состав Тмутараканского княжества, потом был захвачен половцам и, а в 1365 г. – генуэзцами, которые назвали его Сольдаей. Сто десять лет спустя его завоевали турки. В дальнейшем, под властью крымских ханов, Сурож захирел, утратил всякое торговое значение и России достался в виде развалин.

Тмутараканское княжество, или Тмутараканская Русь, – столицей которого был город Тмутаракань, находившийся на Таманском полуострове, напротив Керчи, – охватывала Северный Кавказ и восточную половину Крыма. Существовала уже в IX в., а может быть, и раньше. В XI в. вошла в состав великого княжества Черниговского, и в двенадцатом была захвачена половцами.

*** Князь Олег Святославич Черниговский, умерший в 1115 г., – внук Ярослава Мудрого, – создатель великого княжества Черниговского, к которому он присоединил Рязанско-Муромскую область, Новгород-Северскую землю, земли вятичей и Тмутараканскую Русь, где он княжил до овладения Черниговом.

**** Трапезунд. Он в то время был столицей небольшого, отделившегося от Византии греческого государства, носившего незаслуженно громкое название Трапезундской империи, которая просуществовала с XII в. до 1461 г., когда была захвачена турками.

– Как же ты эдак оплошал, что дал тому басурманину обвести себя кругом? Раз уж такое дело, надобно глядеть в оба! Не случился бы тут я, и быть бы тебе гребцом на каторге.