Мое! - Роберт Маккаммон

— Ее нет дома, — сказал он после десяти звонков. — Она живет в пригороде Энн-Арбора. — Он посмотрел на свои часы с Микки-Маусом. — Обычно она не задерживается допоздна… во всяком случае, раньше за ней этого не водилось. — Он положил трубку, подождал пятнадцать минут и затем опять попробовал позвонить. — Не отвечает, — доложил он.

— Ты уверен, что она все еще там живет?

— В сентябре жила. Она звонила мне, чтобы рассказать о классах, в которых преподает. — Пока Роза и Лаура разговаривали, Марк приготовил себе чашку чая, затем попробовал позвонить в третий раз. Опять никакого ответа. — Глухое дело, — сказал Марк. — Она ведь, я точно знаю, совсем не сова.

Ближе к полуночи Марк опять попробовал набрать номер. Телефон звонил и звонил, но никто не ответил.

— Отвези меня к ней, — сказала Лаура.

— Нет, нет. Это не пойдет.

— Почему нет? Если мы выедем утром, то к понедельнику вернемся. Можем поехать на моей машине.

— В Мичиган? Ничего себе концы! Лаура открыла свою сумочку и вытащила чековую книжку. Ее руки дрожали.

— Я оплачу все расходы, — сказала она. — И выпишу кассовый чек в размере трех тысяч долларов, и отдам вам эти деньги, как только мы найдем Беделию Морз.

— Три тысячи долларов? Леди, вы богатая или психованная?

— Деньги у меня есть, — сказала Лаура. — И они для меня ничего не значат. Я хочу вернуть моего сына.

— Да, это я могу понять. Но я… ну вроде как… мне завтра надо выходить на работу.

— Скажись больным. Вряд ли ты в Рок-Сити сможешь заработать три тысячи долларов за уик-энд.

Пальцы Марка почесывали бороду. Он начал ходить по комнате, украдкой бросая взгляды и на Лауру, и на Розу. Остановился и опять набрал номер. После дюжины звонков он сказал:

— Наверное, уехала куда-нибудь. В путешествие или что-нибудь вроде того. Может, на весь уик-энд.

— Три тысячи долларов. — Лаура подняла чек, на котором было написано «выдать наличными». — Только отвези меня к ее дому.

Роза прокашлялась и поерзала на своем стуле.

— Это куча капусты, Марк. А нам бы машину надо отремонтировать.

— А то я не знаю! — Он продолжал расхаживать, угрюмо опустив голову. Через секунду он остановился. — Без легавых? Поклянись перед Богом: без легавых?

— Клянусь.

Марк нахмурился, пойманный в капкан нерешительности. Он поглядел на Розу, ожидая руководства и наставления, но все, что она могла сделать, это пожать плечами. Для него этого было достаточно.

— Дай мне подумать, — сказал он Лауре. — Позвони мне утром, часов в восемь. Если я к тому времени не дозвонюсь Диди… тогда и решу, что делать.

Лаура понимала, что это самое лучшее, на что она сейчас может рассчитывать. Было уже почти полпервого, время спать, если это возможно. Она встала, поблагодарила Марка и Розу за их гостеприимство и, уходя, забрала чек с собой. Она вышла в холодный ветер, ее тело склонилось под его силой, но хребет ее был еще далеко не сломан. Прежде чем лечь в постель, она встанет на колени и помолится. Эти слова к Богу — слышны они или нет — удерживали ее от того, чтобы лишиться рассудка. Она будет молиться, чтобы Дэвид был жив и здоров еще одну ночь и чтобы ее ночной кошмар с сиренами и снайперами никогда не стал правдой.

Лаура села в машину и поехала прочь.

В доме Треггсов продолжал гореть свет. Марк сидел в позе лотоса на полу, перед безмолвным телевизором, его глаза были закрыты, он молился своему собственному божеству.

Глава 5

РАЗУМНО

Суббота, вечер, 17 февраля.

Завтра — Плачущая леди. И Лорд Джек, ждущий ее и Барабанщика. Ребенок спал, укутанный в одеяло на другой кровати. Этот мотель в Сиракузах, Нью-Джерси, назывался «Камео Мотор Лодж». В нем была тесная маленькая кухонька и вид, на автостраду. Потолок покрывали трещины от вибраций грузовиков, проходящих с грузом в Нью-Йорк и обратно. Где-то перед одиннадцатью Мэри Террор слизала улыбающееся лицо со своей вощеной бумажки, затем поцеловала Барабанщика в щеку и села перед телевизором.

Шел фильм ужасов. Что-то насчет мертвецов, выходящих из могил, чтобы разгуливать среди живых. Они ходили с грязными лицами и ухмылялись, их рты были полны клыков и червей. Мэри Террор понимала их нужду, она знала кошмарное молчание гробницы и запах гнили. Она поглядела на свои ладони. Они были влажными. Боюсь, подумала она. Боюсь завтрашнего дня. Я изменилась. Постарела и потяжелела. А вдруг ему не понравится, как я выгляжу? А вдруг он думает, что я до сих пор стройная блондинка, и я увижу в его лице, что он меня не хочет, и я умру. Нет, нет. Я везу ему сына. Нашего сына. Я везу ему свет во тьме, и он скажет: «Мэри, я люблю тебя, я всегда любил тебя и ждал тебя, о, как долго я тебя ждал».

Все будет классно, подумала она. Завтра тот самый день. В два часа. Еще четырнадцать часов осталось. Она посмотрела на руки, подняв их к глазам. Они чуть дрожали. Психую, подумала она и увидела, как влага на ее ладонях начинает становиться красной, как кровь, сочащаяся из пор. Психую. Потею кровью. Нет, нет, это все кислота. Держись, это надо проехать. Наездница бури. Ода…

Кто-то вскрикнул. Этот звук заставил Мэри подпрыгнуть. Она увидела в телевизоре бегущую женщину, пытающуюся удрать от разваливавшегося полусгнившего трупа. Женщина, продолжая бежать, споткнулась и упала на землю, и преследующее ее чудовище рванулось, набегая на экран.

Экран щелкнул пистолетным выстрелом, и голова живого трупа в осколках стекла высунулась из телевизора. Мэри в трансе ужаса и завороженности смотрела, как вылезает из экрана гниющий труп. У него застряли плечи, но он был весь из костей и мышц, и после секундной борьбы он с горячечной силой вырвался из телевизора.

Комнату наполнил запах плесени и могилы. Перед Мэри Террор стоял живой труп. Ошметки длинных черных волос свисали со съежившегося черепа, и Мэри видела миндалевидные глаза на лице, сморщенном, как печеное яблоко. Рот широко открылся и с шумом дребезжащего воздуха пришли оформленные слова:

— Привет, Мэри.

Она знала, кто пришел к ней из царства мертвых.

— Привет, Чин-Чин.

Холодные пальцы коснулись ее плеча. Она поглядела налево, и там стоял еще один выходец из могилы, и на шее его висели покрытые коркой грязи африканские амулеты. Акитта Вашингтон уменьшился до костлявой и жесткой фигурки, и то, что осталось от его некогда эбонитовой плоти, было теперь лепрозно-серым. Он поднял два костлявых пальца.

— Мир, сестра.

— Мир, брат, — ответила она ему, делая такой же знак. Третья фигура стояла в углу комнаты, склонив набок то, что когда-то было лицом. В жизни это была маленькая женщина, но в смерти она распухла, и что-то темное, поблескивая, сочилось оттуда, где прежде были ее внутренности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});