Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор

Корпорация «Амвэй» развилась в глобального игрока на базе очень простой бизнес-модели: она позволяла людям стать дистрибьюторами хозяйственных товаров, косметики и тому подобной продукции без начальных капиталовложений. Торговые представители зарабатывают не только продажей товаров «Амвэй», но и за счет привлечения новых участников. Местные органы власти, однако, никак не могли взять в толк различие между добросовестными, давно существующими фирмами, и «пирамидами», которые появились в Китае примерно в то же время. К примеру, скандальную известность приобрела одна тайваньская компания, которая сбывала «вибромассажеры для ног» по восьмикратно завышенной цене, тем самым вынуждая своих дистрибьюторов рекрутировать множество новых участников, чтобы хотя бы вернуть затраченные деньги. Разозленные горе-инвесторы, которым были обещаны золотые горы, принялись вовсю критиковать китайские власти за попустительство мошенникам. Кое-кто, лишившись всех сбережений, от отчаянья наложил на себя руки. Другие стали устраивать пикеты под окнами правительственных учреждений. Пекин отреагировал так, как принято среди бюрократов, столкнувшихся с принципиально новой проблемой. В апреле 1998 г. Госсовет, играющий в КНР роль кабинета министров, издал указ, зачитанный в блоке вечерних новостей государственного телеканала: любая деятельность в сфере сетевого маркетинга отныне попросту запрещалась.

Едва переговорщики от полиции начали засыпать Холуилла вопросами, он понял, что их беспокоит нечто большее, нежели мошенничество и общественное негодование. «А нет ли среди персонала «Амвэй» сторонников движения «Фалуньгун»? — спрашивали они. — Кто конкретно проверяет личные дела торговых агентов из Тайваня?» «Один из полицейских открытым текстом велел мне избавиться от всех адептов «Фалуныуна», — вспоминает Холуилл. — Я ответил, что эта мера ничего не даст, а только разозлит американский Конгресс. Впрочем, добавил я, если кто-то возьмется проповедовать в рабочее время, такого человека мы уволим. Полицейский подарил мне пристальный взгляд и сказал: «Советуем быть повнимательней»». Сардонический тон репортажа в иностранной прессе отлично отразил параноидальные настроения, царившие в ту пору среди китайских властей, обеспокоенных появлением всевозможных «амвэев» и «эйвонов». «Неужели за фразой «С толстой сумкой на ремне «Эйвон» в дверь стучит ко мне» кроется тайный, контрреволюционный смысл?», — интересовалась первая же строчка статьи. В глазах китайской службы безопасности именно так оно и было.

В Китае партия плотно контролирует религию, предписывая лишь пять официальных вероисповеданий, причем все службы должны регистрироваться в местном филиале Управления по делам религий. Неправительственные организации и частные благотворительные общества с трудом закрепляются на китайской почве по аналогичным причинам: правительство неохотно идет на регистрацию, которая необходима для создания прочной правовой основы их деятельности. Партийное руководство религией, неправительственными организациями и «дамой из «Эйвон»» базируется на том же принципе, не позволяющем им превратиться в конкурирующие центры власти.

Хотя в глазах Запада сетевой маркетинг выглядит вполне невинным, в Китае эта практика напоминает зажигательную гранату, начиненную всеми теми компонентами, что так беспокоят КПК, едва речь заходит о религии и неправительственных организациях. Собрания привлекли десятки тысяч людей, которые — следуя своей вербовочной роли — выходили к трибуне и разражались вдохновляющими речами о том, какие блага принесла им эта деятельность. Герберт Хо, работавший на «Амвэй», вспоминает, как некий мужчина на одном из таких собраний жаловался, что проработал на партию тридцать лет и ничего за это не получил. «Три года назад я вступил в «Амвэй» и уже накопил достаточно денег, чтобы купить квартиру и послать детей в колледж.

«Амвэй» — мой новый дом», — расчувствовался выступавший. Хо присовокупил: «Чиновникам было неуютно слышать такие речи. Попахивало религией, и китайские власти отнеслись к этой идее очень прохладно». Вдобавок иностранные фирмы порой вели себя опрометчиво; например, одна из компаний легкомысленно назначила вербовочное собрание на 4 июня, годовщину кровавых событий 1989 г.

Некоторое управленцы признают, что полиция в чем-то права. Многие члены движения «Фалуньгун», которым запрещено устраивать сходки, стали вступать в ряды сбытовых групп. Один из сотрудников рассказывает: «Когда наша компания устраивала крупные собрания, фалуньгуновцы тоже собирались в уголке. Правительство лишило их средств к существованию, так что наши сбытовые группы стали для них очевидным местом работы». Правительственные ведомства, отвечающие за внешнюю торговлю и трудовые вопросы, поддерживали респектабельных сетевиков, поскольку они создавали рабочие места и генерировали доходы. Однако этим ведомствам не хватало политического веса противостоять органам госбезопасности и полиции.

Энергичность, с которой правительство и китайские СМИ взялись осуждать сетевой маркетинг, лишний раз подчеркивает озабоченность КПК. Одна относительно либеральная газета на юге страны назвала такие компании «независимыми княжествами, стоящими над законом и напоминающими религиозные культы». Полиция утверждала, что эти фирмы желают контролировать «тело и душу» своих сотрудников. К тому времени слово «культ» стало настоящим политическим жупелом из-за ассоциации с движением «Фалуньгун», объявленным вне закона. Госсовет, критикуя сетевой маркетинг, пользовался формулировками, вполне применимыми и к самой КПК: «организация закрыта для аутсайдеров, механизм функционирования носит секретный характер, а сеть дистрибьюторов охватывает всю страну».

Когда отрасль вновь получила «зеленый свет», правительство распорядилось, чтобы каждый территориальный филиал имел собственный юридический адрес и представительство. Сбыт товаров, таким образом, носил открытый характер, а не осуществлялся как бы тайком, за закрытыми дверями частных квартир и домов. Дистрибьюторы имели право на вознаграждение за лично проведенные продажи, но комиссионные за вербовку отменялись. Для собраний численностью от двадцати пяти до пятидесяти человек (в зависимости от региона) требовалось получать разрешение полиции, оформляемое за две недели, а то и за месяц до намеченной даты. Требования преследовали одну цель: воспрепятствовать появлению «троянских коней» вне сферы государственного контроля. К 2008 г. запретительный пыл властей поостыл, и пара дюжин иностранных фирм все-таки получили свои лицензии. «Амвэй», в частности, инвестировал существенные средства в «связи с госорганами» и выстроил вполне успешный бизнес на китайской почве. Но полиция до сих пор ежегодно устраивает кампании «по ликвидации» нелегальных фирм, занимающихся сетевым маркетингом (обратим внимание на формулировку, обычно употребляемую для рейдов на организованные преступные группы).

Боязнь подрывной деятельности, в свое время приведшая к атаке на «Амвэй» и «Эйвон», послужила причиной еще одной партийной инициативы. На сей раз мишенью стал очередной гигант американского капитализма, «Уол-Март», из которого партия сделала образец насаждения профсоюзов в крупных иностранных фирмах.

«Первая кровь» пролилась в начале 2006 г. в Цюаньчжоу, портовом городе династии Мин и современном центре производства спортивных и туристических товаров. Китайское законодательство разрешает трудовым коллективам объединяться в профсоюзы, однако компании не обязаны их формировать. Поначалу администрация «Уол-Март» сопротивлялся нажиму под предлогом, что ей ничего не известно о намерениях работников учредить профсоюзную ячейку. Но, как только появилось достаточное количество подписей (собиравшихся на полуподпольных ночных сходках за пределами магазина), администрация уже по закону была вынуждена подчиниться этому требованию.

Вообще говоря, американской компании и не требовалось беспокоиться, что профсоюз нанесет ущерб ее бизнесу. Я приехал в Цюаньчжоу вскоре после этих событий, и местный профсоюзный босс Фу Фужун триумфально показал мне ключевой документ, хранившийся в его кабинете. Документ представлял собой один-единственный листок бумаги с тридцатью кроваво-красными отпечатками пальцев,[13] как если бы речь шла о сборе подписей для тайного общества. «Мы никогда не пойдем на упрощенческие меры вроде забастовок, — сказал Фу. — Благодаря профсоюзу будут созданы гармоничные связи между трудом и капиталом». Еще до встречи с Фу его работники невольно укрепили меня в этом же подозрении. Сотрудница, встретившая меня в аэропорту, не носила с собой визитку с указанием профсоюзной должности; вместо этого она дала мне визитку, относящуюся к ее семейному бизнесу — добыче карьерного камня где-то в провинции Хэнань. На следующее утро ее сменил другой сотрудник, но и у него не оказалось профсоюзной визитки — зато была карточка партнера-акционера местной фабрики по выпуску спортивной обуви. Возможно, эти люди и впрямь радовались, что заставили «Уол-Март» сформировать профсоюз, однако никто из них не связывал победу с повышением зарплаты и улучшением условий труда.